56. Очки взыграли// О том, какую реальность можно разглядеть сквозь Google Glass

56. Очки взыграли//

О том, какую реальность можно разглядеть сквозь Google Glass

(Опубликовано в «Огоньке» под заголовком «Страх очевидного» http://kommersant.ru/doc/2194674)

По поводу очков Google Glass – истерика. Как будто виртуальная реальность вторглась в реальную, и – война. Война и правда идет. Но не за технологии, а за изменение границ скрытой и публичной жизни.

Пусть знатоки простят, но если кто не знает: очки Google Glass (новинка сезона, в России их нет даже у Собчак и Медведева!) позволяют совмещать то, что видит глаз, с тем, что умеют компьютер с интернетом. В частности, вести видеосъемку и распознавать объекты. Тестовые образцы стоят $1500, их уже и тестируют вовсю на улицах, в аэропортах, в ресторанах, в общественных туалетах.

Собственно, из-за этого и крик: всюду ли можно пускать человека в таких очках? Не ограничить ли пользование ими?

Но те, кто поумнее, задаются другим вопросом: какую часть жизни теперь считать личной, а какую – публичной? Потому что сама по себе функция скрытой записи с выкладыванием съемки в сеть – никакая не революции. В декабре 2011 года, во время протестных митингов (когда власть, по словам бывшего вице-премьера Суркова, проявила «долгожданную жесткость»), я в интернете в режиме прямого эфира смотрел впечатляющий репортаж о том, как автора репортажа, спокойно стоящего на Пушкинской площади, долгожданно жестко швыряют в автозак. То есть митинг был показан как бы глазами швыряемого – и, повторяю, в режиме прямого эфира. Такое позволяют программы, бесплатно загружаемые на коммуникатор, – например, Bambuser или Ustream. Телефон затем можно отобрать, разбить, – но поздно: ролик в сети.

А уж миниатюризация видеокамер – вообще вопрос позавчерашнего дня: спросите хоть человека, похожего на бывшего генпрокурора, хоть человека, похожего на бывшего губернатора одной северной области (я помню чудное оцифрованное мгновенье, когда он пинцетом выуживал из занесенного ему в кабинет конверта стодолларовые купюры).

Но одно дело – чиновники, их (тут общий вой) не жалко, жадность фраеров сгубила, а вот как быть, если человек в очках Google уставился на тебя в баре или в бане? Сказать – сымай эту хрень, а то в хайло дам? А если это дама (например, дама из Амстердама, где, могу засвидетельствовать, публичные бани – совместные, там все вместе со всеми и безо всего)?

У меня есть одно соображение, связанное даже не с Google Glass, а с защитой частной жизни обычного человека (то есть не чиновника и не звезды, у которых вторжение в приватность есть тот страх, плата за который входит в их гонорар). Если мы хотим, чтобы что-то в нашей жизни перестало быть предметом пыхтения у замочной скважины, нужно эту часть жизни выпускать из-под замка. Допускать ее публичное проявление или, по крайней мере, обозначение.

Сейчас объясню, что я имею в виду.

В советские времена нашими Google Glass были бабушки у подъезда. Это они сканировали всех, кто заходил-выходил. А до революции гугл-глассами были дворники (им припозднившиеся жильцы, чтобы отпереть закрытые на ночь ворота, давали пятачок, что, без сомнения, было актом финансового гуманизма по сравнению с $1500). И дворники, если надо, властям стучали, а бабушки так и вообще били в общественный барабан. Борьба с этими регистраторами наших частных жизней была одна, и мы ее выиграли: сегодня в России парочки могут гулять в обнимку и целоваться, никого это не сму– и не возмущает. А будете в Париже в Марэ или в лондонском Сохо – увидите, что там целуются и однополые парочки, а с балконов свисают радужные флаги (какие у нас требовал убрать с упаковки «Веселого молочника» один идиот-гомофоб). Держу пари: будут и на наших улицах радуги, только перед тем борцы с очевидным, хотя им невероятным, испортят немало нервов и жизней, как в свое время портили левшам, требуя переправоручиваться. И – кого теперь волнуют природные левши, раньше пребывавшие под запретом? Ну, пишут как-то не так, как большинство, ну так и дай бог им здоровья…

Та же тенденция – если хочешь спасти что-то, не прячь, а сделай открытым, привычным – прослеживается во всем. В том же Амстердаме в начале 1990-х один банкир рассказывал мне, что банк – заведение консервативное, а потому современные окна-витрины ему не годятся. Пикантность разговору придавало то, что в Голландии в гостиных нет штор, дабы любому зеваке был виден безгрешный семейный быт – а также то, что проститутки в Голландии сидят в витринах тоже без штор (причем ровно по тем же причинам: дабы любому был виден грех). А я ему отвечал, что кооперативные магазины в России закладывают витрины кирпичом до размера бойниц, бойницы забирают в решетки…

И что? Давным-давно у нас и магазины, и по всему миру банки следуют голландскому примеру: огромные окна-витрины, ночью освещено. Это страхует от вора надежнее, чем сейфовая дверь.

То же – с финансами, с коммерческой тайной, с доходом. «Белое», легальное, официально декларируемое спасает от наезда (хоть бандитского, хоть государственного, хоть общественного) надежнее, чем тайное. Легальный доход не привлекает так, как зарплата в конверте.

И даже то, что скрывается и прячется с рвением Кощея, упаковывающего иглу в яйцо, то есть Государственная Военная Тайна, делает немыслимые усилия по ее охране бессмысленными. Именно потому, что они немыслимы. Возьмем Камчатку. Это там скрываются меч и щит Родины: база атомных субмарин в Вилючинске. Поэтому в Вилючинске – допуск, пропуск и подписка о секретности с запретом выезда за рубеж. Говорят, когда субмарины выходят в море, на берегу устраивают задымление. И если кто-то захочет пофотографировать причалы в бухте Крашенинникова, скатертью в каталажку дорожка. Однако абсолютно любой может разглядеть во всех деталях все двенадцать секретных причалов на космических картах Google…

Оберегание секрета от врага секрет не сохранило, однако создало нам самим столько проблем, сколько не устроил бы и враг. Из-за секретности у нас до сих пор отвратительная картография, проблемы с геологоразведкой и разработкой недр – и, чем больше мы будем секретить, чтобы не ослабеть, тем больше слабеть будем. Потому что так устроен сегодня мир…

Я вовсе не хочу сказать, что знание, что ты все время под колпаком, сильно вдохновляет. Просто к нему привыкаешь и перестаешь замечать, как не замечает камер участник реалити-шоу. В начале 2000-х британские журналисты сняли сюжет о том, что ежедневно лондонец попадает в поле зрения 18 камер слежения. Тогда это вызвало дискуссию: хорошо это или ужасно? После терактов в Лондоне (когда их устроители были найдены благодаря камерам) дискуссии утихли. Кстати, в этом одна из причин, почему в Англии не сомневаются в резонности обвинений в убийстве Литвиненко, предъявленных нынешнему депутату Госдумы Луговому: маршруты и жертвы, и предполагаемого палача остались на видео.

Соображения даже не текущей безопасности, но неотвратимости расследования перевешивают неприятное ощущение от постоянного мониторинга твоей жизни.

Да, таков сегодняшний алгоритм: боишься чего-то лишиться – сделай предмет страха доступным всем. Если же будешь скрывать – секрет украдут. Секретить, запрещать, скрывать, да еще и подвергать репрессиям – тупиковый путь. Это ясно давно, и в этот тупик попадали многие. Четверть века назад американский биохимик Александр Шульгин стал занимался синтетическими психоактивными веществами, причем опыты, как Луи Пастер, проводил на себе, пытаясь ответить на вопросы: опасно ли это? Каков эффект? У Шульгина возникли колоссальные проблемы с ФБР – как сегодня у его российского коллеги возникли бы с Госнаркоконтролем. Шульгина должны были вот-вот арестовать, его записи – изъять. И тогда Шульгин выложил свою книгу «Фенилэтиламины, которые я знал и любил» в открытую сеть. И борьба стала бессмысленной.

Увы и ах: стены в нашем доме становятся стеклянными.

Очки-компьютер тому подтверждение.

Но, похоже, в компенсацию за выставление нас на всеобщее обозрение мы начинаем лучше видеть других и меньше бояться, что нас не поймут, засмеют или побьют.

И значит, можно меньше тратиться на охрану.

2013