21. Курсом рубля к евро// О русском самодовольстве и довольстве толстым кошельком

21. Курсом рубля к евро//

О русском самодовольстве и довольстве толстым кошельком

(Опубликовано в «Огоньке» http://kommersant.ru/doc/1852260)

Жизнь пролетает, как январские каникулы – я не про свою жизнь, а про сытую жизнь России, благодарность за которую многие адресуют царю. Однажды все кончится. Вопрос: что останется? И это я не про царя…

– Зато я в Diesel вся одета, спасибо Путину за это! – демонстративно и мощно продекламировала девушка, и безо всякой иронии.

– Ответь сама и спроси знакомых: чем тебе плохо живется при Путине? – спрашивал ее минутой ранее сосед по купе.

Мне удивительно везет на попутчиков. С «нашегвардейцами» в одном вагоне я уже не первый раз. Эти хоть не в моем, а в соседнем купе. Но то, что из гвардейцев, – сомнений нет. Вопрос «Чем тебе плохо живется при Путине?» стал летать, как сделанный копипастом, с форума на форум, из твита в твит, аккурат после декабрьских митингов. Это такой вот ответ – вопросом – на выступления недовольных тем, как живет страна сейчас.

Я давно отучился встревать в вагонные споры (они, Макаревич прав, – последнее дело). Холопы все равно за все блага будут благодарить хозяев, а ругать за неудачи – хозяйских слуг. Мне же хочется жить в по-другому устроенной стране, где качество жизни зависит не от милостей хозяина, а от собственного труда, где нет холопов и бар с «мигалками», и где претензии (и благодарности) руководству страны связаны с состоянием дел в тех отраслях и областях, которые отданы на откуп государству. Ну, например, во внешней политике, здравоохранении, образовании, дорогах.

А еще я не спорил, потому что возвращался с каникул в благостном настроении, проведя две недели во Франции и еще немного в Финляндии (точнее – я ехал во Францию через Финляндию, а почему, объясню позже).

Не буду мучить описанием поездки. Она была личной, частной: горы, Альпы, не вполне удачное катание, потому что в этом году снег шел и шел безостановочно, как в Питере при Матвиенко, и были закрыты подъемники и перевалы, и в тумане, называемом лыжниками «молоком», слышались выстрелы противолавинных пушек да стук-звяк цепей на колесах машин.

Что же до Парижа, – тут все сказал Бродский:

Париж не изменился. Пляс де Вож

по-прежнему, скажу тебе, квадратна.

Река не потекла еще обратно.

Бульвар Распай по-прежнему пригож.

Из нового – концерты за бесплатно

и башня, чтоб почувствовать – ты вошь.

Кстати, это весьма точно объяснение того (хотя Бродский имел в виду небоскреб башни Монпарнас), почему русские начальники так упорно стремятся построить в Петербурге – единственной столице Европы, цельно сохранившей начало XIX века – 400-метровую башню «Газпрома».

Но вот что примечательно: мои каникулы были путешествием по предкризисной, кризисной, напрягшейся перед возможным разрушением еврозоны (и падением евро) Европы.

Париж был иллюминирован на Рождество на уровне нашего областного центра (а Хельсинки – пожалуй, и вовсе райцентра: так, кое-где лампочки в деревьях на Эспланаде). Экономили. На Елисейских полях заменили гирлянды, но старые я нашел на бульваре Сен-Жермен в той его части, что примыкает к Сорбонне, и где когда-то вели беседы Сартр, Камю и Бовуар; где хаживал за книгами к Сильвии Бич молодой Хемингуэй; где шли диспуты пламенных Дантона и Робеспьера (и где в квартире за стенкой изобрели под их шеи гильотину). Кстати (я не про гильотину!): а куда подевался из Питера тот безумный, зелено-красно-синий-черте-какой, цыганский иллюминационный новогодний наряд, что раньше покрывал Невский в три слоя? Сдали на склад? Отправили в Диснейленд? Утилизовали по статье «распил», то есть «расходы»?…

Парижские друзья, ранее иронизировавшие по поводу «месье Сарко» (так противники зовут Николя Саркози), теперь куда злее злословили по поводу «месье Срко»: страна лишилась высшего суверенного рейтинга ААА, упав до АА+, – ну, и злословы решили, что логично лишить одной «а» и президента; это было на первых полосах газет.

Но главное, что стояло за этой иронией, не сказать бы желчью, – сосредоточенная сжатость людей, готовых встретить худшие времена, а потому заранее затянувших пояса и застегнувших кошельки.

О нет, французы не перестали быть французами, актерами в том театре, что разворачивается за столиком каждого кафе (вот почему столики во Франции даже зимой стоят на улице, а стулья развернуты к прохожим). Просто в пятницу вечером мы легко нашли свободные места там, где годом ранее стояли часовые очереди. А еще во Франции началась жаркая пора распродаж и скидок, но в Les Grands Magasins, Больших Магазинах, не было видно у касс толпы, увешанной пакетами. Даже по выходным: невероятный контраст по сравнению с прежними годами. Покупателей, спешащих за подешевевшим барахлом, было мало везде – и в Париже, и в Лионе, и в крохотном Одьерне в Бретани, прикрывающем собой въезд на мыс Пуан-дю-Ра, крайнюю западную точку Франции, за которой Атлантика, а дальше лишь США… Да и в Хельсинки была та же магазинная пустота.

Сжимались люди, готовились. По сравнению с европейской пустотой, в торговом центре «Европейский» в Москве сейчас творится, конечно, Ходынка.

И я ходил по этой пустоте и радовался – и тому, что не сбивают с ног, и тому, что, судя по косвенным признакам, Россия за границей снова в моде. Потому что во всех книжных отделах и витринах лежала книжка Сильвена Тессона «Dans les for?ts de Sib?rie», «В лесах Сибири». Тессон – журналист и путешественник, известный тем, что совершил кругосветное путешествие на велосипеде. А тут он совершил другой вояж, цитирую: «На шесть месяцев я поселился в сибирской избе на берегу озера Байкал. Ближайшая деревня в ста двадцати километрах, никаких соседей, никаких дорог и гостей. Зима, – 30°, медвежье царство. Одним словом, рай».

Книга Тессона только что получила премию Медичи как эссе года – так что, представьте, вся Франция читает теперь про жизнь в Сибири в ста километрах от деревушки Poko?niki.

А еще Франция читает книги Лимонова – переизданы и выложены на прилавки все его главные романы, включаю «Эдичку», известного на Западе под названием «Русский поэт предпочитает высоких негров». Дело в том, что писатель Эмманюэль Каррер выпустил в 2011-м биографию Лимонова, тут же получившую премию Ренодо (отпочковавшуюся в свое время от Гонкуровской). Эту премию получали в разные годы и входящий в университетский курс Леклезио, и крайне почитаемый мной (вне всякого курса) современный философ-эссеист Паскаль Брюкнер. В общем, премия, вручаемая в первый вторник ноября в ресторане «Друан» – важное, обсуждаемое всей страной событие. Заставившее говорить Францию о Лимонове, о России и о том, что в России происходит. Например, о том, почему в современной России все гонорары писателя Лимонова отбираются по решению суда в пользу бывшего мэра Москвы Лужкова, этого, прости, господи, хозяйственника твердых форм и сумм, снесшего остатки старой, помнящей иные века, чудом выжившей Москвы, – суд решил, что это не мэр своим делом, но Лимонов своим словом посягнул на лужковскую честь.

Одна радость – что «Лимонов» Каррера выйдет в этом году на русском в Ad Marginem, с времен Ильи Кормильцева не утратившему вкуса ни к жизни, ни к радикальному жесту.

Мне тоже пора возвращаться на родину. Из Франции в Петербург через Финляндию. Дело в том, что билеты до Парижа у меня были из Хельсинки. Я их купил не потому, что хотел провести денек в Финляндии (хотя хотел). А потому, что лететь из Хельсинки в Париж было втрое дешевле, чем из Пулково: 16 тысяч рублей KLM против 51 тысячи за два самых дешевых билета авиакомпании «Россия». А до Хельсинки из Питера гоняет масса вэнов-такси по цене 30 евро, а также скоростной поезд Allegro, недешевые билеты на который все равно с лихвой покрывают разницу цен.

Это финансовое открытие я сделал примерно в те дни, когда в России грохнулись последние авиаперевозчики-дискаунтеры, и мои иногородние студенты стали говорить, что встретить Новый год дома в этот раз не выйдет – ведь билеты «Аэрофлота» до какой-нибудь Уфы куда дороже, чем были у загнувшейся «Авиановы». И Дмитрий Медведев проводил в эти дни совещание по проблемам авиаперевозок, на котором утверждал, что стране нужны не маленькие безответственные авиакомпашки, но солидные крупняки. Для Дмитрия Медведева интересы страны и людей были, безусловно, разными вещами. Трудно представить Дмитрия Медведева обсуждающим вопрос: отчего дискаунтеры, счастье и спасение Европы, все до единого провалились в России?

Поэтому я взял билеты из Хельсинки.

В 2011 году число пассажиров, вылетающих из Финляндии, увеличилось на 19 %. А из аэропорта городка Лаппеенранта близ русской границы, – на 90,3 %, и каждый второй вылетающий из этого аэропорта пассажир – русский. Нас можно понять: в России при Путине международных аэропортов стало меньше на один, а всего число аэропортов сократилось с 533 в 2000-м до 329 в 2009-м (в 1991-м их было вообще 1450). Собственно, русские и превратили местный финский аэропортик в международный. И, если нынешняя русская власть останется у власти, та же прекрасная судьба ждет, полагаю, и Савонлинну, и Йоэнсуу, и даже Похакулоа.

Для Европы это отличные новости. Да, может снижаться рейтинг, падать евро, бушевать кризис, – когда все это пройдет, там останутся сети скоростных железных дорог, трехрядных автобанов и качественных аэропортов.

В России же, когда кончатся газ или Путин, останутся два с лишним десятка царских дворцов, лужковский новодел, избушки в Сибири, книги Лимонова да воспоминания о поездках за границу.

Хотя это лучше, чем ничего.

2012

Данный текст является ознакомительным фрагментом.