Глава 12

Появление в 1520 году у Османского султаната нового главы — Сулеймана совпало с поворотным моментом в истории европейской цивилизации. Мрак позднего Средневековья с его отмиравшими феодальными институтами уступал место золотому свету Ренессанса. Зрелые, цивилизованные государства набирали силу под властью молодых суверенов, обладавших выдающимися способностями. XVI век был веком Карла V и империи Габсбургов; Франциска I и дома Валуа во Франции; Генриха VIII и Тюдоров в Англии. Этим трем могущественным монархам теперь противостоял «второй Соломон», двадцатишестилетний султан Сулейман.

На Западе ему предстояло стать составной частью христианского баланса сил. На исламском Востоке Сулейману были предсказаны великие свершения. Десятый османский султан, правивший в начале X века хиджры, он был в глазах мусульман живым олицетворением благословенного числа десять — числа пальцев на руках и ногах человека; десяти чувств и десяти частей Корана и его вариантов; десяти заповедей Пятикнижия; десяти учеников Пророка, десяти небес исламского рая и десяти духов-хранителей, живущих в них. Восточная традиция утверждает, что в начале каждого века появляется великий человек, предназначенный для того, чтобы «взять его за рога», управлять им и стать его воплощением. Такой человек явился в лице Сулеймана — «самого совершенного из числа совершенных», следовательно, ангела небес.

После падения Константинополя и последующих завоеваний Мехмеда западные державы были вынуждены сделать серьезные выводы из продвижения турок-османов. Видя в нем постоянный источник для беспокойства, они готовились противостоять этому наступлению не только военными средствами, но и дипломатическими действиями. Угроза турецкой интервенции, слух о секретном альянсе турок служили полезным орудием дипломатии среди итальянских государств. В этот период религиозного брожения встречались люди, верившие, что турецкое вторжение станет Божьим наказанием за грехи Европы; существовали места, где «турецкие колокола» призывали верующих каждый день к покаянию и молитве. Легенды крестоносцев гласили, что турки-завоеватели дойдут до священного города Кельна, но здесь их вторжение будет отражено великой победой христианского императора — не папы — и их армии будут отброшены за Иерусалим. Когда Карл V стал императором Священной Римской империи, он был всенародно провозглашен, в этом контексте, защитником христианства.

Имперские владения Карла, благодаря сочетанию благоразумных браков и удачных смертей, простирались от Балтики до Средиземного моря, от Нидерландов, через Германию и Австрию, до Испании. Они включали также королевства Неаполя и Сицилии и плацдармы в Мексике и Перу. На унаследованных им австрийских землях за Альпами Карл столкнулся с реальной угрозой со стороны турок-османов, которая теперь, при Сулеймане, еще более возросла.

Хотя он понимал эту опасность, в это время ближайшим и самым активным врагом Карла был Франциск I из Франции, его соперник, потерпевший поражение в выборах претендента на мантию императора Священной Римской империи, с которым он вступил в войну вскоре после восхождения Сулеймана на престол. Честолюбивой мечтой Карла было объединение в Священную Римскую империю всего западного христианского мира под властью Габсбургов. Но Франция оставалась препятствием на пути осуществления мечты о европейских завоеваниях. Она разделяла его германские и испанские владения от его владений в Испании, мешала его замыслам в Северной Италии, где два монарха вели непрекращающиеся пограничные споры, и угрожала морским коммуникациям, от которых зависели его военная безопасность и процветание торговли. Таков был конфликт, разделявший две главные христианские державы, который часто превращал «неверных» из общего врага в потенциального и желанного союзника.

Это и предстояло обнаружить Франциску. Изначально проповедуя великий папский Крестовый поход против турок, он довольно скоро начал искать их поддержки, поскольку они имели общего врага в лице империи Габсбургов. Франциск делал это тайно и двулично, выковывая на основе их соответствующих политических интересов «святотатственный союз Лилии и Полумесяца», который он сначала скрывал от христианского мира, но который в конечном итоге просуществовал, с перерывами и превратностями, почти три сотни лет. Сулейман в нескольких случаях субсидировал Франциска. В 1533 году он послал ему сто тысяч золотых, чтобы помочь создать коалицию с участием английских и германских правителей против Карла. Двумя годами позже Франциск потребовал сумму в миллион дукатов. Венецианскому послу он признался, что видит в Османской империи единственную силу, гарантирующую общее существование европейских государств в противовес императору Габсбургу.

Когда Карл обвинил Франциска в промусульманских симпатиях, тот открыто пообещал присоединиться к Крестовому походу и сразу попытался оправдаться перед султаном через своего посланника в Стамбуле. Пояснения удовлетворили проницательного султана, который отлично понимал потребность французов в союзе с османами, да и сам стал полагаться на этот союз, как существенный элемент структуры своей внешней политики.

Таким образом, Сулейману в Европе XVI века была отведена уравновешивающая роль, которая усиливала в дипломатическом и военном отношении могущество и престиж Османской империи.

Как следовало растущей мировой державе, османы создали службу разведки для постоянного информирования властей о событиях и тенденциях в Западной Европе. Их главными информаторами были венецианцы, которые, несмотря на упадок как великой державы, на протяжении века постоянно участвовали в основных событиях и имели дипломатического представителя при дворе султана. Аналогичным образом они сообщали Западу о характере и деятельности Сулеймана.

Раннее описание нового султана дал венецианский посланник Бартоломео Контарини через несколько недель после его восхождения на трон: «Ему двадцать пять лет, он высокий, но жилистый, с приятным цветом лица. Его шея немного длиннее, чем обычно, лицо тонкое, нос орлиный. У него пробиваются усы и небольшая бородка; тем не менее у него приятная наружность, хотя кожа несколько бледна. Говорят, что он мудрый повелитель, любящий учиться, и все люди ждут хорошего от его правления».

Получивший образование в дворцовой школе в Стамбуле, Сулейман большую часть своей юности был знаком с цивилизованными принципами и занятиями двора, жители Стамбула и Эдирне (Адрианополя) относились к нему с уважением и приязнью.

Сулейман получил также хорошую подготовку в административных делах, будучи юным бейлербеем, или губернатором, трех разных провинций. Он, таким образом, стал государственным деятелем, сочетавшим в себе знания с практическим опытом, человеком действия, остававшимся человеком культурным и тактичным, достойным эпохи Ренессанса, в которой он был рожден. И наконец, Сулейман имел искренние религиозные убеждения, которые сформировали в нем дух доброты и терпимости, без следа отцовского фанатизма. Его вдохновляла собственная роль Предводителя правоверных. Следуя традициям своих предков-гази, он был воином Аллаха, обязанным с самого начала своего правления доказать свою военную мощь по сравнению с силой христиан. Он стремился с помощью имперских завоеваний достичь на Западе того же, что его отцу, Селиму, удалось добиться на Востоке.

В западном направлении его экспансионистские горизонты раскинулись шире, чем даже у Мехмеда Завоевателя. Тщательно изучив историю Александра Великого, Сулейман стал вынашивать честолюбивую идею объединить, как это хотел сделать Искандер, земли и народы Востока и Запада. Причем в стремлении к аналогичной мировой империи он продвинулся гораздо дальше современной османской окраины в Восточной Европе, прямо в имперское сердце самой Центральной Европы.

Здесь он был полон решимости встретиться лицом к лицу с императором Карлом, нанести ему поражение, оккупировать территории и даже затмить его как Повелителя века. Двумя предварительными оперативными территориями, соответственно на суше и на море, стали для него королевство Венгрия, щит центральных владений Габсбургов, и Средиземное море с его христианскими островами и берегами Испании и Северной Африки. Его ближайшими целями были те, которых не смог достичь Мехмед Завоеватель, — город Белград и остров Родос.

В погоне за первой целью он мог воспользоваться преимуществом нынешней слабости Венгрии как звена в цепи оборонительных позиций Габсбургов. В короткой и решительной кампании он окружил Белград, затем обстрелял его из тяжелой артиллерии с острова на Дунае. «Враги, — записал он в дневнике, — отказались от обороны города и подожгли его; они отступили в цитадель». Взрывы мин, подведенных под стены, предопределили сдачу гарнизона, который не получил никакой помощи от венгерского правительства. Оставив в Белграде гарнизон янычар, Сулейман с триумфом вернулся в Стамбул, уверенный, что венгерские равнины и бассейн верховьев Дуная теперь открыты для османских войск. Тем не менее, занятый множеством других дел, султан смог возобновить вторжение только спустя четыре года.

Его внимание в это время переключилось с Центральной Европы на Восточное Средиземноморье. Здесь, на морских путях между Стамбулом и новыми турецкими территориями Египта и Сирии, лежал надежно укрепленный аванпост христианства, остров Родос. Рыцари-госпитальеры из ордена святого Иоанна Иерусалимского, умелые и грозные мореходы и воины, известные туркам как «профессиональные головорезы и пираты», теперь постоянно угрожали османской торговле с Александрией. Они перехватывали турецкие грузовые суда, везущие лесоматериалы и другие товары в Египет, и паломников по пути в Мекку через Суэц, препятствовали операциям собственных корсаров султана, поддерживали восстание против османских властей в Сирии.

И Сулейман решил во что бы то ни стало захватить Родос. С этой целью он направил на юг армаду из почти четырехсот кораблей, а сам повел армию в сто тысяч человек по суше через Малую Азию к месту на побережье напротив острова.

У рыцарей был новый Великий магистр, Вильер де Л’Иль-Адам, человек действия, решительный и мужественный, полностью преданный — в воинственном духе — христианской вере. На ультиматум султана, содержавший привычное предложение мира, которое согласно коранической традиции должно было предшествовать атаке, Великий магистр ответил только активизацией планов укрепления обороны крепости, стены которой были дополнительно усилены после предыдущей осады Мехмедом Завоевателем.

Гарнизон крепости в последнее время получил подкрепление отрядами от разных командиров ордена в Европе и теперь насчитывал по меньшей мере семьсот рыцарей. Это был самый крупный гарнизон из когда-либо собиравшихся на Родосе. Дополнительно Великий магистр сумел, вопреки нейтралитету Венеции, доставить с Крита пятьсот лучников, которые высадились на берег под видом носильщиков и палубных матросов с судов, нагруженных бочонками критского вина и другим нужным провиантом.

Но поскольку это была осада, решающим видом оружия была артиллерия. Турки славились своим мастерством в инженерном деле, и их артиллерия считалась одной из лучших в мире. Они особенно преуспели в искусстве организации и поддержания непрерывного планомерного наступления против укрепленных позиций. Более того, на Родосе Сулейман намеревался дополнить обстрел массовой установкой мин из дымного пороха. Скорее это, чем артиллерийский огонь, должно было стать основным тактическим оружием.

Турки, когда был собран их флот, высадили на остров инженеров, которые в течение месяца разведывали подходящие места для батарей. В конце июля 1522 года подошли главные силы султана, состоявшие из пяти армейских корпусов, которые заняли заранее подготовленные позиции под стенами крепости, образуя полумесяц вокруг пяти бастионов рыцарей из Франции и Германии, Оверни, Кастилии и Арагона, Англии, Прованса и Италии. Так они окружили крепость от моря до моря. На следующий день начался сильный обстрел. Он продолжался в течение месяца в условиях встречного артобстрела, который вскоре рассеял все надежды султана на быстрый захват крепости штурмом.

Однако это, в сущности, было лишь прелюдией к главной операции по минированию крепости. Она включала рытье саперами невидимых сверху подкопов в каменистой почве, по которым батареи можно было продвинуть ближе к стенам, и расстановку мин в стенах и под ними. Это был постепенный подземный подход, редко применявшийся в осадных войнах до этого времени. Наиболее неблагодарная и опасная работа по рытью подкопов пала на «расходную» часть войск султана, состоявшую в основном из крестьян христианского происхождения из таких подвластных ему провинций, как Босния, Болгария и Валахия.

Только в начале сентября удалось продвинуть необходимые силы вплотную к стенам, чтобы начать вести подкопы. Вскоре большая часть крепостной ограды вала была пронизана почти пятьюдесятью подкопами, идущими в разных направлениях. Однако рыцари заручились содействием итальянского специалиста по минам из венецианцев по имени Мартинегро, и он также вел подкопы. Вскоре Мартинегро создал собственный подземный лабиринт тоннелей, перекрещивавшихся с турецкими и контактировавших с ними в разных точках. При этом часто расстояние между ними было немногим больше, чем толщина доски. Он имел свою сеть подслушивания, оборудованную миноискателями собственного изобретения — барабанами из пергамента, которые отражали звуки и сигнализировали о любом ударе вражеской кирки, и команду родосцев, которых обучил пользоваться ими. Также Мартинегро устанавливал контрмины и «вентилировал» обнаруженные мины путем бурения спиральных отдушин, чтобы погасить силу взрыва.

Серия атак, дорого обходившихся туркам, достигла наивысшего накала на рассвете 24 сентября, во время решающего общего штурма, которому накануне вечером предшествовало несколько взрывов вновь установленных мин. Возглавили штурм четырех бастионов, под прикрытием завесы черного дыма от артобстрела, янычары, водрузившие в нескольких местах свои знамена. Но после шести часов сражения, столь же фанатичного, как и любая другая схватка в истории войн между христианами и мусульманами, наступавшие были отброшены, потеряв несколько тысяч человек. В следующие два месяца султан не стал рисковать и устраивать новые штурмы, а ограничился операциями по минированию, которые все глубже проникали под город и сопровождались, если достигали успеха, менее успешными местными атаками. Моральный дух турецких войск был низким, к тому же приближалась зима.

Но и рыцари пребывали в унынии. Их потери, хотя и вдесятеро меньше, чем у турок, были достаточно тяжелыми в соотношении к их численности. Сокращалось количество боеприпасов и запасы продовольствия. Более того, среди защитников нашлись и те, кто предпочел бы сдаться. Они вполне обоснованно доказывали, что Родосу повезло продержаться так долго после падения Константинополя, что христианские державы Европы теперь уже никогда не разрешат свои противоречия и не объединятся, чтобы прийти на помощь Родосу. Также они вели речь о том, что Османская империя после завоевания Египта стала единственной полновластной исламской державой в Восточном Средиземноморье, равной которой нет и не предвидится; ее морская мощь быстро растет, а современная артиллерия настолько сильна, что ей невозможно противостоять. Учитывая вышеизложенное, почетное перемирие с османами дало бы рыцарям надежду на жизнь для выполнения их миссии — поиска новых миров для завоеваний и обращения в христианскую веру. Но де Л’Иль-Адам был крестоносцем-романтиком старой школы святого Людовика, готовым пожертвовать всем, сопротивляясь до смерти, которая озарила бы светом путь всему христианскому миру к триумфальному последнему Крестовому походу против «неверных» — турок.

После возобновления общего штурма, который провалился, султан 10 декабря поднял белый флаг на башне церкви, располагавшейся вне городских стен, приглашая обсудить условия почетной сдачи. Но Великий магистр созвал совет: рыцари, в свою очередь, тоже подняли белый флаг, и было объявлено трехдневное перемирие. Переданные рыцарям предложения Сулеймана включали: разрешение рыцарям и желающим того жителям крепости покинуть ее с имуществом, которое они смогут унести. Тем, кто предпочел бы остаться, гарантировалось сохранение их домов и имущества без каких-либо посягательств, полная религиозная свобода и пятилетнее освобождение от дани. После горячих дебатов большинство совета согласилось, что «Богу было бы более угодно просить о мире и сохранить жизни простых людей, женщин и детей». Великий магистр все-таки настаивал на продолжении сопротивления. Но гарнизон был на пределе сил, и жители угрожали восстанием.

И на Рождество, после осады, длившейся 145 дней, капитуляция Родоса была подписана, султан подтвердил свои обещания и в дополнение предложил корабли для отплытия жителей. Был произведен обмен заложниками, и небольшой отряд в высшей степени дисциплинированных янычар был послан в город. Султан скрупулезно соблюдал согласованные условия, которые были нарушены лишь однажды, без его ведома. Небольшой отряд наемников вышел из повиновения, вырвался на улицы и совершил ряд зверств, прежде чем их удалось вновь призвать к порядку.

После церемониального вступления турецких войск в город Великий магистр исполнил формальности официальной сдачи султану, который отнесся к нему с большим почтением. 1 января 1523 года де Л’Иль-Адам навсегда покинул Родос, выйдя из города вместе со своими сторонниками со знаменами в руках. Потерпев кораблекрушение во время шторма вблизи Крита, они потеряли многое из оставшегося имущества, но смогли продолжать свое путешествие до Сицилии и Рима. На протяжении пяти лет у рыцарей не было пристанища. Наконец им дали приют на Мальте, где им снова пришлось сразиться с турками. Их уход с Родоса стал ударом для христианского мира. Он ликвидировал последнюю серьезную угрозу для турецких военно-морских сил в Эгейском море и Восточном Средиземноморье.