44. Стоящее дело// О трассе М10 «Россия» и о том, что русское бывает разным

44. Стоящее дело//

О трассе М10 «Россия» и о том, что русское бывает разным

(Опубликовано в «Огоньке» http://kommersant.ru/doc/2081925)

Стокилометровая пробка, сковавшая по снегу самую показательную трассу страны (с точки зрения показа того, что мы как страна представляем) – это репетиция нашего будущего

По трассе М10, связывающей две российских столицы, я езжу регулярно почти 20 лет, а потому знаю про нее если не все, то многое. От Кремля до Эрмитажа 750 километров, из них около 450 километров четырехрядки, 220 – трехрядки, а еще 80 – двухрядки, порою с качеством грунтовки. 40 % пути – по территории городов и деревень, 60 км/ч ограничение.

Там, где по ряду в каждом направлении – например, в дивном, прелестном, пронизанном каналами, поросшем ивами-ветлами, утыканном церквушками и домушками, угрюмом и засранном Вышнем Волочке, который галерист Гельман, а также архитекторы Герасимов и Чобан хотели отмыть и превратить в восьмое чудо света, русскую Венецию – там давно пробка круглые сутки. Потому что через покосившуюся, заросшую грязью Венецию в день проходят больше десяти тысяч грузовиков и фур. И как минимум столько же легковушек, из которых самые умные пробираются не по главной трассе, а ямами важных огородов. Но даже при петлянии по огородам там можно застрять на час. При этом в Волочке для проезжающего нет ни топографического, ни музейного указателя, ни кафешки, ни стоянки, вообще ни хрена, и объездной дороги тоже нет – и не будет до 2015-го как минимум. Городишко, разрезанный трассой надвое, тонущей в выхлопах. И я какое-то время думал: ну ладно, вышневолоцкие молодые – они, положим, боятся тюрьмы, и им проще уехать, чем страдать. Но ведь есть там безнадежные раковые больные? Умирающие старики? Которым терять нечего? Они-то что не перегородят трассу, не устроят бунт, не самосожгутся под объективами CNN, не докажут самим себе, что они люди, и что люди их дети и внуки? А потом вопросы задавать перестал. Потому что ответ очевиден. Потому что я слишком долго езжу по М10, этой транспортной вене, тромбированной темной самопогибельной кровью. Потому что это в нашей крови: бесконечные автопоезда везут с северо-запада, из финских портов, немецкие, японские, французские автомобили, которым суждено еще больше забить тромбами эту хилую дорогу смерти (смертей на двухрядных русских дорогах всегда в изобилии), и все это знают, – но покупают и покупают, везут и везут.

Там пробка всегда – в Крестцах, в Волочке, в Твери, в Клину, в Солнечногорске, на подъезде к Москве и к Питеру, и пробка давно.

Это на исходе 1990-х я на «жигулях» промчался однажды по М10 на за 7,5 часов, набив «бардачок» червонцами для гаишников.

Сейчас бы пришлось набивать пятитысячными, и все равно – из-за пробок быстрее, чем за 10 часов, не успеть. А 10 часов одному за рулем – это жесть. А я езжу один, не считая коммуникатора с картами «Яндекса», который на территории Московской области пищит каждые пять минут, предупреждая о притаившемся гаишном радаре. Их там на 100 км пути штук, наверное, 20 (раньше на всю трассу было 20 засад и 16 стационарных постов). Смысл засад и радаров – не снизить аварийность, заставив сбросить скорость, не спасти тем самым жизнь, а вытрясти бабло, отпив чужой жизни. Бабло – русская идея, и попробуйте другую найти. Деньги, пожирающие людей ради денег, а теперь начинающие пожирать сами себя – в пробках на М10 хватает времени, чтобы почитать на новостном сайте, как у очередного чиновника при обыске нашли безумные миллионы. Жду, когда нагрянут в автодор.

Года три как я езжу по М10 под аудиокниги. Это шанс извлечь пользу из отчаяния. Первой было радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву». В 2009-м, после кризиса, машин между Питером и Москвой убавилось, поредели автопоезда, зато прибавилось сбитых собак и кошек, которых хозяева в конце дачного сезона, экономя на кормах, бросали. Книжка звучит около 8,5 часов. И опустевшая дорога занимала столько же. И я, подпрыгивая на очередном трупике, слушал под Тосно: «Поехавши из Петербурга, я воображал себе, что дорога была наилучшая. Таковой ее почитали все те, которые ездили по ней вслед государя. Такова она была действительно, но на малое время». И под Зайцево (во времена Екатерины – «Зайцово»): «Человек низкого состояния, добившийся в знатность, или бедняк, приобретший богатство, сотрясши всю стыдливости застенчивость, предпочитает место своего рождения на распростертие своея пышности и гордости».

«Путешествие» – скучная, назидательная, неумелая книга, где школьник с интересом листает лишь страницы про Яжелбицы (там про сифилис) да Валдай, где «всякого проезжающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие». Забавно, однако, то, что под Валдаем и сегодня находится мотель, где всякого проезжающего встречает билборд «Сауна и массаж круглосуточно».

Впрочем, трасса М10 не только об этом.

Она о том, как русское борется с русским.

И это не всегда борьба на уничтожение, как может показаться в умерших от рассечения мечом трассы деревнях, с их развалившимися пятистенками, шокирующими после жирного, показного блеска столицы.

Это о том, что русское бывает разным. О том, что дорога смерти может быть и дорогой жизни. О том, как разные люди, по-разному объединяясь, выбирая разные формы дела, становятся то героями, то негодяями. Потому что на М10 представлено все – от индивидуальной воли до гаишной опричнины. И это история не только о том, как бездушное «государство», слуги которого строят себе дворцы, но не могут построить обычного шестирядного автобана (это вообще история не про логистику и не про царей, хотя, конечно, про царей и логистику тоже). М10 – история об эволюционном отборе, о жизни вообще.

Это, например, история о тупике личной воли, не облагороженной ни образованием, ни сочувствием, и выродившейся в бытовой произвол. Когда М10 в девичестве еще называлась E95, на ней появились частные заправки и харчевни, от чего я пребывал в восторге, потому что – вот! свобода! капитализм! Но на частных заправках бензин разбодяживали, а в частных шалманах под видом «жаркого в горшочке» кормили дерьмом: все равно уедут и не вернутся. Помню, в ресторанчике под Валдаем, стилизованном под избу, я толкнул дверь в ночи. В полутьме пахнуло жаром. Плеснули ляжки в сиреневых рейтузах. Это на лавках, натопимши печь, а потому сморимшись, дрыхли девки, подавальщица и повариха. Я заказал жаркое. Они, подрыгивая колбасою телес, принесли нечто полусырое: свинину с кровью. И так и не поняли, чем я недоволен. Им было плевать, скрутит меня в поносе в пути или нет. А чо?

Я и сегодня на всю трассу знаю лишь одно приличное заведение, который держат беглые азербайджанцы, а прочее пролетаю мимо: невкусно, грязно, равнодушно, телик орет.

То есть частное – оно бывает всяким, что, вроде бы, и так ясно, но, видимо, не вполне. Скажем, в Крестцах это частное обрело вид придорожных рядов с самоварами, где потчуют чаем и сбитнем. А на новгородской объездной – вид рядов керамики, солений и варений. А в Бахмаре – двухметровых синих плюшевых зайцев. А под Барвихой – леща и угря во всех видах копчения. Земля наша богата.

И корпоративное тоже не всегда бывает бездушным, то есть стандарт бывает и цивилизующим. Скажем, M10 последних лет – это история пожирания разномастных мелких заправок крупными сетями. И сети задают стандарт, хорошо описанный Хемингуэем в рассказе «Там, где чисто, светло». У сетей при заправках непременны магазинчик, туалет и кафешка, в которой точно не отравят. Причем большие компании способны меняться. Осенью 2010-го, в разгар скандала с аварией «мерседеса» вице-президента «ЛУКОЙЛа», я заехал на «лукойловскую» заправку. На вопрос, где туалет, заправщица осклабилась: вся Россия – наш сортир! Я это, при виде загаженных обочин, и без нее знал, но все равно в ярости я сообщил интернету, что мы с «Лукойлом» на наше любимое Отечество нагадили в буквальном смысле. Вскоре получил ответ от пресс-службы: простите, бога ради, больше такого не будет, у нас теперь на каждой заправке есть туалет, вот полный список. Я проверил – правда.

Да и загаженные обочины нередко стали чистить люди в дорожной униформе, то есть государевы слуги, а вот загаживать их продолжают водилы-частники, которые плевать хотели на мир вне кабины.

И, кстати, именно это обстоятельство научило меня не заявлять по-дурацки, что государство – это всегда плохо, а либерализм – всегда хорошо.

Просто я действительно не могу понять, отчего русский человек, согласившись передать часть своих прав государственной монополии (дороги – это ведь госмонополия, дорогу не может построить ни Алекперов из своего кармана, ни целый «Лукойл»), не может потребовать от царя строительства автобанов. И отчего царь, могущий провести и войну с братьями во Христе, и зимнюю Олимпиаду устроить на юге, не может построить банальных дорог. Загадка. Непостижимость. Я не про конкретного царя – и Екатерина не могла построить, чему свидетелем Радищев, и Александр не мог, чему свидетелем Пушкин, и Николай, чему свидетелем де Кюстин. Гитлер у немцев почему-то мог, а у нас Сталин – уже не мог.

Может, нам нужно просто дожить до времени, когда мы почешем-почешем репы, и скажем: ну их на хрен, эти дороги. Не умели строить, не умеем и не будем уметь – давайте-ка перескочим через этап, как предлагает, например, знаменитый дизайнер Владимир Пирожков. Тот самый Пирожков, который работает в дизайн-центре Toyota в Ницце, и который руку приложил и к «Сухому», и к Citroen C3. Идея его в связывающих страну беспилотных воздушных линиях (для летательных аппаратов которых Пирожков придумал сверхлегкие губчатые корпуса из металла с газом). Пирожков считает, что так будет и быстрее, и дешевле.

А возможно, мы свои автобаны просто еще не выстрадали. Как французы выстрадали кровищею революции право быть прекрасной Францией (с отличной, кстати, системой дорог, а также скоростных поездов и поездов метро, превращающихся в электрички).

Потому что, есть такое предположение, трехдневная пробка на М10 – просто репетиция того, чего все обреченно ждут. Репетиция времени «Ч», когда Москва застынет в Великой Пробке, и будет стоять и день, и два, и три. И не расчистит проезд ни ФСБ, ни ФСО. И больные будут умирать в «Скорых», а женщины рожать на задних сиденьях, а мужчины мочиться в штаны, потому что не открыть будет дверцу. И только всадники черные на конях бледных будут лететь с востока на запад, давя копытами «мигалки», вдоль трассы М10.

Про которую я до этого снегопада знал практически все – кроме того, что она официально называется трассой «Россия».

2012