Бородатые предтечи
Бородатые предтечи
На самом деле все было куда сложнее. Проще говоря: все было не так.
Для начала, новый реализм появился как минимум десятью годами раньше.
В середине восьмидесятых весь литературный процесс накрыла волна «возвращенной литературы». Соперничать с Булгаковым, Гроссманом и Шаламовым было крайне сложно, но вослед «возвращенной» могла более-менее успешно пристроиться литература «ревизионистская» – заново переосмысляющая итоги «красного века».
Тем более что многие здравствующие писатели проходили одновременно и по разряду «возвращенной» и по разряду «ревизионистской»: в России издали Солженицына, вышли «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова, над которыми он работал давно, но издавать не решался, вернулись из-за кордона Аксенов и Войнович – сначала со своей зубодробительной литературной антисоветчиной, а потом и сами лично пожаловали. Прозвучала книга «Генерал и его армия» Георгия Владимова. Радикально переосмыслил свою собственную судьбу и судьбы Родины Виктор Астафьев в последних книгах. Даже Юлиан Семенов – и тот вдруг издал роман о Штирлице, которого, согласно незамысловатому сюжету, Сталин хочет повесить на Красной площади в ходе огромного процесса над евреями.
Забавно, что в этой волне поначалу оказался и Эдуард Лимонов (повесть «У нас была Великая Эпоха» была опубликована в 1989 году в ультралиберальном журнале «Знамя»), но потом деятели культуры быстро сообразили что к чему и наглого национал-большевика быстро отлучили от литпроцесса.
В те годы российский либерализм раскрылся во всей своей полноте, наготе и подлоте.
Демократы взяли под контроль девять десятых культурной политики, и ни в одной премии, ни в одном «толстом» журнале, ни на одной радио– или телепрограмме никогда не мог фигурировать наш брат из числа почвенников, соцреалистов и прочих печальников о русской, мать ее, душе и тому подобной материи, донской либерии, евразийской империи.
Составить зримую конкуренцию «возвращенной» и «ревизионистской» литературе смогли лишь постмодернисты, вывернувшие наизнанку все соцреалистические смыслы и квазисмыслы: Пелевин, Сорокин, Ерофеев. Своеобразные, скажем так, трупоеды (причем, если в этом слове заменить «ед» на «еб», смысл существенно не изменится).
Как борцы с советской властью, по меткому выражению философа Александра Зиновьева, целились в коммунизм, а попали в Россию, так же и постмодернисты: целились в соцреализм, а потоптали русскую гуманистическую традицию в целом.
Что, впрочем, было более чем востребовано.
Если закрыть глаза и попытаться представить российскую литературную ситуацию тех лет, то отчего-то видится голливудский трэш про вампиров и прочих кровавых уродов: еще пять минут назад приличные молодые люди вдруг бросились рыть могилы, извлекать мертвецов, рвать их на части, разбивать головы и пожирать чужие мозги.
Однако, как ни странно, в те же годы появилась и целая генерация молодых реалистов: Алексей Варламов, Василий Голованов, Владислав Отрошенко, Олег Павлов, Михаил Тарковский, Антон Уткин. Одновременно пришли в литературу Алексей Иванов, Александр Кузнецов-Тулянин, Олег Ермаков, Александр Терехов, которые, в сущности, вполне могли числиться по тому же разряду.
Все они работали в жанре плюс-минус реализма, писали о современности, хранили верность поруганной гуманистической традиции и понемногу, исподволь, пытались говорить о таких странных вещах, как «вера», «почва», «Бог».
Тут бы и объявить критикам реалистический реванш. Критик Павел Басинский, писавший как раз тогда об этой генерации, и манифест бы придумал, и все было бы, как подобает в истории литературы.
Тем более что реалистов извода девяностых более-менее приняли к либеральному двору, Павлову так даже «Букера» дали. Условие у принимающей и банкующей стороны было, по сути, одно… ну в лучшем случае два: никак не выражать своих симпатий к советскому проекту, а лучше выражать антипатию и как-нибудь пореже говорить про всякую там русскую душу, «а то мы знаем, чем это пахнет».
Но внятной истории у «новых реалистов» в девяностые не случилось: они так и остались на периферии читательского внимания.
Почему? Те «новые реалисты», будучи чуждыми хоть «левому», хоть «правому» радикализму, отбились от патриотического лагеря, объединившегося вокруг журналов «Наш современник», «Москва» и газеты «Завтра», но так и не прибились толком к «Новому миру», «Знамени» и «Новой газете», куда их хоть и допускали, но далеко не в качестве фаворитов. Больно бородатые.
Да и время было не самое подходящее для критического реализма. Время больших мыльных надежд.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.