А. Даманская «Сын памятника Пушкина» На вечере Марины Цветаевой о великом поэте{185}

А. Даманская

«Сын памятника Пушкина»

На вечере Марины Цветаевой о великом поэте^{185}

Марина Цветаева, ежегодно устраивающая свой вечер стихов и прозы, выступила в одном из самых поместительных публичных залов Парижа — в зале Социального Музея.

В своих чтениях об Андрее Белом, Есенине, Кузмине, Блоке — отличная чтица, М.И.Цветаева, обладающая к тому же чрезвычайно приятного тембра звучным голосом, — показала себя мастером литературного портрета, вернее литературной скульптуры. Русские поэты, о которых она читала, вставали перед слушателями в таких рельефах, такими видными, почти ощутимыми со всех сторон, — какими не может изобразить человеческий облик самая искусная кисть.

Вчера Марина Цветаева читала перед густо наполненным залом о Пушкине. Казалось бы, что еще можно нового добавить о Пушкине после всего, что сказано о нем? И удастся ли, думалось друзьям талантливой поэтессы, захватить внимание слушателей в эти дни, когда только что отшумел длинный ряд Пушкинских празднеств. Но за какую бы тему ни бралась Марина Цветаева, о чем, о ком бы она ни рассказывала — человек, вещь, пейзаж, книга, в ее творческой лаборатории получают новое, как будто неожиданное освещение, и воспринимающееся, как самое верное и незаменимое уже никаким иным.

Памятник Пушкина в Москве — одно из первых и самых сильных впечатлений маленькой девочки, игравшей около памятника Пушкина, гулявшей с няней к памятнику Пушкина, и мерилом — расстояний, высоты, мощи, недоступности, несокрушимости — взявшей памятник Пушкина.

Когда к отцу ее, директору Исторического музея, пришел важный седой господин, почетный опекун музея и мать наказала ей сидеть тихо в зале и внимательно смотреть, запомнить лицо господина, который будет выходить из отцовского кабинета, потому что это сын Пушкина, — то в детском уме тотчас встал черный бронзовый памятник — другого Пушкина она еще не знала, и няне было тотчас сообщено, что «приходил к папе сын памятника Пушкина».[587]

На детском утреннике в Большом Московском Театре, где показаны сцены из «Руслана и Людмилы», «Мазепы», «Евгения Онегина» — девочка отбирает для себя ту часть спектакля, которая дала ей первую сладкую и томительную догадку о любовной печали, о любовном страдании, позднее — вливаются в детскую душу горячие струи горячей жизни из «Цыган», в забавных и наивных восприятиях одной, другой строки Пушкина — ребенок настойчиво и страстно ищет путей к познанию поэта… И уже это не «памятник Пушкина» на Тверском бульваре, а Пушкин хрестоматий, потом Пушкин благоговейно хранимых под подушкой книг, и, наконец, — но через какой долгий срок, и длинный путь приобщения «свой» Пушкин — «мой Пушкин», — перед которым, преклоняясь, едва ли не талантливейший из современных русских поэтов слагает великолепный, нетленный венок: переведенные Мариной Цветаевой на французский язык стихи, переведенные бесподобно и с такой торжественностью подлиннику, с такой чуткой передачей ритма, дыхания, аромата пушкинского стиха, что каждое стихотворение покрывалось восторженным и благодарным шепотом, и словами благодарности…

Та часть чтения, в которой Цветаева рассказывала, как завороженная впервые прочитанной поэмой «Цыганы» — она спешит в людскую приобщить своей радости няньку, ее гостя, горничную, и как о детский восторг разбивается скепсис ее слушателей — особо пленила слушателей свежестью и нежной теплотой юмора.

«Мой Пушкин» М.Цветаевой появится скоро в печати, но чтобы оценить всю значительность, всю прелесть этого произведения, — надо слышать его в чтении автора, и тогда лишь вполне уясняется и само название, тогда лишь вполне оправдана законность этого присвоения поэта поэтом: «Мой Пушкин»…