Евгений Алехин 3-я штанина (М. : Эксмо, 2011)

Евгений Алехин

3-я штанина

(М. : Эксмо, 2011)

В книжке три повести: «Границы первого уровня», «335» и «Третья штанина».

В главном герое без особого труда угадывается человек, очень похожий на автора. Но мы автора сразу оставим в покое и будем только о персонаже говорить.

Время действия: современность. Место действия: маленький российский город, потом Москва. Главный герой: молодой человек восьмидесятых годов рождения, который попеременно где-то учится, потом бросает учебу, работает, потом бросает работу, дружит с девушкой и потом расстается с ней; еще у него, не по возрасту, периодические нелады со здоровьем и проблемы в семье – матери нет, с отцом-журналистом перманентное недопонимание, и сестра какая-то время от времени появляется, герой ее оскорбит как-нибудь, и она пропадает сразу.

В общем, перед нами «потерянное поколение» постсоветского извода, или, как один остроумный человек пошутил, – «поколение БМП», что расшифровывается как «Без Меня Поделили».

Притом что поведение героя, что называется, маргинально, наблюдать за ним одно удовольствие: он, в сущности, хороший и смешной парень, очень искренний, очень наблюдательный, очень добрый.

Это как если бы герой «Над пропастью во ржи» немного подрос и постепенно стал превращаться в героя рассказов Чарльза Буковски. Был такой веселый, старательно убивавший себя алкоголем и никотином американец, автор гениальных рассказов как раз про то, как он себя убивал. Герой Алехина мог бы, наверное, еще в кого-нибудь превратиться, но почему-то никак не получается. Он даже поступает во ВГИК, а журнал “Time Out” берет у него интервью, но невеселый антураж его жизни остается прежним.

Герой Алехина делит интересы прожитых лет на три этапа: «1) с шести – что у женщины между ног; 2) с тринадцати – что у женщины между ног и пьянство; 3) с пятнадцати – что у женщины между ног, пьянство и литература».

Мы, как вы догадываетесь, застали автора после пятнадцати лет, ну и речь так или иначе идет о трех вышеуказанных компонентах. Что не так уж мало.

«Было немного больно осознавать, что, по сути, я всего лишь неудачник, раз не могу добиться желаемого. Бывало, я даже думал, что никогда не смогу найти девушку. Два случайных секса весной, четыре за лето и один осенью».

«Я говорил все, что приходило в голову, – это алкоголь пел. Они слушали этот бред с восторгом, я был рад, что нашел эти четыре уха, да и сам я не мог нарадоваться своему красноречию.

– Он гений, – сказал один идиот другому идиоту, – похоже, он правда писатель.

– Писатель правды, – поправил я».

«Пока Лена отошла в ванную, Васильева попросила, чтобы я сначала поимел Лену. Я ничего не понимал, зачем ей это надо. Васильева объяснила, что ей самой “страшновато”, что у нее был секс всего один раз в жизни и что ей было больно. А так ей будет легче. Я не понимал ее логики. Но сказал, что попробую».

«Наконец врач приехал. Очень спокойный врач. Я тут умираю, а он спокойный.

Все столпились вокруг, он стал измерять мое давление, да мерил я это давление, говорю, но врач был спокоен со своим чемоданчиком.

– Так и есть, сто восемьдесят. Пил сегодня?»

Более-менее понятно, в общем.

В книге есть несколько очень смешных мест и есть несколько грустных. Задачу изобразить поколение автор не ставил, поэтому она вполне себе выполнена. Еще одну такую же книжку Алехина я читать, наверное, не буду – а эту прочитал с удовольствием.

Когда герой в очередной раз попадает в больницу, он там читает вышеупомянутого Буковски и еще Хемингуэя.

Это, наверное, показательно. Герой Хэма (да и сам постаревший Хэм) тоже бывал похож на героя Буковски, но до этого он успел побыть героем таких книжек, как «Прощай, оружие!» или «По ком звонит колокол».

В нашем же случае лирический герой Алехина этот, пышно говоря, «героический» период миновал. Совершил мягкий прыжок из отрочества в алкоголики, ипохондрики и тунеядцы.

Если б автор этих заметок был советским критиком, он бы сказал, что «мы видим, как окружающая буржуазная действительность губит молодое дарование…» и прочее бла-бла-бла. А если б автор этих заметок был Высоцким, он выдал бы константу о том, что «безвременье вливало водку в нас». (И, кстати, поэтому Довлатов отказывался различать советское и антисоветское.)

Но, так как мы не первое и не второе, мы смолчим.