Дворец типа сортир
Дворец типа сортир
Г-н президент, читатели требуют, чтобы эти письма продолжались. Задача непростая. С вами этой весной случились такие изменения, что обращаться к вам по-прежнему (по имени-отчеству) затруднительно. Вы уже не совсем Владимир Владимирович, но еще не совсем Дмитрий Анатольевич. В данный исторический момент точнее было бы «Дмитрий Владимирович», но вы (все) можете расценить это как излишнюю вольность, а читатели просто не поймут, о ком речь. Поэтому для ясности – просто «г-н президент».
Г-н президент, вы очень много обещали, но с особой страстью (и до выборов, и теперь) вслух мечтаете исправить судебную систему[210]. Золотые слова! Дай бог нашему теляти волка забодати.
Однако чтобы исправить механизм, надо знать, как он работает. А откуда вам это знать? При взгляде сверху вы видите сияющий дворец правосудия. А что там внутри? Вот и в минувший вторник поговорить о недостатках судебной системы вы пригласили судей и чиновников (а разве у них есть проблемы с судом?).
Ни одного жалобщика, ни одного раздавленного судебной системой вы не позвали.
Если бы вы были рисковым малым, лучше всего было бы одеться победнее, напялить седой парик, взять костыль и захромать вверх по шикарной лестнице. Однако вы скорее осторожны, умеренны и аккуратны[211] – важные достоинства, но экспериментов в духе Гаруна аль-Рашида (халиф Багдада, который переодевался в рубище и шел на рынок, чтобы своими глазами, а не по телевизору и не из доклада визиря увидеть, как живет народ) не ждем.
Это, г-н президент, была присказка.
Хотите выиграть кучу денег? (Только не говорите «нет», а то все решат, что их у вас и так слишком много.) Вернейший способ открылся случайно (судьба улыбнулась). С тех пор непрерывно выигрываю и решил с вами поделиться.
Делается так: сперва рассказываете небольшую историю, а потом предлагаете всем слушателям отгадать загадку. Кто не угадал – платит вам. А кто угадал – тому платите вы (но этого не случится, поверьте).
С шоферами, или официантками, или медсестрами можете спорить на небольшие суммы (от ста рублей с носа); главное, чтоб их вокруг вас собралось побольше. А с олигархами – хоть на миллиард долларов. А с иностранными вождями – на вступление в ВТО без очереди или на возврат прощенных долгов. В общем, с кем угодно и на что хотите. За выигрыш отвечаю.
История такая. В Конституции (ст. 39) написано: «Каждому гарантируется социальное обеспечение по возрасту». То есть пенсию женщины должны получать с того дня, как им исполнилось пятьдесят пять, а мужики – с шестидесяти. Однако в Законе о пенсиях сказано иначе: «С момента обращения».
Причем «моментом обращения» в Пенсионном фонде считают не день, когда человек впервые пришел, а когда сумел собрать все справки, которые с него потребуют. На это у некоторых уходят месяцы, а у кого и годы. И за все это время пенсия тю-тю.
Получается, что закон хуже Конституции. Хотя в Конституции (ст. 55) прямо сказано: «В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права». (В скобках, г-н пр., скажу вам как юристу: формула безобразная. Вместо вялого «не должны» следовало бы написать «запрещено». Кроме того, возвратная форма глагола создает впечатление, будто законы сами издаются. Это очень удобно, поскольку за плохой закон, который издался, наказывать некого. Следовало бы «запрещено издавать». Будете менять Конституцию – не забудьте эту деталь.)[212]
…Год назад я решил: подам в суд, выиграю; и все миллионы пенсионеров, у которых украли пенсию (у кого за месяц, а у кого и за год), получат свои деньги. Подчеркиваю: свои.
Замечательный юрист Виталий Корыстов (с которым мы вернули в подмосковные Снегири тяжелый немецкий танк «Тигр», украденный саратовским губернатором Аяцковым) написал убойный иск. Но…
В первой инстанции (в Химках) мы проиграли. Понятно, районному суду трудно вынести решение против Пенсионного фонда и Федерального закона. Написали мы жалобу – в Кассационную коллегию Московского областного суда.
Здание, скажу вам, новое, огромное, шикарное – настоящий дворец правосудия. Буфет, здоровенные холлы, туалеты (очень чистые), и на дверях не грубые «мэ» и «жо», а целомудренные шляпы (народ, давно от шляп отвыкший, с трудом определяет, какая чья).
Находим наш зал (их там десятки, а может, сотни) – над дверью электронное табло, по таблу бегут светящиеся буквы: «Московский областной суд. 09:55 (это время), 13 мая 2008 года (это дата)». Нам назначено на десять утра, ждем. И еще куча народу ждет. Зачем они пришли, думаю, когда сейчас наше время?
Спросил. Оказывается, всем назначено на десять. А у двери в отличном пластиковом прозрачном кармане – «Список гражданских дел, назначенных к слушанию в кассационном порядке на 13.05.08».
Посчитал. Двадцать четыре дела. И все на утро. Корыстов поясняет: мол, это обычная практика, мол, в прошлый раз он вот так же пришел к десяти утра, а пригласили в зал в пять вечера.
Спешить некуда, пошел гулять по коридорам и холлам. У каждого зала толпа (ведь любое дело – это истцы, ответчики, их адвокаты), у каждой двери список дел. Посчитал. У кого – двадцать четыре, а кому не повезло – у тех двадцать пять.
…Понимаю, г-н президент, что вам хочется поскорее узнать, как без риска выигрывать пари. Вы, применяя потом мой способ, будете, конечно, сокращать эту историю. Но если открою секрет сразу, то вы можете и не дочитать – вам, наверное, детали не очень интересны, поскольку описываемая ситуация лично вам не грозит. Поэтому оттяжка разгадки – это такой прием, чтобы вы волей-неволей узнали кое-что о натуральной жизни подданных.
Ждешь час, ждешь два, пить хочется. Внизу буфет. Если бы это была советская очередь за молоком или за водкой, я бы предупредил: мол, отойду и вернусь. А тут, во дворце правосудия, очереди нет. Есть список, но в зал вызывают не по порядку, а как попало. И если кого-нибудь в этот момент нету, то…
Вы, г-н президент, как юрист подумали небось, что судьи начнут разбирать другое дело. Нет. Пока вы пьете (или еще чего-нибудь совсем наоборот), ваше дело рассмотрят без вас. Вы своей отлучкой резко увеличите возможности своего процессуального противника: он что хочет, то и скажет, а ваших возражений суд не услышит. Надо терпеть, ждать (есть такие памперсы для взрослых, жаль, в суде их не продают).
А над дверью красивое табло; и непрерывно бежит строка, повторяя каждые десять секунд «Московский областной суд», время, дата…
Сперва смотришь бездумно, как баран на новые ворота. Потом, естественно, возникает суетная мысль: сколько стоит такое табло? они ж, наверно, очень дорогие? сколько их во дворце? кто это придумал? и какой за это был откат?
Потом думаешь, что если бы на табло (по таблу) бежали строки из Уголовного кодекса или из Кодекса судейской этики (такой есть), то был бы хоть какой-то просветительский смысл в этих бессмысленных электронных игрушках.
Но когда строка повторилась у тебя перед глазами пять сотен раз, она начинает действовать как мантра – впадаешь в философское состояние, отрясаешь мирское. Смирение приходит.
Знаете, кого обычно спрашивают, как называется место, где он находится и какое сегодня число? Напоминая об этом несколько раз в минуту, ждущим вежливо внушают, что они сумасшедшие. За что? За то, что надеются на справедливое решение?
…Долгое ожидание, неизвестность, невозможность ни у кого ничего спросить, заведомо ничтожное число скамеек (большинство ждут стоя) – все должно внушить рабскую покорность. Мы смиряемся (некоторые – стиснув зубы), ибо вызвать недовольство хозяев дворца никто не рискует…
Вот сейчас, вот уже совсем скоро вы, г-н президент, узнаете выигрышную тайну. Но сперва несколько цитат из упомянутого Кодекса судебной этики.
КОДЕКС СУДЕЙСКОЙ ЭТИКИ
Утвержден VI Всероссийским съездом судей
2 декабря 2004 года
Правосудие не может существовать без честного и независимого судейского корпуса. Для обеспечения его честности и независимости судья обязан принимать участие в формировании, поддержании высоких норм судейской этики и лично соблюдать эти нормы.
В своей профессиональной деятельности и вне службы судья обязан соблюдать Конституцию Российской Федерации, руководствоваться общепринятыми нормами морали, способствовать утверждению в обществе уверенности в справедливости, беспристрастности и независимости суда.
Судья в любой ситуации должен сохранять личное достоинство, дорожить своей честью, избегать всего, что могло бы умалить авторитет судебной власти, причинить ущерб репутации судьи и поставить под сомнение его объективность и независимость при осуществлении правосудия.
Судья должен исходить из того, что защита прав и свобод человека и гражданина определяет смысл и содержание деятельности органов судебной власти.
Судья должен быть терпимым, вежливым, тактичным и уважительным в отношении участников судебного разбирательства.
Наконец нас пригласили. За столом судебная коллегия: председательствующий Ракунова Л. И., судьи Беренков В. И. и Фомина Н. И.
– Доверяете составу суда? – спросила председательствующий.
– Доверяем, – ответили хором мы с Корыстовым и наш противник – представитель Пенсионного фонда.
Потом этот представитель сказал, что Конституция им не указ, потому что при назначении пенсии они руководствуются не ею, а законом.
Потом начал было свою речь Корыстов, но через минуту его прервали (мол, не надо повторять доводы, изложенные в жалобе).
– Истец, – спросила меня председательствующий Ракунова, – поддерживаете мнение своего адвоката?
– Да… – я хотел сказать о Конституции, но они уже встали.
– Суд удаляется на совещание! – сказала Ракунова.
Поверьте, г-н президент, когда ждешь два часа, а тебе дают сказать две буквы – это грустно. Но я особо не расстраивался, потому что в жалобе действительно все было изложено ясно и со всеми необходимыми ссылками и на статьи Конституции, и на законы, и на Гражданский процессуальный кодекс.
Через некоторое время судейская коллегия вернулась в зал и огласила решение: «Минкину в жалобе отказать».
С тех пор всем встречным-поперечным рассказываю эту историю и предлагаю угадать: сколько времени судьи совещались? Условия льготные: противник ставит любую сумму, и если он ошибется не больше чем в два раза – плачу я. Если он ошибется больше чем в два раза – платит он.
Люди добрые, но наивные говорят «час». Самые опытные и глубоко во всем разочарованные говорят «две-три минуты». Все проигрывают.
Со мной, г-н президент, были часы с хронометром. И когда судьи объявили свое удаление на совещание и за ними закрылась дверь, я нажал кнопку. И успел спросить Корыстова: «Две минуты? Пять?» Но тут дверь открылась, мы с Корыстовым открыли рты, я нажал кнопку.
18,49 (восемнадцать целых и сорок девять сотых) секунды.
«Напрасно они так», – бормотал Корыстов, утешая. Нас обоих шокировал не отказ, а беспредельная скорость (в этом месте, г-н президент, я долго думал, хотел написать «беспредельная наглость» или «беспредельное бесстыдство» – но зачем нам эмоции, верно?).
За это время даже выпить на троих нельзя. За это время трудно даже поровну разлить пол-литра на троих (попробуйте, если не верите). Собачки, г-н президент, дольше обнюхиваются, чем эти судьи совещались; Кони[213] подтвердит.
А больше никто не подтвердит. Нас с Корыстовым никто не спросит, а протокол не ведется.
Не знаю, есть ли в мире еще хоть одна страна, где не ведут протокол судебного заседания кассационной коллегии.
…Пройдет еще полтора-два месяца, и мы получим мотивированный письменный отказ (несколько страниц, которые нельзя не только обдумать, но даже и протараторить за девятнадцать секунд). Потом напишем жалобу в следующую инстанцию и опять будем месяцами (как и в первом случае) ждать повестки… За это время еще тысячи пенсионеров умрут, так и не получив своих честно заработанных, кровных.
После проигрыша в суде первой инстанции в письме президенту «Должок за вами» («МК», 15.02.08) было сказано:
«Правда на нашей стороне, мы своего добьемся. Будет не “с момента обращения”, а как в Конституции написано – “по возрасту”.
Вопрос в том, потратим ли мы несколько лет на хождения по инстанциям или вы прочтете это письмо – и как по волшебству…
Если вам понятна наша правота – вы это сделаете.
Если она вам понятна, но вы это не сделаете, то можно будет подумать, что незаслуженные обиды и мучения людей вам безразличны.
А если вам непонятна наша правота… Нет, такого представить себе невозможно».
Тогда вам, наверно, было некогда. Оставалось две недели до выборов, суета, дележка будущих полномочий… Ну а теперь? Слабо?
Вам действительно достаточно позвонить. Неважно кому – в Думу, в Совет Федерации, в Конституционный суд. Вам даже не надо думать, не надо набирать номер. Надо просто снять трубку и сказать одно слово: «Сделать!»
И будет сделано.
Может, вас, г-н президент, смущает призыв воспользоваться телефонным правом, да еще именно в тот момент, когда вы пытаетесь построить законность?
В своих выступлениях вы говорите: «Право должно стоять на фундаменте моральных императивов, базироваться на внутренних убеждениях и принципах нравственности… Нужен кропотливый, последовательный труд по совершенствованию правовой системы… Для преодоления мешающего стране гармонично развиваться правового нигилизма требуется долгая и серьезная работа…»
Какие красивые слова! Вы хотите изменить систему, но она состоит из людей. «Долгая работа» – это сколько? Как Моисей – сорок лет? У вас они, может быть, есть, но у пенсионеров их нет. Пока вы перевоспитываете судей, все ограбленные умрут и с небес посмотрят на ваши благие порывы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.