Дворец Роберта

Дворец Роберта

Девять лет царствования Гуго Капета были девятью годами трудного правления.

– Кто тебя сделал графом?

– А кто тебя сделал королем?

Пусть даже этот обмен репликами между Гуго и Альдебертом Перигорским был придуман летописцем, он тем не менее очень хорошо иллюстрирует и подытоживает проблемы, которые стояли перед властью в начале династии. Нет никаких сомнений в том, что феодалы, оказавшие монарху поддержку на выборах, обращались к нему именно таким тоном. И ничего тут не было удивительного: наибольшие затруднения причиняли новому режиму обычно те люди, которые помогли его основанию, а потом неизменно считали, что их недостаточно внимательно слушают и не воздают им по заслугам.

В 996 году Гуго Капет умер, и корона перешла к его сыну Роберту.[222]

У Франции не было своего Шекспира, иначе бы она лучше знала странного персонажа со странной судьбой, которого судьба сделала вторым Капетингом. История знает немало правителей, которые заслуживали прозвища Благочестивый, знает довольно много таких, кого подвергали анафеме, но только этот один был одновременно и Благочестивым, и отлученным от церкви.

Роберт и физически отличался от обычных людей, и парижане замечали это, когда он проезжал верхом по улицам города: ступни его были настолько гибкими, что большие пальцы, обогнув стремя, едва не достигали каблука. И он был особенным человеком не только в этом плане.

Теолог, музыкант, мистик – он еще и пел в церкви лучше всех, и, по имеющимся сведениям, сам сочинил несколько псалмов. Знатные сеньоры должны были присягать ему на ковчежце – он изготовил великолепный золотой ковчежец, вот только тот оставался пустым, потому что король не хотел рисковать: а вдруг случится клятвопреступление? Зачем же допускать профанацию святых мощей! Разве из этого не ясно, насколько мало король, до такого додумавшийся, доверял своим вассалам? Можно вспомнить, что, кроме золотой, была у него еще и серебряная рака, в которой лежало яйцо дрозда, – для присяги крестьян и подданных скромного происхождения…

Он щедро раздавал милостыню, а в дни праздников приглашал к столу бедняков и делал им подарки. Но иногда его реакции были весьма неожиданными: однажды слепой приблизился к Роберту в то время, когда он омывал руки перед пасхальной трапезой, и король выплеснул бедняге в лицо всю воду из сосуда. Но… Скорее всего, этот человек не видел, потому что глаза его были покрыты корками, а когда король смыл эти корки – слепой тотчас же прозрел, и народ закричал о чуде. С тех пор, стоило королю где-то появиться, его так и осаждали больные, калеки и просто любопытные.

Королевский дворец на острове Сите (ныне Дворец правосудия)

Похоже, основу характера Роберта II Благочестивого составляли именно такие странности – они отразились и во всех его политических деяниях, и в частной жизни. Несомненно, он был великим утопистом – иначе не предложил бы императору Генриху II[223] проект всеобщего мира и не поддерживал бы со времен собора в Эльне идею установления мира Божьего среди христиан, – и в то же время он был предтечей инквизиции. Роберт внезапно решил преследовать ересь и гордился тем, что сжег живьем в Орлеане четырнадцать человек – «из лучших клириков и лучших мирян города».[224]

Этот благочестивый король развелся с первой женой – Розалией (Сусанной) Итальянской и женился по любви на своей кузине Берте Бургундской, вдове графа де Блуа.

И наконец, этот фанатичный служитель церкви ни на минуту не утрачивал своего королевского достоинства, вовсе не желал умалять свою власть, а, наоборот, хотел закрепить за собой право назначать священнослужителей в епархиях по своему выбору, что и лежало в основе его конфликта с Римом. И тут папа, терпевший куда более тяжкие грехи в капитулах соборов и монастырей, не выдержал. Сославшись на то, что брак между королем Робертом и королевой Бертой – это брак между близкими родственниками, отлучил виновника от церкви,[225] на королевство был наложен интердикт.[226]

По легенде, короля покинули не только приближенные к нему лица, но все его подданные – бежали от него, словно от зачумленного. Все его благодеяния, все псалмы и даже совершенное им чудо в одночасье стали не в счет. Только где-то в недрах дворца в Сите, как скажет летопись, «у него осталось двое хилых слуг, которые обеспечивали пропитание, но даже и они смотрели на посуду, из которой ел и пил император, как на что-то омерзительное и тотчас после королевской трапезы бросали объедки в огонь».

Милая картинка, которая запечатлелась в нашем воображении с детства, вместе с картинами великого ужаса накануне 1000 года от Рождества Христова, когда народ, набиваясь в церкви, ожидал увидеть там, как под трубы Страшного суда разверзнутся своды… Во всем этом, как часто случается со свидетельствами летописцев, есть, разумеется, зерно истины, но оно почти затеряно в большом мешке со всякими баснями.

Тысячный год прошел, как и все остальные, небеса безмолвствовали.

И король Франции остался королем.

Пять лет Роберт сопротивлялся давлению со стороны папы, потом наконец уступил. Расставшись с королевой, которую он любил, король женился на Констанции Арльской из Прованса. Да, конечно, она не состояла с ним ни в каком родстве, зато характер у нее был хуже не придумаешь. Теперь день за днем Роберту приходилось переносить ярость и бесконечные упреки, королевский двор наводнили сиятельные господа из Средиземноморья, чьим главным достоинством оказалась склонность к интригам, воровству и разврату. Ох как сильно выиграла от этого нравственность – невооруженным глазом видно!

Среди прочих реконструкций, осуществленных при Роберте, – таких как восстановление монастырей Сен-Жермен-де-Пре и Сен-Жермен-л’Оссеруа, лежавших в развалинах со времен нашествий норманнов, Париж обязан Роберту Благочестивому полной перестройкой королевского дворца в Сите.[227]

Может быть, король надеялся, что новое убранство дворца поможет изгнать печальные воспоминания об отлучении, может быть, рассчитывал, что великолепие жилища восстановит его на время пошатнувшийся авторитет, а может быть, дворец попросту малость обветшал?

Это здание, опиравшееся на фундамент, несколько веков назад заложенный римлянами, служило Меровингам, Каролинги презрели его, а графы Парижские – затем герцоги Франции – затем короли Франции сделали дворец своей резиденцией и отсюда правили государством. Предыдущие короли, в эпоху битв и неуверенности, поддерживали дворец в таком состоянии, чтобы он отвечал лишь их сиюминутным нуждам, и только Роберт, перестраивая здание, пожелал, чтобы дворец сразу бросался в глаза красотой и пышностью, чтобы он превратился в palatium insigne.[228]

Династия Капетингов, едва начавшись, приступила к перестройке Парижа.

И как же он стал на самом деле прекрасен, дворец Роберта Благочестивого! Этот дворец послужит резиденцией семнадцати королям – с 1000 года до середины XV века. Его расширяли и перестраивали, к нему пристраивали башни и новые здания, одни короли его ухудшали, другие улучшали, от Людовика IX он получил Сент-Шапель,[229] от Филиппа Красивого – Торговую галерею,[230] от Карла V – Часовую башню…[231]

А когда после выхода из Столетней войны Карл VII решил обосноваться в Лувре, он даровал дворцу в Сите одну из главных в королевстве функций, ему была отдана одна из основных ветвей власти: здесь стали творить Правосудие. И до сих пор это так.[232]

Большой колокол Часовой башни, звонивший лишь для того, чтобы известить о рождении или смерти очередного короля, начнет раскачиваться в Варфоломеевскую ночь, вторя набату Сен-Жермен-л’Оссеруа,[233] парижский парламент, воплощавший в этом же дворце преемственность власти, во время религиозных войн не позволит папству подбирать своих кандидатов на пустующий королевский престол. Советники парламента из недр своей крепости закона не раз пойдут на прямое сопротивление самому королю, отказываясь утверждать его решения.

Вспыхнувший в XVII веке пожар, уничтоживший бо?льшую часть сделанного при Филиппе Красивом, в том числе прекрасные мраморные статуи правителей и знаменитый мраморный стол,[234] и другой пожар, в XVIII столетии, привели к необходимости частично реконструировать здание, но работы производились уже с учетом стиля того времени, в котором его реставрировали. В XIX веке дворцу окончательно придали тот вид, который нам знаком. По этому строению в композитном стиле можно изучить все периоды развития французской архитектуры.

Королевский дворец в Сите. Интерьер зала. XII в.

Печать Роберта Благочестивого

Истцы продолжают приносить сюда жалобы по поводу какого-то конфликта, адвокаты все так же выдвигают аргументы в защиту подсудимого, судьи по-прежнему выносят приговоры… Здесь расследуют преступления, как и во времена первых королей, а Кассационный суд заседает почти там же, где при Людовике Святом помещалась Судебная коллегия.

Кто спорит, в мире есть куда более красивые здания, более цельные, а главное – более гармоничные, но вряд ли можно найти такое же волнующее, как это: камни, из которых оно сложено, скреплены, связаны, соединены между собой человеческими судьбами, и когда ты идешь по нему, то с каждым пройденным метром углубляешься в саму историю.

А ведь построивший его король в последние годы жизни жаловался на то, что не может добиться справедливости для себя самого. Сыновья взбунтовались и принялись грабить и жечь его владения, по его же собственным словам, они вели себя по отношению к отцу как крупные феодалы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.