Яма

Яма

Часто говорят, что оглупление нации – это такая задача, поставленная властью перед собой. Якобы у них есть план: насадить повсеместное невежество и в краткие сроки воспитать стада недоразвитых холопов.

Думаю, нет такого плана.

Все получается само собою. Как говорится, ничего личного – чистый бизнес.

Если в былые времена искусство было далеко от народа, теперь, признаем с печалью, народ все дальше и дальше от искусства.

Шестьдесят процентов населения страны никогда не читает книг – вообще никаких. Процентов девяносто никогда не бывает в театре. Выставки современных художников посещают в лучшем случае друзья художников. О скрипачах и виолончелистах умолчим, но удивительная вещь – даже концерты бардов или культовых рокеров проходят теперь не на огромных площадках, а, как правило, в клубах.

Те, кто постарше, помнят, какой ажиотаж творился на фестивалях «Возьмемся за руки, друзья!». Какие аншлаги были у Булата Окуджавы, Никитиных или Александра Дольского. А теперь их, на всех основаниях, правопреемники в лице, скажем, замечательного Михаила Щербакова или восхитительной Елены Фроловой – радость для избранных. Избранные собираются в бард-кафе и хлопают всеми шестьюдесятью ладонями. Хотя эти два имени, на минуточку, наша национальная гордость. И это, кстати, где-нибудь во Франции отлично понимают – я там все время пластинки Фроловой вижу в магазинах. А у нас – не вижу.

Был бы жив Высоцкий сегодня – он бы не собрал такую кассу, как фильм «Высоцкий». Тоже пел бы себе на малой сцене в ЦДЛ.

Даже БГ – и тот, даром что до сих пор выдает шедевр за шедевром, выступает в клубах.

Ну да, ну да, Шевчук решил снова выступить в роли супертяжа, рванул по российским стадионам с новой программой – но я пока не рискну предположить, чем закончится вся эта затея. Или, скажете вы, Розенбаум по-прежнему бодр – он, спорить не станем, всегда имел очевидные качества большого артиста, но отчего-то поет сегодня все больше в паре с Лепсом. Или уже со Стасом Михайловым? Это показательно и для времени, и для Александра Яковлевича лично.

Или вот, скажем, кино.

Как-то, года три назад, я разговаривал с Дуней Смирновой и в пылу беседы сказал ей, что современное кино терпеть не могу, потому что снимают одну ерунду и пошлость.

На что Дуня сказала: «Спокойно, товарищ. Вы просто не видели современного кино. Вот вам списочек».

Я послушался Смирновой и посмотрел, перечисляю по алфавиту: «Возвращение», «Волчок», «Дикое поле», «Кандагар», «Коктебель», «Космос как предчувствие», «Любовник», «Морфий», «Русское», «Свободное плавание», «Чужая», «Эйфория» и еще двадцать великолепных фильмов, снятых за десять лет, – и понял, что я ничего не знал про современное российское кино.

Может быть, кто-то из читателей его все-таки видел, но интуиция мне подсказывает, что страна в целом тоже как-то пропустила и не обсудила на кухнях «Дикое поле», «Волчок» и «Свободное плавание» – как в свое время обсуждала Шукшина, Марка Захарова и Тарковского.

Потому что если бы страна смотрела это кино, и слушала немного другую музыку, и хоть что-нибудь читала – это была бы, клянусь, другая страна.

Вот есть, скажем, не столь давний фильм режиссера Попогребского «Простые вещи». И есть потрясший меня роман писателя Кузнецова-Тулянина «Язычник». Появись и первое, и второе лет тридцать назад – чудесную картину Попогребского посмотрели бы все, наряду с такими же важными лирико-социальными высказываниями, как, к примеру, «Осенний марафон» или «Влюблен по собственному желанию». Появись в те же самые дни роман Кузнецова-Тулянина – его б прочитала вся читающая страна, так же как прочла она тогда «Прощание с Матерой» и «Берег».

Сегодня что о вышеназванной книге, что о фильме зачастую не знают даже спецы – филологи и киноманы. Мало того, Попогребский не слышал фамилии Кузнецова-Тулянина, – равно как и, рискну предположить, наоборот.

Дуня, кстати, мне тоже тогда сказала, что давно не читает современной русской литературы, потому что ее как-то не очень заметно.

Однако я ей тоже немедленно составил список, и она спустя пару месяцев в блоге написала: мол, какой ерундой я занималась так долго – вместо того чтоб читать замечательные книжки, которые пишутся прямо вот сейчас, нашими современниками, в режиме реального времени.

Или не совсем так она сказала, но смысл все равно примерно тот же.

Помню, я посоветовал Дуне «Аномалию Камлаева» Сергея Самсонова, «Ура!» Шаргунова, «Каменный мост» Александра Терехова, прозу Дмитрия Данилова, Михаила Тарковского и Антона Уткина.

Но что-то вновь подсказывает мне, что страна и эти книги прочитала как-то не очень. И те времена, когда двое инженеров или двое служащих, встречаясь, спрашивали друг друга: «Ты читал?» (новую вещь Стругацких или Валентина Распутина – не важно), – они, безусловно, куда-то рассосались.

Причем ощущение у всех такое, что жили те служащие с инженерами в какие-то древние, седобородые эпохи! Но ведь нет – прошло всего двадцать лет. Ерунда, по сути. Эти же самые читатели, скорее всего, живут в тех же самых городах. Ничего принципиально не изменилось. Вот хотя бы в парламент посмотрите – он что, чрезвычайно отличается от парламента 1996 года? Те же, как их, люди, только в профиль.

А читателей все равно уже почти нет. Тираж хорошей книжки сегодня – десять тысяч экземпляров. То, что Улицкая продает, скажем, триста тысяч копий каждого своего романа, а Пелевин – сто пятьдесят тысяч, ничего не отменяет. Это два, да и то не столь уж оглушительных исключения.

А знаете, сколько было продано в нашей стране экземпляров книжки «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова за считаные годы после выхода в свет? Между прочим, не самый плохой роман на свете. Около двенадцати миллионов.

И не одного Рыбакова тогда читала страна взахлеб. Тиражи Василия Аксенова, Эдуарда Лимонова, Юлиана Семенова были просто сногсшибательны в те дни. И Солженицына, естественно. И Астафьева тоже, и Василия Белова, и Юрия Бондарева, и Айтматова с Искандером.

Вы скажете: а Виктор Ерофеев сегодня, а Владимир Сорокин? Но я на чистом глазу отвечу: у Бондарева в свое время читателей было в семь раз больше, чем сегодня у них обоих вместе взятых.

В восьмидесятые выступления Виктора Астафьева, Василия Белова, а к девяностому даже, не поверите, Эдуарда Лимонова транслировались по центральным каналам. Вы можете представить себе нынче на центральном канале не Лимонова, конечно, но, скажем, Андрея Битова или Сергея Есина? Взяли бы один раз в жизни и не показали б нам очередную смехопанораму, а уделили часа полтора русскому писателю. А лучше б каждую неделю по часу. Не разорились бы ведь, не пошли бы по миру наши магнаты. Но это ж все равно просто нелепая фантазия – не может такого быть, и точка.

А как рвали из рук поэтические книги пару десятилетий назад? Сотни тысяч людей в нашей стране – той самой, что до сих пор у нас лежит под ногами, – читали, Бог ты мой, стихи.

А потом вдруг разом перестали их понимать. Будто некая зараза опустошила головы от ненужного, еще и в рифму, хлама. Многие знают, к примеру, имя Геннадия Русакова? А он ведь классик – обычный великий русский поэт. И что, кому-то есть до него дело?

Все вышесказанное так или иначе касается и остальных видов искусства.

Я помню, какая очередь была на одну из первых, в начале восьмидесятых, выставок Ильи Глазунова. Очередь, как… даже не знаю, с чем сравнить, – сейчас нет таких очередей вообще. Мы тут не будем говорить о самом Глазунове, хотя он все равно большой мастер, – мы, собственно, об отношении к искусству. Сейчас и Никас Сафронов такого ажиотажа не вызовет, какой вызывали выставки группы художников, именовавших себя «Митьками».

Вы скажете: я драматизирую ситуацию.

Хорошо, не буду.

Да, отдельные писатели живут – не тужат: я, например, просто в восторге от того, что «Гражданин поэт» литератора Быкова и артиста Ефремова с аншлагами колесит по стране. И хорошее кино иногда доходит до людей: не скажу про «Высоцкого», я его еще не видел, но миллионами посмотренный «Бумер» – все равно великий фильм. И новые пластинки хоть Б Г, хоть чудесного «АукцЫона» – в топах обсуждений Живого журнала, и на концерты Дениса Мацуева билетов не купить. И почти все столичные, да и не только, театры полны людьми.

Но вместе с тем совершенно неистребимое живет во мне чувство, что т.н. «массовое искусство» все больше отжимает у просто искусства и зрителей, и читателей. Планка все ниже, запросы все проще – только слепой и глухой не может заметить этого.

Давайте признаем: большое искусство сегодня в андеграунде.

«По радио снова транслируют то, что унижает человеческий ум, – этот низкий потолок страшнее чумы и проказы», – верно спел один уже упоминавшийся выше человек.

Никуда не деться, а новую книжку прекрасного русского писателя Влада Отрошенко прочтут пять тысяч человек (в стране, где вообще-то сто миллионов умеют читать). Новый альбом замечательной реггей-группы «День победы» послушают семь тысяч человек. Новый спектакль Льва Додина увидят, скажем, десять тысяч. А новый фильм Попогребского – да что там Попогребского, даже увенчанный международными лаврами «Фауст» Сокурова – и тот посмотрят ну еще пятьдесят тысяч.

Можете заменить вышеприведенные фамилии по своему вкусу, однако коллективный Малахов-Собчак на поле массовых предпочтений все равно останется непобедим, как Мамаев курган.

Ситуация очевидна: есть яма, и мы в нее понемногу съезжаем.

У этого процесса есть как минимум четыре причины.

Оскотиневшееся телевидение, исчезновение восьмичасового рабочего дня, обнищание и деградация интеллигенции как класса, и, как следствие, глубокое разочарование в жизни и в, прошу прощения, каких-либо идеалах основной массы народонаселенья.

С телевидением все ясно – тут ничего объяснять не надо. И Малахов, и Собчак, к слову сказать, оба вполне профессиональные люди. Однако время сейчас такое, что всем нужен кэш, бабло, килограммы ароматной зеленой бумаги. Развращать людей – куда более прибыльное дело, чем воспитывать. Разврат не прекратится, потому что большинство – за разврат. Это единственная и неоспоримая победа демократии в России.

Восьмичасовой рабочий день – тоже, кстати, совсем не ерунда. Упомянутые тут мною инженер и служащий читали как раз потому, что в 16:30 каждый день были дома.

А что дома делать? Поужинал – можно и книжку почитать, не все ж с женой (мужем) разговаривать.

Денежный вопрос – тоже не последний. Я в деревне вырос – так у нас были мужики, читавшие просто запоем, особенно зимой, когда страда заканчивалась. Сейчас я тоже живу в деревне – и готов побиться об заклад, что больше здесь ни в каком доме, кроме моего, ни у кого из соседей нет ни одной книги. Соседям книги так давно не на что да и негде покупать, что нелепая привычка к чтению отмерла за ненадобностью.

Или помните, еще было такое разделение: «физики» и «лирики»? Это они, и первые, и вторые, слушали Окуджаву и спорили до хрипоты о новом Аксенове.

Но «физики» исчезли вместе с советскими НИИ, а «лирики», если не переквалифицировались вовремя в «челноков» или «политтехнологов», остались на бюджетных ставках и при посильной помощи государства в основной своей массе деградировали. Средств на книги, музыку и театр у них точно нет. И не предвидится.

Что до потери идеалов, то и это началось примерно тогда же, когда прикрывали НИИ, деревням предлагали опробовать на себе многолетние курсы самовыживания, а восьмичасовой рабочий день у сотен тысяч людей превратился в семидневную трудовую неделю.

Кто нам накликал такую жизнь? – спросили тогда себя некоторые критически настроенные граждане. А вот эти поющие и пишущие витии, кудесники кисти, волшебники сцены, мастера кадра! Пророки, мать их! Они все это устроили!

Одно время, в разгар девяностых, Александру Исаевичу Солженицыну предоставили время не телеэкране. Это был последний случай, когда слово и эфир дали литератору.

Но, прямо говоря, на Солженицына, еще недавно обладавшего огромным народным авторитетом, страна смотреть просто не стала. Переключила раз, переключила два раза, а на третий Солженицына в студии не оказалось.

Кто тогда из громкоговорящих политических персонажей ходил в авторитетах, мы, может, сегодня и не вспомним, однако на какое-то время литераторы, художники и режиссеры прочно исчезли из числа тех лиц, которым внимают и верят миллионы.

Сегодня до людей хотелось бы, да невозможно уже, донести одну простую мысль: если политические деятели последовательны в своем цинизме (а я бы сказал – подлости), то люди культуры, по крайней мере лучшие из них, – последовательны в своих заблуждениях.

Это огромная разница!

Что-то мне подсказывает, что от заблуждения к прозрениям куда более краткий путь, чем от цинизма и подлости.

Но на то, чтоб такие вещи были до людей донесены, сами политики и должны бы дать отмашку. А они ведь не сумасшедшие. Не дадут.

Поэтому давайте смыкать теснее ряды, оставшиеся в живых осколки интеллигенции, вырожденцы аристократии, дети Арбата, почвенники и патриоты. Вслушиваться в голоса друг друга, передавать наши редкие печальные знания тем, кому они еще интересны.

Сделайте, пожалуйста, потише телевизор, а то я сам себя не слышу.

Я вот, друзья, знаю один прекрасный новый роман – автор Марина Степнова, называется «Женщины Лазаря». Очень вам советую.

Может быть, теперь вы посоветуете мне хорошую фильму? Спектакль? Выставку? Сам схожу и детей свожу. Дети-то должны знать, что еще бывает в мире, кроме… этого всего вот…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.