СМОДЕЛИРОВАННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ МЕТАФИЗИЧЕСКИ ТАК ЖЕ (ЕСЛИ НЕ БОЛЕЕ) РЕАЛЬНА, КАК И «НЕПОДДЕЛЬНАЯ» РЕАЛЬНОСТЬ

СМОДЕЛИРОВАННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ МЕТАФИЗИЧЕСКИ ТАК ЖЕ (ЕСЛИ НЕ БОЛЕЕ) РЕАЛЬНА, КАК И «НЕПОДДЕЛЬНАЯ» РЕАЛЬНОСТЬ

Во-первых, несколько строк из теоретика постмодернизма Жана Бодрийяра:

Само определение реального таково: то, что можно равноценно скопировать… В границах этого процесса копирования реальное — это не только то, что может быть воспроизведено, но и то, что всегда уже воспроизведено. Гиперреальное превосходит представление только потому, что оно полностью является симуляцией. Искусственность является специфической основой реальности.[180]

Когда Морфеус берет Нео в первое путешествие по запрограммированному компьютерному киберпростран-ству, Нео хватается за кожаное кресло на фоне белой яркой пустоты и спрашивает Морфеуса: «Не хочешь ли ты сказать мне, что это нереально?» Морфеус отвечает: «Что такое реальность? Как ты определяешь, что реально, а что нет?» Это не проходной момент и не просто риторический вопрос. В необычном контексте фильма и нашего еще более необычного технологического мира это вполне законный вопрос. Следующее утверждение Морфеуса только подтверждает это. Он говорит, что реальность — это то, что мы можем чувствовать, обонять, пробовать и видеть, и все это состоит из «электрических сигналов, интерпретированных нашим мозгом». Но если чье-либо восприятие виртуальной реальности также является следствием электрических сигналов, воспринятых мозгом, тогда может казаться, что виртуальная реальность столь же реальна, что и обычная.

В другой сцене Нео везут к Оракулу. Оглядывая в окно окрестности, он узнает место и восклицает: «Боже, я обычно ел здесь… действительно хорошая лапша». Только когда он разочарованно опускается на свое место, ему становится ясно, что «у меня есть эти воспоминания… и ничего из этого не было». Не было? Однако он помнит их.[181] В отличие от ложных воспоминаний (скажем, таких, которые порождаются сомнительными психотерапевтическими методиками), воспоминания Нео одновременно переживались им как происходящие в настоящем. Его впечатление от ресторана привело к дальнейшим посещениям заведения. Другими словами, его впечатление от ресторана связано отношениями с другими его впечатлениями и поведением. Оно даже находится в связи с впечатлениями и поведением других человеческих существ, тех, кого Нео брал в ресторан в виртуальном, интерсубъективно разделенном мире.[182] Таким образом, те воспоминания действительно соответствуют тому, что произошло. Можно в принципе найти следы этих воспоминаний в мозгу других человеческих существ, лежащих в коконах, подключенных к Матрице.

Идея о том, что реальность и наше знание о ней коренятся в чувственном восприятии (зрение, осязание и т. д.), которое у нас есть, является основным принципом философского эмпиризма — философии, которая не менее влиятельна сегодня, чем тогда, когда она впервые приняла свою современную философскую форму (в XVII и XVIII веках). Согласно Дэвиду Юму, не может быть другого обоснования нашего знания, нашей веры в то, что реально, чем то, что мы видим, слышим, обоняем, пробуем на вкус и осязаем. Сейчас кто-то может отрицать это, говоря, что Нео и другие человеческие существа в Матрице в действительности не видели и не слышали ничего. Однако у них был такой же тип чувственного восприятия, как и у нас. И поскольку нет ничего, что принципиально разделяет их чувственные восприятия с нашими, нет никаких внешних доказательств, доступных им (также нет их и для нас), которые могли бы показать, что их чувственные восприятия являются просто плодом воображения; отсюда следует, что для них Матрица так же реальна, как наш мир реален для нас, поскольку и у нас, и у них предполагается одинаковый тип чувственного восприятия.[183]

Мы также видели, что более ранние впечатления Нео были восприятием реальности, поскольку они согласуются с впечатлениями и поведением не только Нео, но также и других человеческих существ. Все это согласуется с консистентным представлением об истине, согласно которому утверждение вроде «Я имел обыкновение обедать в этом ресторане с приятелями» истинно, если оно согласуется с большинством других наших убеждений. Согласованность опыта и его способность служить надежной основой нашего поведения (что также справедливо и для более ранних впечатлений Нео) является основным принципом прагматизма.

Однако человек, скептически относящийся ко всему этому — киберскептик, — скажет, что не важно, сколько чувственных впечатлений индивид получает от виртуального мира, и не важно, насколько они согласуются между собой внутри индивида и между индивидами. Кибер-мир нереален потому, что он не существует в пространстве. Его нет нигде, кроме как в головах людей, точно так же, как и другие иллюзорные вещи (воображаемые любовники или Санта-Клаус) могут быть у них в головах. Но киберадвокат ответит ему: как же, кибермир существует в пространстве, только это киберпространство. Скептик скажет, что киберлространство — это не реальное пространство. И тогда защитник скажет: «Ха! Конечно, это нереальное пространство, именно это и делает его киберпространством». Скептик укажет, что пространство, которое не обладает атрибутом реальности, вообще не может считаться пространством. Согласно этому мнению, «киберпространство» — просто метафора, говоря строго — оксюморон.

При условии что киберпространство — это всего лишь метафора, мы должны отметить, что киберскептик предполагает, что протяженность в пространстве — сущностная черта того, что может считаться реальным. Предположение состоит в том, что есть один и только один пространственно-временной континуум и что некоторые наши убеждения и впечатления соответствуют тому, что есть в нем, а другие — нет. Если убеждения (или впечатления) не соответствуют, то они ложны (неверифицируемы). Равно если что-то не может быть обнаружено в этом континууме, оно нереально. Это допущение пространственности (и материальности, насколько материальность определима через пространственность) реального является тем, что некоторые философы будут отрицать. Так поступал Платон. Он считал, что некоторое количество идей, а скорее всего, все идеи реальны, еще не пребывая в пространстве. (Так и Кант считал, что пространство не является вещью в себе, но принадлежит к тем средствам, которыми индивид постигает мир.) Следовательно, мы видим, что кибер-адвокат разделяет некоторые философские основания не только с эмпириками, логиками и прагматиками, но и с платониками (а возможно, и с кантианцами) тоже. А также с постмодернистами (по крайней мере, во многих случаях).

Платон придерживается мнения, что идеи были даже более реальны, чем материальные объекты, помещаемые в пространстве. Его выводы сложны, но мы можем сказать кратко, что для Платона идеи более реальны, поскольку они вечны и неизменны и делают возможным существование материального мира и наше знание о нем. Сейчас виртуальная реальность не является неизменной, бесконечной, невозможно достоверно симулировать мир, который нам знаком (по крайней мере, пока). Может ли какое-либо чувство дать право считать, что симулированная реальность имеет большее причинное воздействие на нашу жизнь, чем несимулированный мир? Если наш будущий опыт подтвердит, что симулированная реальность может иметь большое влияние на наш живой опыт и поведение, чем несимулированная реальность, то, согласно прагматическому чувству, он будет более реален. Может быть, вмешаются другие обстоятельства, но, в любом случае, это не тот вопрос, где можно с легкостью делать какие-то прогнозы. Давайте подождем лет этак двести.