51. Пролезть через окно в Европу// О том, что в Петербург стало переезжать больше людей, чем в Москву

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

51. Пролезть через окно в Европу//

О том, что в Петербург стало переезжать больше людей, чем в Москву

(Опубликовано в «Огоньке» http://kommersant.ru/doc/2160896)

Чеховские три сестры сегодня бы рвались не в Москву, а в Петербург (впрочем, при Чехове Москва административно была как сегодня Питер). Статистика неумолима: на Неву за 2 последних года переехало жить 324 тысячи человек. В первопрестольную – лишь 299 тысяч.

Было бы явление, а объяснения найдутся.

В самом Петербурге наплыв новых горожан (в 2011 году таких зарегистрировали 130 тысяч человек, в 2012 уже 194 тысячи; тенденция, однако) объясняют просто: «К нам переезжает Газпром!»

Это не совсем так.

Во-первых, в Питер в 2013 году перебирается лишь «Газпром экспорт».

Во-вторых, да хоть и весь газовый гигант с Миллером во главе: для 5-миллионного города (самого крупного в мире из северных городов) это как слону дробина.

Но все равно, риелторы потирают руки: растет цена на квадратные метры на Крестовском острове, играющем роль резервации для нуворишей (или, говоря языком Пелевина, нуворашей), которые воротят нос от центра, едва узнав, что в старых домах подземных гаражей не бывает. По городу гуляют шуточки типа «менеджер «Газпрома» снимет квартал». А историк и телеведущий Лев Лурье – и это уже не шутка – проводит для газпромовских менеджеров курсы адаптации к петербургской жизни. Учит называть пончики – пышками, подъезд – парадной, и не бежать в ужасе из третьего двора-колодца.

Но это поверхностный, хоть и культурный слой.

Глубинная же причина в том, что Петербург сегодня не столько окно в Европу, через которое в Европу можно только, вздыхая, смотреть, – но и сама Европа, если судить по жизненному укладу.

Ведь что видит приезжий, выходя из поезда на Московском вокзале? Прямо напротив – круглосуточный музей эротики. Рядом – секс-шоп «Розовый кролик». Влево и вниз по Лиговке к Обводному – дешевые харчевни и бары с шестовым стриптизом, там же десятки отелей и отельчиков: предлагаются, в том числе, и номера с почасовой оплатой.

Возможно, кому-то все это и ужас, но ужас совершенно европейский. Потому что в любом большом европейском городе район возле вокзала – «красная» зона, напичканная злачными местами, стрип-клубами, кинотеатрами для взрослых, дешевыми отелями. Что в Риме, что в Копенгагене, что во Франкфурте (про Гамбург с Амстердамом я уж молчу).

Не нравится «красный» район? Пожалуйста, можно пойти по Невскому. Толпа невероятная: в том смысле, что тьма людей просто гуляющих, шляющихся, причем в любое время суток. В два или в три ночи на Невском в уик-энд столько же народу, сколько я ночью видел лишь в Бангкоке на Патпонге, в Париже на Сен-Андре-дез-Ар и в Краснодаре на улице Красноармейской (там у них клубно-барное осиное гнездо). Развлечений – тьма, на любой вкус и возраст. Дробность и мозаичность поражают. Вон сладкоежки лижут витрины в Елисеевском магазине в очереди за французскими пирожными-макаронами. Наверху на балюстраде под механическое пианино танцуют механические куклы в человеческий рост. Вон музей дореволюционного фотографа Буллы, где проходит отличная выставка советского фотографа Ахломова, – прямо с нее за 100 рублей можно шагнуть на крышу над перекрестком Невского и Садовой (это на нем в 1917-м расстреляли матросов-анархистов, спровоцированных на путч большевиками). Вон первый в истории России Пассаж с сохранившимся в идеальном состоянии кафелем на полу: здесь, по версии Достоевского, слопал чиновника Ивана Матвеевича крокодил. Вон полусекретная галерея «Al», чтобы попасть в которую, надо нажать на правильную кнопку на домофоне. Вон, снова, тут же, отели, отелищи, отельчики; гостиницы и хостелы; рестораны, кафе и бары; дворцы и церкви, и не подавляющего масштаба, а человеческого. Летом ко всему этому добавятся катания на катерах, открытые террасы, уличные жонглеры, актеры, певцы и танцоры.

И все это не дутое новодельное, как в Москве, где фальшивую потертость создают за особые деньги, – а подлинное и доступное, помнящее и Блока, и Довлатова. Это в Москве ресторатор Новиков ценой невероятных усилий создает советское кафе «Камчатка», которое все равно псевдосоветское. А в Питере пока работают настоящие стоячие рюмочные типа «щель», где можно опрокинуть пятьдесят граммов перцовой (40 руб.), закусив яйцом с майонезом (20 руб.), а заодно познакомиться с парой университетских профессоров, спорящих о Дерриде и Фуко. Победите в споре – вам нальют.

Я своим московским студентам сейчас с чистой совестью рекомендую сгонять в Питер ради выставки Icons Марата Гельмана: ночной сидячий вагон – около 450 рублей, койка в хостеле (а хостелов в Питере пруд пруди) – 200–300 рублей, именно так в Европе студенты и путешествуют. Заодно можно увидеть Питер фабричный, индустриальный, Питер заводских корпусов на Обводном канале, где в конверсии «Ткачи» и проходит выставка. А потом пешком прогуляться до еще одной конверсии, лофта «Этажи», где на стенах бывших цехов грамотно оставили даже советский жуткий кафель размером 20х20, и где выставки бесплатны. Ну, а потом – в арт-центр «Пушкинская, 10», где до сих пор обитают хипаны – духовные родители нынешних хипстеров, и девушки с фенечками на запястьях варят кофе в джезвах…

За границей такие арт-сквоты есть в Берлине (Хакские дворы), в Копенгагене (Христиания), в Париже я знаю местечко на рю Риволи, 59 – но в российских городах такого больше нет. Как нет, скажем, и возможности купить за 100 рублей килограммовый пирог с капустой в фермерском магазинчике прямо напротив дома, где жил Достоевский.

Вот эту европейскость, состоящую вовсе не в больших деньгах, а в человечности городской среды, и чувствуют, как мне кажется, провинциалы, которые сначала приезжают в Питер на экскурсию, а потом навсегда.

И здесь обращу внимание на мысль, которую повторяют и Григорий Ревзин, и Юрий Сапрыкин, и тот же Гельман. Главный продукт, который создает современный город – это свободное время. Европейский город создает доступное и разнообразное свободное время. Европа – это вообще когда всего много, дробно и доступно. В Москве свободное время чудовищно дорого стоит. У москвича со средней зарплатой, заплатившего за съемную квартиру, просто нет денег свободное время потреблять. Потому что в Москве есть хорошие и безумно дорогие рестораны и клубы, но почти нет дешевых и вкусных кафе и баров. А в Питере на улице Рубинштейна длиной 750 метров пихаются примерно полсотни разнообразных едален, включая полутайное дворовое кафе «Кафе», где хозяин, карабахских армянин, по слухам, дает скидку всем, кто знает, что «Карабах» по-армянски будет «Арцах». То есть Питер безо всяких инвесторов и начальников освоил современную формулу городской жизни: город – это общение в максимально разнообразных формах. И если добавить к харчевням Финский залив с дюнами, озера Карельского перешейка, университеты, две сотни музеев, под сотню театров, дворцовые пригороды, покатушки на великах, прогулки по Островам, тайные экскурсии по крышам, концерты-квартирники, возможность сгонять за 20 евро в Финляндию, публичные лекции в библиотеках, – то да, Питер утирает нос страдающей насморком мегаломании Москве.

Остается только обозначить мотор, делающий эту дробную жизнь возможной. Это – некондиционная недвижимость огромного по площади старого центра. Грубо говоря, ни одно из питерских дореволюционных зданий не соответствует нынешним СНИПам и ГОСТам. Говорить о нормах инсоляции в дворах-колодцах бессмысленно. Ни один нувориш, а тем более нуворишка никогда не станет там жить. Но то, что плохо для них, замечательно для студентов, мелких предпринимателей, рестораторов, отельеров, магазиньеров и прочей городской рыбешки. Не заглядывает в коммунальную квартиру солнце? Но можно сделать ремонт, снабдить каждую комнату туалетом и душем, – будет мини-отель. Не выгорает с отдельным туалетом? Можно устроить хостел с удобствами в коридоре. Не получается хостел? Откроем велосипедный магазин с мастерской: некондиционные квадратные метры замечательно ярко горят в огне творческих идей.

В России второго такого города просто нет. В Москве должны случиться разом кипрский кризис, чума и потоп, чтобы ее «красные» зоны, которые по зубам только большим деньгам, начали мало-помалу превращаться в нечто подобное лондонскому Камдену или берлинскому восточному Кройцбергу.

А в Питере – довольно азиатском по взаимоотношениям власти и горожан – идет совершенно европейская жизнь там, где горожане могут плевать на власть и договариваться друг с другом напрямую.

Так что приезжайте посмотреть.

Ну, или переезжайте.

2013

Данный текст является ознакомительным фрагментом.