1990

1990

Солдаты неудачи, солдаты несвободы[2]

26 июля 1990, «МК»

А как первая война – так ничья вина.

А как вторая война – чья-нибудь вина.

А как третья война – так моя вина.

А моя вина – она всем видна.

Булат Окуджава

Первым, кажется, их показал Подниекс[3]. Мы увидели калеку. Ветерана. Инвалида. Мальчишку без ноги. Одного. Теперь нам показывают их помногу. Без ног, без рук. Невозможно смотреть без слез. Нам показывают и «цинки», и рыдающих матерей, и рыдающих вдов. И афганцы хмуро рассказывают в камеру, какая там была святая дружба, а здесь, на гражданке, всё не так, и много грязи, равнодушия, вранья…

И в газетах – афганцы, и по радио. Радиостанция «Юность» сделала передачу по песням афганцев. И воины Афганистана пели свои суровые, романтичные, мужественные песни. И кто-то из них спел про гусарские доблести, про эполеты и кивера, и сказал, что чувствует себя наследником и продолжателем Дениса Давыдова – тот тоже сражался и сочинял песни и тоже участвовал в партизанской войне.

Тоже? Кто ж так свихнул нам мозги?

Денис Давыдов – в том-то и дело – не воевал с партизанами. И никогда вернувшегося с войны в Германии не называли немцем, вернувшегося с Шипки – болгарином, с Азова – турком, из-под Казани – татарином: никогда, ни в каком веке, ни в какой войне.

Почему к нашим ребятам приклеилось чужое имя – «афганец»? Не потому ли, что – чужая война? И всегда были у нас солдаты – даже в Великой Отечественной. А эти – не иначе как воины. Воины-интернационалисты. Вот как гордо. Даже теперь, когда уже решаемся называть эту войну трагической ошибкой[4], продолжаем внушать афганцам, что ошиблись большие начальники, а им, нашим мальчикам, нечего стыдиться. Но разве они стреляли только в душманов?

Мне они рассказывали другое. Рассказывали просто. Не гордясь собой. Но и не раскаиваясь. Пели мужественно: «В людей стреляет, как по мишеням, моя рука». Так что же, третья война – не моя вина?

Мы наших «афганцев» должны в кавычках писать. Потому что есть настоящие афганцы, без кавычек. Они тоже погибали там, в Афгане. И в сотни раз большим числом. И не только мужчины, но и старики, женщины, дети. И нам очень не хватает одного, пусть пятиминутного фильма о тех афганцах. И не про школу, где их учит шурави, и не про больницу, где их лечит шурави. А про их кровь и их смерть.

Планка подымается. Раскопаны ямы в Куропатах. Раскопают архивы НКВД. Рано или поздно нам всё придется сказать всем. А главное себе. Всё равно придется. Зачем же ждать, пока это сделает другой.

P.S. Слово «Катынь» было под запретом. На дворе еще стояла советская власть, а каждый номер «Московского комсомольца» нес в шапке имя хозяина: «Газета МГК и МК ВЛКСМ», причем «МК» означало Московский областной комитет Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи, а МГК – всё то же самое, но городское.

За десять лет через Афган прогнали, можно сказать, всю армию. И не только. Через Афган прошло несколько призывов. Они принесли домой фронтовое братство, жестокость к чуркам и ненависть к своим властям, которые погнали их в чужую страну неизвестно зачем. Да и в народе, состоящем из пап и мам этих мальчиков, их бабушек и подруг, война была непопулярна. Газеты о ней молчали, телевизор молчал, но цинки-то шли во все города СССР. И на всех кладбищах появились ряды могил с именами двадцатилетних.