Быть пионером непросто, а иногда и больно

Быть пионером непросто, а иногда и больно

В какой-то момент, в самом начале двухтысячных,—говорит председатель совета директоров ОГК-3 Андрей Бугров, — у некоторых крупных российских компаний появились заметные пакеты акций РАО. Акции тогда стоили раз в шесть дешевле, чем сейчас, в 2008-м, и в ситуации ожидания масштабной приватизации в энергетике это было достаточно интересно. Но дискуссия о реформе затянулась на несколько лет, и реальные действия по выведению на рынок оптовых генерирующих компаний съехали куда-то вперед года на три. Казалось, что при правительстве Касьянова процесс пойдет достаточно энергично, но этого не произошло. При Фрадкове мы пошли по второму кругу этой истории, прежде чем реформа двинулась с места и покатилась. Потеряли драгоценное время.

Для взаимоотношений бизнеса и РАО это все какого-то материального значения не имело, считает Бугров. Только некоторым компаниям не хотелось находиться постоянно в ожидании развития событий, и в ряде случаев пакеты акций были проданы. Настоящая игра, считает Бугров, началась, когда пошел процесс дополнительных эмиссий в энергокомпаниях, когда были запущены аукционы по продаже акций. Вот здесь было бы важно, чтобы РАО и новые инвесторы заранее обо всем в деталях договорились. И как раз этого, убежден Бугров, не произошло. Многое делалось на живую нитку.

В конце 2006 года “Интерросе” поддержал решение “Норильского никеля” выкупить дополнительную эмиссию акций ОГК-3. У “Норникеля” уже были в собственности энергетические активы: большой пакет “Ленэнерго”, а также пакеты в компаниях на Кольском полуострове, где у “Норникеля” расположена часть производства.

Ряд западных энергетических компаний проявили интерес к активам ОГК-3. В итоге “Интерросе”, изучив все условия, познакомившись с информацией о компании, решил поддержать участие “Норильского никеля” в аукционе по приобретению акций ОГК-3. Весной 2007 года сделка состоялась, причем по рекордной на тот момент цене—по шестьсот долларов за киловатт установленной мощности.

— Когда сделка была совершена, — говорит Бугров, — вокруг компании вдруг возникло подозрение относительно того, что она не будет вкладывать деньги в развитие новых генерирующих мощностей. Деньги, которые она заплатила, остались в компании, которая теперь принадлежит новому собственнику, и на этой почве кем-то был придуман миф о том, что этот собственник ничего инвестировать не собирается, а что он будет дальше делать, никто не знает. Недоверие и подозрения трансформировались в то, что инвестора захотелось обложить “флажками”, контрольными мерами, которые, по замыслу, должны гарантировать выполнение инвестиционных обязательств. И уже после того, как покупка состоялась, нам ее обременяют дополнительными условиями, невыполнение которых грозит совершенно немыслимыми по размерам штрафами. И все это несмотря на публичные заявления “Норникеля”, что деньги, заплаченные за допэмиссию и закономерно оказавшиеся на счетах ОГК-3, будут потрачены исключительно на согласованные с РАО “ЕЭС” инвестиционные цели.

Больше всего Бугрова и акционеров ОГК-3 поражает тот факт, что новые условия появились уже после того, как сделка состоялась. Возможные штрафы в предложенных размерах, считает Бугров, существенно меняют условия и всю экономику проекта. Тогда надо было бы меньше платить на покупку. Как теперь объяснять директорам и акционерам публичной компании, что ситуация поменялась, что нам вдогонку выставили новые условия...

О том, как возникли новые условия и почему, мы подробно рассказывали в главе “Кошмар на проспекте Вернадского”. Действительно, у Минэкономразвития возникли подозрения или предположения, что новые владельцы, купив компании и став хозяевами заплаченных за покупку денег, могут передумать вкладывать их в развитие генерации. Могут, конечно, и не передумать. Но в том-то и беда, что вопрос как бы отдавался полностью на откуп новым акционерам и не было никаких гарантий, что необходимые и запланированные мощности будут построены.

Проблема также состояла в том, что осознание этой инвестиционной неопределенности пришло в головы реформаторов энергетики уже после того, как пионеры получили свое, то есть первая ОГК была продана. Что было делать? Срочно создавать правила, гарантирующие участие новых владельцев в строительстве объектов энергетики. Иначе правительство готово было просто остановить все IPO, а значит, и собственно реформу энергетики. От Чубайса потребовали “настоящей брони”, чтобы никто не смог уйти от исполнения взятых на себя обязательств. И такие правила были сконструированы. Жесткие и безысходные для тех, кто, может быть, и вынашивал планы купить, а потом посмотреть, строить новую генерацию или нет. Все вновь вступающие в игру частные инвесторы, нравится им или нет, должны эти правила признать и под ними подписаться. Или отказаться от участия в приватизации российской электроэнергетики.

Но как быть тем, кто, как “Норильский никель” и Enel, уже совершили сделку на первоначальных условиях? Для публичной компании изменения задним числом условий сделки неприемлемо, да и сам факт подобной “коррекции” потенциально наказуем в уголовном порядке.

С другой стороны, не требовать изменения условий, пусть и задним числом, Чубайс тоже не мог. В противном случае первые могли оказаться и последними.

Начался многомесячный период нелегких переговоров по “доводке” документации в приемлемое для всех состояние.

В итоге, после шести месяцев нелегких переговоров, после того, как вопрос трижды снимался с повестки заседания совета директоров РАО, в начале апреля 2008 года договор на поставку мощностей ОГК-3 был подписан, и Бугров как член совета проголосовал “за”. Лучший, хотя и небезболезенный способ снять все подозрения в тайных намерениях не исполнить инвестиционные обещания.

Так что быть пионером хорошо, но иногда — тяжело и больно.

Но как бы то ни было, очевидно, что большой бизнес, российский и западный, взялся за провода. И за генерацию. Похоже, что всерьез и надолго, чего и требовалось добиться в результате реформы.