Чтобы с боем взять Приморье

Чтобы с боем взять Приморье

Нет в России другого такого региона, чья история взаимоотношений с РАО была бы столь продолжительно острой, столь публичной, а временами и драматичной. Это связано не только с особенностями географии — где-то там ведь есть еще Магадан, Хабаровск. Многое было завязано на личности Чубайса и приморского губернатора Евгения Наздратенко, который не только Чубайса, но и Ельцина публично осуждал, имел свое мнение по всем вопросам региональной и федеральной политики. Эмоционален, артистичен, решителен, популярен среди своих. По набору этих качеств — ну практически тот же Чубайс. Только цели и убеждения разные. Совсем.

В Приморье постоянно что-то искрило. В прямом и переносном смысле. Край постоянно замерзал, оставался без света, и вся страна если не участвовала, то наблюдала за тем, как приморский губернатор обвинял в своих энергетических бедах главу РАО “ЕЭС”, а тот в свою очередь делал все, чтобы убедить власть и население в том, что проблема Приморья — это сам Наздратенко.

Наздратенко занял губернаторский кабинет в 1993 году. По его рассказам, хозяйство он получил в тяжелом состоянии, обремененное многомиллиардными долгами. Практически все то же, что и у Чубайса в РАО пятью годами позже. Только РАО не мерзло, а горело. Край регулярно замерзал и до Чубайса. Собственно долги образовались от того, что, когда

Приморье замерзало, краевая чрезвычайная комиссия принимала чрезвычайные решения: останавливать составы с топливом, идущие в соседние регионы, разгружать и использовать его на месте. Вот она, региональная геополитика, в действии. Как после этого эти регионы без предназначенного им угля выживали, трудно сказать. Там, вероятно, не было своего Наздратенко, который мог бы откомментировать местные проблемы на всю страну. Но поскольку экстренная разгрузка чужих вагонов с углем была все-таки не грабежом, а чрезвычайной мерой местной власти, то за это топливо его несостоявшиеся получатели выставляли Приморью счета. Они не оплачивались. Долги росли. Напомним, что началось это еще до Наздратенко. Ему достались долги, иски по ним к краю и автоматическое списание пеней и штрафов со счетов краевого бюджета.

— Я был в ужасном положении, — вспоминает Наздратенко. —Детские дома, дома ветеранов без денег, без продуктов — нечем платить.

У Наздратенко есть ощущение если не подвига, то большого и полезного дела, которое он сделал, вытаскивая Приморье из финансовой пропасти. А его тут шельмуют на всю страну. Обидно и несправедливо.

В принципе, Евгений Иванович, став губернатором и сцепившись через несколько лет с федеральным центром на энергетической почве, не замыкался на одного только Чубайса. Он был почти уверен, что в значительной степени стал жертвой сговора журналистов и ряда представителей федеральной власти, что у журналистов федеральных каналов было прямое указание “мочить” Наздратенко.

С Евгением Ивановичем мы договорились встретиться у его работы. Он вышел из Спасской башни Кремля, и мы пошли в какой-то не очень уютный, но вполне подходящий для спокойного разговора офис в одном из зданий на противоположной стороне Красной площади, где располагается, как мы поняли, фирма его знакомых.

— Страна наша большая, — говорит Евгений Иванович, но не переходит, как Чубайс, к вопросам вероисповедания или устройства линий электропередач, а сразу переключается на СМИ, — и люди ее видят такой, какой ее представляют журналисты. Не согласны? На всех телеэкранах только и было тогда Чечня, Приморье, Чечня, Приморье. Журнал “Эксперт” писал, помню: “Владивосток — это Ленинград в годы войны, только не падают бомбы”. Что за ужас и бред? И почему, когда я пятого февраля 2001 года попросился в отставку, шестого у нас сразу же наступили счастливые времена? Никаких проблем ни с топливом, ни с оплатой — ни с чем. Так же не может быть.

Бывший экономический советник президента Андрей Илларионов вообще считает, что против властей Приморья было использовано “энергетическое оружие”. Отставки губернатора там добились, ограничивая энергоснабжение региона и провоцируя кризисы⁴. Когда зимой 2001 года в Приморье случился очередной тяжелый кризис, это уже достало всех, включая президента. Путин послал одного из руководителей администрации, уполномоченного поговорить с Наздратенко о его отставке. Наздратенко ответил, что готов написать заявление. Ему говорят: “Пишите”. — “Сейчас не могу— послезавтра напишу”. Приходит обозначенный день — заявления от Наздратенко нет. Человек из администрации звонит, а губернатор ему отвечает, что, мол, он сейчас в больнице и что, как только выйдет на волю, сразу же напишет. Путин, говорят, разозлился не на шутку. Сам соединяется с Наздратенко. (О факте самого разговора писали газеты**,)

Диалог состоялся примерно такой. “Евгений Иванович, обещали заявление написать?” — “Обещал”. — “Будете слово держать?” — “Конечно, Владимир Владимирович, раз сказал, что напишу, значит, напишу”. — “Тогда берите ручку, бумагу и садитесь писать. Прямо сейчас”. — “Я вот сейчас в больнице, в барокамере. А в барокамере у меня ручки-то и нет. Не могу написать”. — “Не можете — не надо. Решайте сами. Время для принятия решения — десять минут”. Через десять минут звонок от Наздратенко: “Я написал, кому сдать заявление?”

Так закончилась политическая карьера (на данном этапе, по крайней мере) одного из самых заметных, самых влиятельных, особенно в девяностые годы, губернаторов России. Его бескомпромиссная борьба за дешевую электроэнергию для края неизвестно какими буквами вписана в историю российской экономики, политики, электроэнергетики. Приложим к этому руку и мы.

Еще Борис Ельцин пытался уволить приморского губернатора. Не получилось.

— Ну, положим, уволить его пытался я, а не Ельцин, — уточняет Чубайс.

— Значит, не смогли, находясь в администрации президента, решить этот вопрос, дорешали его уже с помощью электропровода? Применили “энергетическое оружие” против политического противника?

Наздратенко как-то даже что-то вроде письменного заявления написал: я идеологический враг Чубайса и всего, что он делает. “Заявление” было оформлено в виде открытого письма Чубайсу и обнародовано 3 марта

2000 года в краевой газете “Владивосток”. В письме Чубайс обвинялся во всех экономических и политических бедах страны. Чубайс был обвинен в “распродаже за бесценок национальных богатств России”, в “разгроме российской энергетики” и в том, что реформы в отрасли носят антинародный характер. В письме Наздратенко обращался к Чубайсу с просьбой

уйти в отставку с поста руководителя РАО “ЕЭС”.

Просьба была отклонена.

— Насчет противника это верно, — комментирует Чубайс. — Здесь Илларионов прав, ничего не скажешь. Но то, что мы сознательно отключали Приморье, чтобы уволить Наздратенко, — это плод больного воображения нашего критика. Неужели кто-то всерьез может предположить, что ради наказания одного персонажа, даже губернатора, мы будем мучить тысячи людей? Что касается энергетического периода наших баталий, то это была уже совершенно другая история. Я даже не пытался унаследованные из прошлого задачи решить на новом месте, в РАО. Жалко и глупо тратить силы на решение вчерашних задач. А в текущих задачах моих в Приморье происходило следующее. Есть заявленная позиция губернатора: энергетикам не платили, не платим и платить не будем. Такая позиция руководителя региона — серьезный сигнал для всех плательщиков. Он “удавливал” тарифы до предельно низкого уровня. И у меня от этого на выходе такая цепочка событий. Забастовка персонала на владивостокской ТЭЦ-2. Потому что если энергетикам не платят, денег на зарплаты нет уже через шаг. Я туда прилетел. Задолженность по зарплате — месяцев восемь. Вторая цепочка последствий — долги “Дальэнерго” по налогам. Третья цепочка — топливо. Мы не платим за уголь и, соответственно, получаем недопоставки угля. Получаем угрозу веерных отключений. Плюс еще Наздратенко переводит все в публичную плоскость, в чем он мастер непревзойденный. “Не позволим этим макроэкономистам из Чикаго ставить эксперименты над Россией, над народом!..” И так далее.

В общем, Чубайс показательно сцепился с Наздратенко, потому что за их отношениями с интересом наблюдали и губернаторы и энергетики. Надо сказать, что у Чубайса все битвы — показательные. В иные он не ввязывается. Это нерационально. Каждый раз это битва Пересвета с Челубеем перед Куликовским сражением. Войско должно видеть, чья взяла. Правда, у реки Непрядвы в 1380 году богатыри бились насмерть и геройски пали оба. Но выступление было показательным, вошло во все летописи и учебники истории. А воодушевленное русское войско разбило татаро-монгол.

Нет сомнения, что Чубайс, ввязываясь в свои битвы, внутренне готов разделить судьбу богатырей. Лишь бы “наша взяла”. Десятки компаний, которые надо заставить что-то сделать или от чего-то отказаться, десятки важных и влиятельных людей, которым надо что-то доказать или которых надо “снести”, если они не изменят свое отношение к проблеме. На все не хватит ни сил, ни времени. Надо выбирать самых заметных, самых сильных и демонстрировать всем либо их сдачу в плен, либо их бездыханные тела. Либо, в самом крайнем случае, самому сложить голову на поле брани. Это рационально и эффективно. Вот победить Наздратенко, чтоб все увидели, — это рационально. Жестко уволить Богана из “Тю-меньэнерго” — это отфиксировали все отраслевые генералы. Ну а то, что все эти годы Чубайс сам периодически повисал на волоске, так это судьба воина.

Наздратенко и сегодня убежден, что тарифы на электроэнергию надо “удавливать”. Он, правда, не использует это слово, но смысл тот же. Надо дотировать как-то стоимость электроэнергии для региона. Иначе Дальний Восток останется без населения. Энергия в регионе слишком дорога и местное производство от этого неконкурентоспособно.

— Да эта дискуссия продолжается до сих пор, — говорит гендиректор Федеральной сетевой компании (ФСК) Андрей Раппопорт, —дотировать или не дотировать. В подходе Наздратенко есть своя доля правды. Это его подход. Есть и другие подходы. У нас был другой.

Меньше всего можно было ожидать услышать такое от Раппопорта, которого осенью 1998 года Чубайс бросил на Приморье.

Тот в РАО отвечал совсем за другие дела: инвестиции и экспорт электроэнергии. Единственная причина, которая объясняла выбор Раппопорта для решения этой задачи, состояла в том, что он служил в десантных войсках, а Чубайс понимал: кому бы он ни поручил Приморье, он посылает человека на войну. И Раппопорт два с лишним года отслужил на этом фронте.

— Сейчас это уже немного подзабылось, но ведь Наздратенко входил в губернаторскую элиту, в число самых влиятельных, — вспоминает Раппопорт, — а там — пять-шесть имен всего: Шаймиев, Рахимов, Лужков, естественно, краснодарский Кондратенко, Наздратенко. Кто-то еще, наверное, ну, может, еще два-три губернатора, и все.

Когда Раппопорт прилетел во Владивосток, он мог столкнуться с тем, что ему негде наводить порядок. В “Дальэнерго” с осени 1998-го внешнее управление, закон, осложняющий банкротство объектов естественных монополий, еще не принят. Существовала реальная угроза распродажи компании по частям за долги. Если бы кому-то искушенному и сильному всерьез понадобилась эта компания, удержать было бы трудно. Везло с тем, что крупный бизнес в сторону энергетики тогда и не смотрел. Съесть компанию никто не планировал, но кормились вокруг нее активно. И все хотели купить долги энергетикам. Это был прямой путь к захвату имущества должников, такой талон на рейдерство, хотя в то время слово это не употреблялось.

Как только Раппопорт взялся за “Дальэнерго”, большое число людей оказались в нем заинтересованы. По непонятным (или по понятным) причинам энергокомпания производила взаимозачеты с теми, кто мог легко расплатиться живыми деньгами. Деньги, без сомнения, были у портовиков и тех, кто работал с рыбой. Но зачем же платить, когда можно зачесть?

— Я долго и мучительно погружался в то, что там происходило. Я ведь до этого АО-энерго не занимался, — говорит Раппопорт. — А когда погрузился, увидел: тотальное воровство, долги, ничего нет живого. Я сидел и не мог понять, что вообще можно с этим сделать. При этом у губернатора даже в мыслях нет погасить долги бюджетников местных перед нами. Я ему говорю: “У нас здесь восемь тысяч энергетиков работает, это же ваши люди, ваши избиратели, им же надо зарплату платить”. — “У вас восемь тысяч, а у меня — весь край, два миллиона” — вот и весь разговор.

Первое, что попытался сделать Раппопорт, это научиться управлять процессом банкротства. Надо было заменить внешнего управляющего, который вел дело к распродаже компании, и поставить надежного человека, не связанного специальными отношениями ни с кем во Владивостоке. Он привез на эту должность Александра Канчина из Находки. Там он работал в Приморском пароходстве, сначала механиком, а потом — руководителем фондового отдела. Его рекомендовал другой находкинец, Валентин Завадников, пришедший к Чубайсу в РАО в то же время, что и Раппопорт. Канчин достаточно эффективно взялся за дело. Вместе с Раппопортом они запретили зачеты без личной визы Раппопорта, что помогло остановить воровство, как-то более или менее стабилизировали ситуацию с зарплатой.

Но “Дальэнерго” по-прежнему оставалось крупным должником и крупным кредитором. Проблема состояла только в том, что долги у компании были перед бюджетом и поставщиками топлива, то есть перед кредиторами требовательными и влиятельными, которые могли надавить, и очень больно. Энергетикам же должны были граждане и муниципальные предприятия. Муниципалов прикрывал губернатор, а с населением вообще непонятно, что было делать.

Еще в самом начале эпопеи в Приморье Наздратенко приезжал к Чубайсу. Согласились, что ситуация в регионе тяжелая, надо бы внешнего управляющего в “Дальэнерго” менять. Договорились согласовать кандидатуру, по-мужски пожали друг другу руки. И еще договорились не гнать волну друг на друга в прессе. Чубайс представил Наздратенко Раппопорта, на том и разошлись. Не успел глава Приморья долететь до Владивостока, в СМИ опять “злодей Чубайс, сколько можно измываться...” и все, что положено в таких случаях.

Прилетевший в Приморье Раппопорт снова попытался договориться с губернатором об информационном перемирии. Но главное, чего он пытался добиться от Наздратенко, — повышения тарифов, которые тот держал, не повышая, годами.

— Послушай, Евгений Иваныч, — пытался убедить его Раппопорт, — речь ведь идет о бутылке водки.

— Какой еще водки?

— Да вот расчеты сделали, и нам, чтобы хоть как-то свести концы с концами, чтобы зарплату выплатить и топливом запастись, нужен тариф, который увеличит расходы семьи в среднем на стоимость одной бутылки водки в месяц. Неужели бутылка водки на семью в месяц — это много?

— Нет, тарифы я трогать не буду, — твердо стоял на своем Наздратенко.

Согласиться с повышением тарифов означало бы для него отказаться от свого политического прошлого. Еще в 1993 году начинающий губернатор выжал из начинающего премьера Черномырдина, прибывшего во Владивосток с большой свитой, знаменитое постановление правительства №1001. В соответствии с ним край получал фантастические льготы по железнодорожным тарифам и давал возможность администрации держать стоимость электричества самой низкой в регионе. Постановление действовало два года. Экономических проблем края оно не решило, но заложило основу для всех последующих энергетических кризисов, которые с завидной регулярностью сотрясали край на протяжении всего срока губернаторства Наздратенко. По сути эти ежегодные энергетические муки края в конце концов и стали одной и главных причин его отставки.

Информационные агентства сообщают, что к сегодняшнему дню энергетический кризис в Приморье достиг своего пика. Без электричества почти на сутки оставались 50 процентов потребителей края. Перестали работать насосные станции, и жители лишились воды, — сообщает Интерфакс. — Остановились заводы и фабрики, закрылись детские сады. Правда, позже временный выход был найден и ситуация, похоже, начала стабилизироваться. Виктор Черномырдин принял решение выделить из госрезервов 10000 тонн дизельного топлива для ликвидации энергетического кризиса в Приморском крае. Полторы тысячи тонн солярки уже поступили на Дальний Восток, что позволило запустить ряд электростанций.

Это из вечернего выпуска новостей телеканала “Россия” от 18 июля 1996 года. Девяносто шестого, а не девяносто девятого или двухтысячного! Чубайсом в РАО еще и не пахнет, там сидит Анатолий Дьяков, которого Наздратенко чтит и высоко ставит его профессионализм. И еще одна деталь. События происходят в июле. Не зимой, не ранней весной, а в июле во Владивостоке уже плохо с энергией.

И — самоотверженно спасающий Приморье за счет госрезревов Виктор Степанович. Это называется привет Черномырдину-96 от Черномырдина-93.

За каждую льготу всегда кто-нибудь платит. За неестественно низкие цены на железнодорожные перевозки, за дешевый киловатт-час. Если товар или услуга кому-то достаются ниже себестоимости, кто-то другой должен эту разницу покрыть. В нашем случае — казна. А изнасилованная казна не может и не хочет покрывать расходы одного региона за счет других. Не было у государства на это денег в середине девяностых. И если льгота есть, а за нее никто не платит, она начинает уничтожать своего производителя, тех, кто поставляет льготные товары и услуги. Отсюда и банкротство “Дальэнерго”, и традиционные, как фестиваль какой-нибудь, ежегодные энергетические кризисы.

Вот почему Раппопорт так настойчиво просил Наздратенко ус тупить по тарифам хотя бы “на бутылку водки”. Нет

В мае 1999-го Наздратенко выпала счастливая карта. Николая Аксененко назначили первым вице-премьером. Почти преемником Ельцина. Во время своего визита на Дальний Восток он заявил, что в течение июля энерготарифы в крае будут снижены на 10 процентов, за два следующих месяца — еще на 10 процентов. В итоге к 1 января 2000 года общее снижение энерготарифов должно было составить 30 процентов. Аксененко предупредил, что никто не посмеет решить этот вопрос наоборот. Какая уж тут бугылка водки.

Воодушевленный первый вице-губернатор обещает отапливать замерзающую столицу края раппопортами, а Чубайса вместе с его замом посадить за терроризм. Сам Наздратенко тоже не скупится на выражения. На местном телевидении о прилетевшей на совет директоров “Дальэнерго” группе руководителей РАО он говорит, что “эти сволочи” приехали провалить его на губернаторских выборах*.

В общем, обстановка деловая и конструктивная. Первый вице-премьер Аксененко собирает у себя в Белом доме совещание по ситуации в Приморье. Директор “Дальэнерго”, откровенно струсив, не поехал, послал своего зама. Совещание представительное, с участием министров и руководителей федеральных служб.

— Кто по “Дальэнерго” будет докладывать? — спрашивает Аксененко.

Вышел заместитель гендиректора: выручка, тарифы, графики и так далее. Говорил минуты три, не больше. Тут Аксененко его перебивает:

— А вы кто такой?

Докладчик немедленно впадает в ступор. Тяжелая тишина.

— Вы кто такой, я вас спрашиваю? — уже с нажимом обращается к нему вице-премьер.

— Я — зам генерального директора по экономике и финансам...

— Нет, вы кто такой, я вас спрашиваю? — И это уже звучит не как вопрос, а как выговор, а может, и приговор.

— Я сижу, завожусь страшно, — вспоминает Раппопорт. — Вижу, что Аксененко просто унижает мужика ни за что, чтобы показать, какой он строгий начальник и что он будто бы точно знает, кто виноват и что делать. И в страшно хамской манере все это делает. Я понимаю, что мужика надо спасать как-то, а как — непонятно. Меня самого начинает переклинивать, и я не выдерживаю и говорю: “А вы кто такой, господин первый вице-премьер?” Тишина наступила такая, что слышно, как мухи летают. А меня самого аж дрожь пробивает. Думаю, сейчас скажу ему: “Хрен ты моржовый, вот ты кто!” Аксененко так тяжело, но с интересом на меня посмотрел, выдержал паузу, минуту, наверное, или две, потом поворачивается к докладчику и тихо так говорит: “Продолжайте”. Чубайс меня за это ругал потом страшно.

Аппаратная отвага Раппопорта объясняется просто. Он состоятельный человек, пришел из бизнеса, абсолютно не держится за кресло и в любую минуту может в бизнес же и вернуться — без потери статуса и без ущерба для самоощущения. От его увольнения больше всего пострадал бы Чубайс, который остался бы без своего корпоративного спецназовца.

На следующее совещание по Приморью у Аксененко, когда докладчиком был назначен уже Раппопорт, Чубайс пошел с ним.

— Будешь смотреть в мою сторону чтобы не наговорить и не наделать глупостей, — предупредил он своего зама. И не напрасно. Когда Аксененко, исключительно в воспитательных целях, “забыл” про докладчика, закончившего выступать, и минут пятнадцать заставил его бессмысленно стоять за трибуной, Раппопорт несколько раз пытался самовольно уйти. Но Чубайс, как хорошо обученный сурдопереводчик, жестами и мимикой объяснял своему подчиненному, что надо продолжать стоять, как и с каким выражением лица это надо делать.

Интересно, что со временем у Раппопорта не только нормализовались отношения с Аксененко, но и возникло что-то вроде неформального контакта. Он не только изменил свою позицию по Приморью, но и инициировал участие железной дороги в строительстве энергетических объектов.

Когда перед очередным визитом представителей РАО во Владивосток местные начальники публично пообещали их арестовать, Чубайс снарядил с Раппопортом взвод автоматчиков. Отстреливаться не пришлось, но машину с гендиректором, выехавшую из аэропорта на собрание акционеров, ГАИ задержала минут через пять пути. Тут же возник ОМОН — долго искали наркотики и оружие, а заодно поинтересовались: а где же Раппопорт? Его по чистой случайности не оказалось в машине гендиректора, но это позволило Раппопорту провести собрание акционеров и принять все нужные решения.

Кстати, гендиректор “Дальэнерго”, который страшно не нравился Наздратенко, не устраивал и руководство РАО. Он оказался существенно слабее ситуации, в которой надо было работать. Но его держали, чтобы не потакать местным властям. В конце концов Раппопорт решил договариваться с Наздратенко: мы увольняем нашего директора, нового согласуем с тобой. Только при одном условии — тарифы должны быть подняты на 25 процентов. И Наздратенко согласился.

Потом у них с Наздратенко даже что-то вроде приятельских отношений стало возникать. После года войны. Он пригласил Раппопорта к себе домой, познакомил с семьей. Как-то позвал покататься на катере, а когда Раппопорт решил искупаться, за ним в воду тут же прыгнули наздратенковские охранники.

— Все говорят, что я тебе добра не желаю, — весело сказал Наздратенко, — не хочу, чтобы на меня подумали, если, не дай бог, захлебнешься.

Осенью 2000-го Раппопорт убедил Чубайса, что вся тяжелая работа в Приморье сделана, там уже практически рутина, что он хотел бы больше внимания уделять своим основным обязанностям в РАО. На посту председателя совета директоров “Дальэнерго” Раппопорта сменил Анатолий Копсов, опытный профессиональный энергетик. И так случилось, что месяца через три после того, как он приступил к работе, возникла тяжелейшая ситуация. В Сибири установились морозы под пятьдесят градусов. Остановились угольные разрезы, и составы с углем перестали ходить во Владивосток. А у самого “Дальэнерго” из-за накопленных долгов угля не хватало. В общем, пришлось чуть не останавливать станции. Картина ужасная: люди в январе на улицах жгут костры и готовят еду Все — хуже некуда. И тут уже Путин разозлился, как говорят знающие люди, до редкого для себя градуса. Он собрал совещание по этому вопросу. Всем накостылял.

— Я там что-то говорю про неплатежи, про губернатора, — рассказывает Чубайс, — а он: “Вы за энергетику отвечаете. Нет энергии — виноваты”. Он так очень резко и справедливо, наверное, перевел ситуацию в такую плоскость, что я — главный виновник.

Чубайс, в общем, и так шел на это совещание без какой бы то ни было уверенности, что выйдет оттуда в своей должности.

Присутствовавший на совещании генпрокурор Владимир Устинов заметно оживился. “На решение проблемы — пять суток, — давал указания президент. — Чубайс, лично отвечаете за восстановление энергоснабжения в полном объеме. Устинову—открыть уголовные дела на всех виновных”.

Кроме того, Волошину, как председателю совета директоров, было поручено на ближайшем собрании акционеров поставить вопрос об укреплении руководящего состава энергохолдинга. Было похоже, что и положение Чубайса становится неустойчивым. Вице-премьер Виктор Христенко, правда, после заседания заявил журналистам, что указания об укреплении руководства РАО “ЕЭС” не означают отставку председателя правления.

— Для меня это была тяжелая ситуация, — комментирует Чубайс. — Я—главный виновник, а мне еще надо идти в ответную атаку. Это совсем плохо, особенно учитывая место событий — кабинет главы государства. Читаю на лице Устинова: “Ну, наконец-то!” — а у меня выбора нет. Я взял слово и говорю: “Владимир Владимирович, задача понятна, будем ее решать. Ваше право давать оценки всем, включая возможность уголовной ответственности. Но у меня тем не менее есть настоятельная просьба — отмените поручение относительно немедленного открытия уголовных дел. Мне сейчас работать в круглосуточном режиме с несколькими тысячами человек, от каждого из которых зависит, сумеем мы вернуть электроэнергию во Владивосток или нет. Теперь представьте: с одной стороны, у них Чубайс с задачами—уголь, склад, разморозка. А с другой — прокурор ему будет говорить: “С моих слов записано верно, распишитесь здесь...” Какой же может быть результат? Я настоятельно вас прошу если не отменить, то хотя бы перенести работу прокуроров в отношении всех виновных, включая меня”. Тишина. Пауза. Потом: “Согласен. Все свободны”. Мне важно было выиграть время, чтобы разгрести проблему. А в ситуации угрозы посадки управлять невозможно. На волне таких жестких директив прокурорские усердствуют до лютости.

Свет и тепло Владивостоку дали. Наздратенко, лидер “движения губернаторов-неплателыциков”, как назвал его Чубайс, отправлен в отставку. Министр энергетики Александр Гаврин уволен. И только глава РАО остался на своем посту, что вызывало почтительное недоумение у заинтересованных наблюдателей. При этом сказать, что Чубайсу удалось безболезненно пройти эту историю, нельзя.

Президент требовал от Чубайса голову человека, ответственного за Приморье. Иначе получалось несправедливо: губернатор и даже министр наказаны по полной, а РАО, на котором своя доля вины, в стороне? Чубайс поначалу хотел отделаться “малой кровью” — предложил освободить от должности представителя РАО на Дальнем Востоке. Формально — высокая должность, но без реальных ресурсов и полномочий. Кроме того, эту должность занимал тогда откровенно слабый человек, так что потеря была бы небольшой. Но президент тоже разбирался в корпоративных иерархиях и потребовал от Чубайса настоящую высокопоставленную голову, имеющую непосредственное отношение к ситуации в Приморье. Такой головой был член правления РАО “ЕЭС” Анатолий Копсов, всего лишь три месяца назад избранный председателем совета директоров “Дальэнерго”. Теоретически можно было бы сдать проработавшего там больше двух лет Раппопорта, но тот уже три месяца не имел никакого отношения к Владивостоку и формальных оснований предъявлять ему претензии не было.

Чубайс всеми силами пытался отстоять Копсова. Бился за него как мог. Не получилось, и Копсов был уволен, выведен из состава правления РАО. Его сделали советником председателя правления, но это никак не компенсировало ни потерю статуса, ни моральный урон, который ему был нанесен. Чубайс совершенно не гордится этой своей историей. Когда через несколько лет освободилось место гендиректора “Мосэнерго”, он сделал все, чтобы назначить Копсова гендиректором крупнейшей региональной энергокомпании России.