24. Страхи Поклонной горы. Фобия революции// О том, что без революций не бывает исторического развития

24. Страхи Поклонной горы. Фобия революции//

О том, что без революций не бывает исторического развития

(Тема была отклонена в «Огоньке». Текст опубликован на «Росбалте» http://www.rosbalt.ru/blogs/2012/02/16/946729.html)

После того, как мыслящая страна разделилась на Болотную и Поклонку (кстати, на Поклонке тоже мыслящая часть, потому как безмозглая про Болотную и Поклонку вообще не слыхала), у ребят с Болотной появилась опасная привычка применять к ребятам с Поклонной тот же инструмент, что доселе применяли к ним самим.

Этот инструмент – простое объяснение: «А, да они проплаченные!»

Разница в том, что про Болотную говорят: «Вы проплачены Госдепом США», а Поклонную: «Вы проплачены администрацией Путина».

Это крайне опасный и скверный инструмент.

Во-первых, даже если проплачены, это не значит, что они идей Поклонки не разделяют. Высокий рейтинг Путина отнюдь не виртуален.

А во-вторых (и вот это по-настоящему опасно) объяснение «они делают то-то и то-то, потому что проплачены» («потому что из заставили», «потому что их запугали») позволяет закрывать глаза на важные процессы, происходящие не только на Поклонной горе, но и у ее подножия. То есть по всей России. Например, на то, как идет процесс политического обучения тех, кто раньше о политике не задумывался. И вот тут ораторы с Поклонки на высоте. У них есть несколько простых тезисов:

– Нельзя допустить революции, потому что революция – это кровавая каша.

– Нельзя допустить развала страны, потому что это будет уже не Россия.

– Запад не хочет нас видеть процветающими и великими.

– Те, кто в оппозиции, все критикуют и призывают разрушать, а какой план строительства они могут предложить?

– Кто, если не Путин?

Последний тезис – он, прямо скажем, из чужой колоды: в смысле, тоталитарной. «Кто, если не дуче?» «Кто, если не фюрер?» «Как жить без Сталина?» А за Путиным, при всех претензиях к нему как к автократу, следует признать отсутствие тяги к тоталитаризму, то есть полному контролю над частной жизнью граждан. При Путине частную жизнь можно вести любую.

Но первый тезис настолько силен, что производит впечатление и на людей с Болотной. На Ксению Собчак, например. Она не хочет революций. Она боится. Многие боятся. Боятся практически все.

С этого страха и начну.

Итак, революция – это кошмар. Это трупы, недымящие трубы, голод, холод, гражданская война, разруха, расстрелы, брат на брата, ненависть.

И это абсолютно точно по картинке.

Проблема в том, что история XX века – как она описана в школьных учебниках, включая современные – есть колоссальный фантом сталинского времени. История, вычерченная по сталинскому лекалу, такова: в России было три революции. Первая – подавленная 1905 года, вторая – половинчатая февральская, а третья (доделавшая то, чего не смог Февраль) – Великая Октябрьская социалистическая. Семьдесят лет Октябрь трактовался со знаком плюс, сейчас трактуется со знаком минус, но в любом случае важно революции не допустить, пусть даже центральная пересадочная станция столичного метро называется по-прежнему Площадью Революции.

Между тем настоящая российская революция произошла именно в феврале 1917 года, 27 числа. А вот то, что случилось в ночь с 25 на 26 октября 1917 года, было не революцией, но большевистским переворотом, заговором. Заговор удался во многом потому, что большевиками впервые был применен принцип (впоследствии он успешно осваивался и усваивался нацистами в Германии и фашистами в Италии, а далее всеми диктаторами мира) использования любых средств ради удержания власти. Большевики первыми отказались от морали и прибегали к любому вранью и насилию, лишь бы удержаться. Совершив переворот под лозунгами земли крестьянам, мира народам и фабрик рабочим, они отобрали у крестьян всю землю, у рабочих – право на самоуправление (ликвидировав независимые профсоюзы), а параллельно ввязались в целую цепочку войн – и прежде всего, с собственным народом. И все это, верно, привело к миллионам трупов и к истреблению целых классов, немыслимому прежде. Даже Иван Грозный до концлагерей и уничтожения заложников не додумался, хотя еще тот был живодер. Это большевистский переворот и привел, прошу прощения за клише, к неисчислимым бедствиям России.

В отличие от Февральской революции.

Главные жертвы которой – жертвы не революции, а контрреволюции, то есть расстрела в Петрограде 26 февраля демонстрации царскими войсками (тогда на месте погибло свыше 200 человек). Жертвы революции тоже, как ни прискорбно, были: жандармов, полицейских, городовых линчевали; Окружной суд сожгли. Но в целом революция в феврале была относительно мирной. И привела к самому свободному периоду в истории России (не считая затем 1990-х годов): со свободой слова, шествий, собраний. Никто тогда митингов не согласовывал и разрешений на выпуск газет не получал. Царскую семью с детьми и челядью февральская революция не расстреливала. И чрезвычайная комиссия Временного правительства (в которую входил, например, Александр Блок) никого в расход не отправляла, в отличие от большевистской ЧК.

В феврале 1917 года в России мирным путем произошло изменение матрицы, смена парадигмы, перезагрузка системы, когда из патримониальной автократии, каковой она пребывала около 400 лет, страна превратилась в либеральную демократическую республику. А это изменение, эта смена, эта перезагрузка и называется социальной революцией – подобно тому, как в науке переход от ньютоновской физики к эйнштейновой называется революцией научной. Та же смена парадигмы восприятия и парадигмы развития.

Я сейчас не хочу обсуждать, почему провалился Февраль и почему большевистская контрреволюция привела страну вновь к патримониальной автократии, только в куда более худшей форме. Для канала «Совершенно секретно» я записал часовую программу о Феврале с доцентом истфака МГУ Федором Гайдой, он как раз специалист по этому периоду: можно посмотреть (http://www.youtube.com/watch?v=Bsi4fDE6ncI).

Но взгляд на Февраль и Октябрь как на великую революцию и на заговор разделяют даже столь несхожие люди, как Александр Солженицын и гарвардский славист Ричард Пайпс (его «Россия при старом режиме» – кстати, только что переизданная – а также трехтомник «Русская революция» должны быть для мыслящих россиян обязательным чтением).

Революция – это смена парадигмы. Социальная революция – это смена социальной парадигмы, то есть системы социальных отношений. Поэтому революция может быть весьма кровавой (как Великая французская), но может быть и почти бескровной (как буржуазная нидерландская). Большинство революций в Восточной Европе 1990-х годов были бескровными, хотя в Югославии и Румынии (там, где контрреволюция особенно сопротивлялась) были кровавыми.

Зато по-настоящему кровавы контрреволюции, потому что только насилием можно сдержать то, что исторически приходит в движение. Кровавыми бывают даже научные контрреволюции: вспомним судьбу Бруно или Вернадского!

Внушаемый сейчас страх революции на самом деле скрывает желание не менять ничего в социальной жизни, в жизни нашего государства, которое остается патримониальной автократией, то есть тем общественным устройством, когда всем, что в стране есть (включая собственность, жизни, свободы, движимость и недвижимость) распоряжается верховный владыка. Он может называться «царь», «император», «генеральный секретарь», «президент» или, как сейчас – «премьер-министр». Почему Владимир Путин посадил в 2003-м Ходорковского? – да потому, что посчитал, что тот угрожает царскому трону. Почему отдал в 2004-м несколько российских островов Китаю? – да потому что такова была его воля, а свои резоны самодержец не обязан объяснять. Автократическая система при определенных условиях (когда есть что продавать за границу) вполне работоспособна, но у нее есть, к сожалению, несколько врожденных недостатков.

Первое – она закрепляет отсталость страны от стран либеральной демократии, то есть от Запада. Мы обречены вечно быть даже не вторыми, а во второй группе стран – и хорошо, если не в третьей. За 500 лет автократии России никогда не была передовой страной мира, в лучшем случае – догоняющей передовые.

Далее – автократия мультиплицирует все недостатки человека на троне. Очень хорошо, что Путин не антисемит и не гомофоб, а всего лишь «конкретный пацан с конкретными понятиями» (возможно, выросший из пацана в пахана, а возможно, лишь играющий эту роль на потребу тех, кто привык уважать паханов), но не всегда же такое везение.

Третье – она превращает людей в рабов, шестерок, причем вне зависимости от высоты социального статуса. Видели, как губернаторы, депутаты, министры прогибаются перед Путиным? А можете себе представить, чтобы Шварценеггер так гнулся перед Обамой?

Четвертое – она игнорирует проблемы общества, если они не совпадают с проблемами царя (вот почему при Путине у нас в стране нет ни автобанов, ни зарезервированных за резидентами парковочных мест под окнами; вот почему при Путине мы во многом утратили три преимущества советской власти: бесплатную медицину, бесплатное образование и успешную космическую программу).

Говорить, что стране сегодня не нужна революция – это все равно что утверждать, что нужно сохранить систему, где все делятся на небожителей и быдло, где царевы слуги с мигалками могут безнаказанно давить людишек, где полиция тотально коррумпирована, где тайная полиция крышует бизнес, где без денег ты не можешь учиться и качественно лечиться, где армия (да и полиция) служит непонятно зачем, хотя и понятно, кому. А телевидение при этом либо поет и пляшет, либо заниматься пропагандой, то есть подгонкой средств под требуемый результат, – ну, и ЦИК занимается тем же.

Хотите жить в такой стране вечно? Желаете детям и внукам?

Если да, тогда продолжайте бояться революции.

А по-моему, сейчас как раз тот момент, когда можно выйти из нашей колеи и построить свою жизнь на других принципах. И бояться нужно не революции, а то, что в результате всех потрясений мы сохраним всю ту же систему, то есть заменим одного царя на другого. Или оставим прежнего царя, который давно судит о происходящем за окном по докладам администрации или сводкам ФАПСИ, – то есть по тому, что в угоду ему подготовлено его рабами.

Я не хочу жить в стране, основанной на самодержавии.

Во всяком случае, в стране, держащейся на страхах, разговор о которых я намерен продолжить.

2012

Данный текст является ознакомительным фрагментом.