Вся власть—неэнергетикам!

Вся власть—неэнергетикам!

На первом этапе вопрос стоял именно так: как людям со стороны, прежде в энергетике не работавшим, не имеющим ни профессионального опыта, ни авторитета в этой сфере, взять всю эту огромную корпорацию под свой полный контроль. Даже присутствие бывшего руководителя президентской администрации на макушке этой свалившейся на РАО управленческой пирамидки не решало проблему. Одно дело — уважать и считаться и совсем другое — слушать и исполнять.

Любой человек, хоть сколько-нибудь знакомый с теорией организации, отлично понимает разницу между полномочиями и властью. И не знакомый, если не дурак, тоже понимает. А если не понимает, так чувствует. Полномочия дают, а власть — берут. Можно получить широкие полномочия и не обладать никакой властью. Можно не иметь полномочий, но иметь большую власть. И это универсальная формула практически для всех жизненных ситуаций. Идеально, когда объем полномочий и власти совпадает, но это нечастая удача.

Тридцатого апреля 1998 года Чубайс получил свои полномочия в РАО. Оставалось взять власть. Чубайс сразу же занял правильный кабинет — кабинет Дьякова. Это помещение, несмотря на его мрачноватую запущенность, символизировало власть и источало ее. Приходившие сюда энергетические генералы как-то ежились, чувствовали торжественное напряжение. “Какже, — объясняли они Чубайсу, — здесь же Непорожний сидел, здесь все историей, все большими людьми и большими делами дышит”.

Женская часть РАО “ЕЭС”, независимо от возраста, не очень любила ходить на совещания к Анатолию Дьякову. И совсем не по той причине, которая приходит на ум первой. Все дело было в столе для совещаний. Не изменившийся с прежних времен старый советский кабинет, с тяжелыми дубовыми панелями по стенам, со старым же, но не персидским ковром на полу и с этим ужасным столом для совещаний, был источником мелких неприятностей, не связанных с работой. Этот самый стол с треснувшей паутиной лака по всей поверхности давно рассохся, и его ножки, а также нижние края столешницы были сплошь покрыты деревянными заусенцами. Так что посовещаться и не порвать при этом колготки считалось большой удачей, и мало кому она выпадала.

Андрей Трапезников, который в составе команды из семи-восьми человек, включая двух секретарш Чубайса, высадился в здании в Китайгородском, вообще остался без рабочего места. “Сидеть негде”, — твердо сообщили ему хозяйственники в первый же день. Ответ прозвучал так, что проблема в принципе не имеет решения. Два дня он ходил по зданию РАО в поисках хоть какого-нибудь приличного кабинета. Сиротский приют, а не штаб-квартира крупнейшей энергетической монополии. То, что он увидел, нельзя было назвать даже разрухой. Разруха все-таки предполагает, что когда-то было нечто вполне пристойное, а теперь, из-за отсутствия денег или внимания, постепенно разрушается. Чувствовалось, что здесь нормально не было никогда. При этом была в здании так называемая “чистая половина” с нормальными отремонтированными коридорами и кабинетами, с современной мебелью и офисным оборудованием. Просто офисный оазис, за исключением кабинета Дьякова, который тем не менее, несмотря на всю свою ветхость и убогость, был символом и источником реальной власти в компании.

Трапезников, много лет работавший с Чубайсом, не хуже шефа понимал значение всей этой бюрократической атрибутики, которая лучше любого сурдопереводчика рассказывает все о своих обладателях. Ситуация еще осложнялась обстоятельством по фамилии Медведев. Сергей Медведев работал пресс-секретарем Бориса Бревнова, и именно его кабинет, по логике вещей, должен был перейти Трапезникову. Но Сергей лежал в больнице со сломанной ногой, и было непонятно, когда с ним можно будет обсудить его судьбу. И уж тем более неприлично было занимать кабинет человека, находящегося на больничном. Деликатности Трапезникову добавляло то, что некоторое время назад, в 1996 году, он уже высаживал Медведева из его кабинета. Тогда это был Кремль. Чубайс принял должность главы администрации президента при больном президенте. В той конфигурации пресс-секретарю Ельцина не на кого было работать, кроме главы администрации. А у того уже был свой пресс-секретарь. Едва переехав в Кремль, Трапезников попросил Медведева зайти, чтобы объявить ему о его участи.

Медведев только спросил, сколько у него есть дней на поиск вариантов. По злой иронии судьбы этим вариантом оказалось РАО “ЕЭС”.

Походив неприкаянно и безрезультатно по коридорам власти, Трапезников снова вызвал людей из хозслужбы и обратился к ним не с вопросом, а с распоряжением:

— Пошли.

— Куда?

— На “чистую половину”.

— Зачем?

— Странный вопрос.

Трапезников шел по коридору и указывал на двери:

— Здесь у нас кто?

— Член правления такой-то.

— Он на месте?

— На месте.

— А здесь?

— Заместитель председателя такой-то.

— На месте?

-Да.

— А это чей кабинет?

— Финдиректора.

— У себя?

— Нет, он в отпуске.

Это решило судьбу кабинета. Ключевой сотрудник, не вернувшийся из отпуска при смене власти в компании, чего-то сильно недопонимает.

— Здесь буду сидеть я, — твердо сказал Андрей.

Правда, через некоторое время его уплотнили. Чубайс набирал людей, и одним из первых оказался Валентин Завадников, зампред Федеральной комиссии по ценным бумагам, которого АБЧ знал еще в качестве финансового директора административного комитета свободной экономической зоны “Находка”. Новому зампреду правления тоже поначалу не нашлось кабинета, и он расположился за столом для совещаний в одном кабинете с Трапезниковым.

Когда Андрею сообщили, что Медведев вышел с больничного, он позвонил и попросил Сергея зайти.

— Как, опять? — почти смеясь спросил Медведев. — Андрей, я все понимаю, я здесь не задержусь, но у меня есть одна просьба.

— Какая?

— Можешь мне сказать, где вы окажетесь в следующий раз?

Так что застрявший на целых десять лет в РАО Чубайс сделал счастливым как минимум одного человека. Сергея Медведева, которого перестал преследовать кошмар по имени Андрей Трапезников.

Новый глава РАО, хоть и был в глазах его персонала лучше Бревнова и даже вольты с ваттами не путал, оставался человеком чужим для отрасли, да еще с репутацией активного политика-либерала. А любая профессиональная каста стремится оградить себя от проникновения чужих. А если уж чужой каким-то образом введен в корпорацию, то, во-первых, его все равно постараются держать на дистанции, а во-вторых, будут систематически сужать его власть, технично саботируя все распоряжения, которые можно саботировать.

В известном смысле такое поведение профессиональной касты, а каста энергетиков в России, как уже говорилось, одна из самых старых, организованных и закрытых каст, — это защитный рефлекс, попытка оградить отрасль от неграмотных или вредных решений. Возможно, со временем, после прохождения “карантинного срока”, когда всем станет ясно, что наделенное полномочиями лицо не представляет угрозы для отрасли, каста может принять его власть.

У Чубайса не было времени на “карантин”. Власть надо было брать сразу и полностью.

— Важно с самого первого шага себя очень точно заявить. Именно точно, — повторил Чубайс. — Что это значит? Это значит, что нельзя оставлять даже тени сомнения в абсолютной обязательности исполнения любых команд. Все решения должны быть реализованы от “А” до “Я” в установленный срок, а об исполнении доложено. Любой намек даже на то, что начальник может забыть о своих указаниях или передумать, немедленно и необратимо разрушает управляемость структурой. А с другой стороны, ни в коем случае нельзя пытаться претендовать на то, что ты хоть что-то понимаешь в этом деле. Тебя поймают сразу же. И вот в узком коридорчике между двумя этими почти взаимоисключающими требованиями лежит путь от полномочий к власти в принципиально новом для тебя деле. То есть, с одной стороны, немедленно и без дискуссий оторвать голову первому же не сделавшему порученного. С другой — говорить только там и тогда в той узкой части, где ты точно уверен, что не напорешь глупостей.

— Управляемость для компании такого масштаба, как РАО “ЕЭС”, — это все. — Чубайс продолжает излагать свой взгляд на теорию и практику менеджмента холдинговых компаний. — И если ее нет, то тебе здесь просто нечего делать, и будешь ты делать реформы или нет, не имеет никакого значения. А если окружающая тебя среда агрессивно настроена, то здесь как в уличной драке: выбираешь самого сильного и начинаешь с него.

Сложилось так, что самый сильный сам выбрал Чубайса. Из всех семидесяти трех генералов — руководителей региональных АО-энерго единственный человек входил в состав совета директоров РАО. Это Валентин Федорович Боган — гендиректор “Тюменьэнерго”. Компания крупнейшая в РАО после “Мосэнерго”. Не просто большая, а огромная, и ее вес, особенно в конце девяностых, был просто запредельным. Вся тюменская генерация была выстроена под нефтяников. И когда добыча нефти упала, у “Тюменьэнерго” появились избыточные мощности, которых хватало для Урала и Сибири. На ней тогда, говорят в РАО, реально держалось две трети энергетики страны.

Это компания. Теперь ее гендиректор. Богану осенью девяносто девятого исполнялось шестьдесят. Энергетик по образованию, всю жизнь в системе. Прошел по ступенечкам путь от простого инженера службы высоковольтных сетей до гендиректора крупнейшей региональной энергокомпании, которую возглавил в 1992 году. Авторитет в отрасли непререкаемый.

И вот Боган осторожно, но настойчиво стал двигаться по пути отделения “Тюменьэнерго” от РАО. Даже не против лично Чубайса, а строго в интересах своей компании, региональных властей и бизнеса. Весной

1999 года в Думе появился законопроект о выделении “Тюменьэнерго” из РАО “ЕЭС России”. По мнению еженедельника “Коммерсантъ-Власть”*, за этим законопроектом стоял набравший к тому времени необычайную силу первый вице-премьер Николай Аксененко, который вместе с Романом Абрамовичем решил таким образом ослабить позиции Чубайса. Кроме того, кстати, с независимой “Тюменьэнерго” проще решать вопросы тарифов и энергообеспечения работающей в регионе той же “Сибнефти”, совладельцем которой был Абрамович. Депутаты выступили против разрушения единства энергосистемы.

Правда, для этого Чубайсу пришлось добиться того, чтобы авторы отозвали свой законопроект из Думы. Информацию о том, что “Тюменьэнерго” может быть передана под контроль “Сибнефти”, он назвал выдумкой СМИ. Понятно, что у этой выдумки была некая почва. Что касается вывода “Тюменьэнерго”, то Чубайс был предельно категоричен:

— Этого никогда не будет! Никто и никогда не сможет вывести что-либо из состава РАО “ЕЭС России”.

“Выводить” собственность из РАО с помощью простого принятия нужных законодательных решений действительно больше не удавалось никому. А вот уводить активы РАО с помощью разных тонких и грубых схем пытались сотни раз. И не всегда безуспешно.

Следующую попытку отделиться от РАО предпринял уже сам гендиректор “Тюменьэнерго” Валентин Боган. Ему, как отметил еженедельник “Коммерсантъ-Власть”², не понравилось, что Чубайс стал разбираться, почему западносибирские энергетики реструктурируют долги вполне кредитоспособным нефтяным компаниям, работающим в Тюмени.

— Здесь дело даже не в конкретных финансовых претензиях компании, — объясняет Чубайс. — Дело в том, что в глубине души практически каждый генерал хотел бы, чтобы его сорок девять процентов акций из РАО передали государству, как это и предлагалось в законопроекте Богана. Назначает и увольняет гендиректора в этом случае не РАО, а государство, что делает его де-факто независимым от системы. А идеологию такого решения вам без труда обеспечит гендиректор любого АО-энерго. Он объяснит вам, что у них в регионе, например в Пензе, совершенно особая ситуация и что они лучше, чем в Москве, знают, что им делать и как развиваться. И все смотрели на Богана, который решился воплотить тайные чаяния многих директоров. Все выжидали: получится у него или нет. Но в этом же была и роковая ошибка Богана. Мечтать-то директора мечтали, но как профессионалы, как каста они понимали, что расчленять энергосистему нельзя, это преступление против отрасли, гораздо более тяжелое, чем какая-то непонятная реформа, затеянная Чубайсом. И вот этим Боган дал мне шанс для контратаки.

— Если бы он просто выступал против реформы, либерализации, требовал бы больших прав для АО-энерго, то как противник поставил бы меня в очень тяжелое положение, — признается Чубайс. — Атаковать такого влиятельнейшего в отрасли человека с позиций “Да здравствует рынок! Да здравствует отделение сетей от генерации и привлечение частных инвесторов!” — я не много шансов имел бы на успех. А тут он законопроект внес в Думу, нарушающий фундаментальные понятия в отрасли. Вот с этого момента я понял, что все складывается замечательно. Я понял, что могу и обязан его сломать. Это во-первых. Во-вторых, жестко и даже жестоко, и, в-третьих, уничтожить демонстративно, на виду у всех. И главное, что он сам все сделал так, что моральное преимущество было на моей стороне. Атаковать такую фигуру только силовыми ресурсами бесполезно, ничего не добьешься. Голову оторвать — оторвешь, а управляемость все равно потеряешь.

Боган сам вооружил Чубайса, и тот начал действовать.

Дальнейшее было делом техники. Сначала — блокировать вредоносный законопроект с широким пиаром. Параллельно в Тюмень высаживается десант из РАО с финансовой проверкой. Потом — решение правления РАО “ЕЭС” об увольнении Богана и назначении с 1 октября 1999 года на его место нового гендиректора. Тут обстоятельства так удачно сложились, что в сентябре Богану исполнилось шестьдесят, а контракт его истек как раз 1 октября.

Новым гендиректором был назначен Артем Биков, никакого отношения к энергетике не имевший. Он занимал пост одного из заместителей Федерального службы по делам о несостоятельности. Это был вызов почище назначения самого Чубайса в РАО.

Чубайс опасался, что Боган физически не даст Бикову приступить к исполнению обязанностей. Это территория Богана, и его ресурсы там огромны. Если он не даст Бикову занять свой кабинет: привлечет местную милицию, мобилизует политических сторонников, если просто продержится в своем офисе какое-то время, тогда уже Чубайсу придется умыться. Это будет демонстрация, которая не оставит камня на камне от демонстративного замысла по отстранению взбунтовавшегося титана. Со всеми живописно прорисованными последствиями немедленной и полной потери управляемости всей энергомонополией.

Допустить такое развитие событий Чубайс не мог. Новый гендиректор вместе с Трапезниковым отправился в Тюмень спецрейсом в сопровождении автоматчиков из ОМОНа. Десант блокировал все входы и выходы административного здания “Тюменьэнерго” в Сургуте. Чубайсу звонили каждые двадцать минут, потому что он реально опасался силового столкновения в Сургуте, и тогда никто не взялся бы предсказать, чем закончится эта история. Но в итоге обошлось без пальбы и рукоприкладства. Боган, судя по всему, не ожидал таких резких действий даже от Чубайса и оказался просто не готов к ним. Биков уже к середине дня занял кабинет гендиректора.

Госдума отреагировала резко и в тот же день. На вечернем заседании 1 октября депутат Геннадий Райков направил председательствующему (А.И. Лукьянову) официальное письмо с просьбой предоставить слово.

Райков начал сбивчиво, но говорил долго

— У меня будет довольно... Я не буду сильно отвлекать ваше внимание, уважаемые депутаты. Но сегодня в Сургуте сел самолет РАО “ЕЭС России” по команде Чубайса с подразделением спецохраны. Это подразделение вошло на территорию “Тюменьэнерго”, был выдворен генеральный директор Боган, и на его место силовым путем назначен и водворен в кабинет директором Биков...

Недавно такая ситуация была с “Транснефтью” (новый гендиректор брал офис компании в Москве с помощью ОМОНа и циркулярной пилы “болгарки”. — М.Б., О.П.). Анатолий Борисович очень резко осудил эту ситуацию. Сегодня он повторил такой же захват по отношению к руководству “Тюменьэнерго”.

В то же время я бы сказал следующее. Комитет по безопасности в лице Илюхина обратился к Путину Владимиру Владимировичу (он в то время занимал пост главы ФСБ. — М.Б., О.П.) в связи с тем, что до сих пор не обесточены объекты боевиков в Чеченской Республике и продолжается нормальное электропитание Чечни.

(Чубайс) предложил правительству дать ему разрешение на отключение чеченских объектов от электроэнергии. Посмотрите, какое лицемерие. .. Чубайс не может принять самостоятельное решение отключить базы боевиков от электроэнергии и в то же время решительно принимает самостоятельно решение по захвату АО “Тюменьэнерго”. Ситуация, конечно, неординарная, однако в Тюмени обстановка несколько накалена в этом плане, и она выйдет за пределы.

Прогнозы Райкова не оправдались. Все осталось “в пределах”. Сургутские депутаты написали письмо президенту Ельцину, председателю Госдумы Селезневу, премьеру Степашину и председателю Совета Федерации Строеву с просьбой вмешаться и защитить “Тюменьэнерго” и Богана от бесчинств материнской компании, но письмо это не имело последствий.

Правда, Чечню 4 октября в два часа ночи отключили. Вряд ли это было сделано в результате пламенного выступления Райкова в Думе, но факт остается фактом. Как говорилось в письме гендиректора “Дагэнерго” на имя Селезнева, подача электроэнергии “будет возобновлена только после определения статуса Чеченской Республики и передачи участников известных террористических актов и бандитского нападения на Дагестан в руки правоохранительных органов РФ”*".

Боган после скандальной отставки осенью того же 1999 года попробовал сделать отдельную от РАО карьеру. Он пытался избираться в Госдуму по списку “Отечество — Вся Россия”, но неудачно. На заседаниях совета директоров РАО, членом которого он оставался до июня 2000 года, Боган так и не появился ни разу. Чубайс его сломал по-настоящему, демонстративно и жестко.