Глава 24

Петр Великий был абсолютным монархом, сравнимым с Мехмедом, покорителем Византии, жившим на два с половиной столетия раньше. В качестве императора Третьего Рима, предполагавшего себя не только «сувереном и автократом всей России», но и «новым царем Константином для нового города Константинополя», он стремился под державным гербом в виде двуглавого орла отвоевать Константинополь у османских турок.

Как и султан, высший правитель военного государства, самим Провидением созданного и предназначенного для имперских завоеваний, Петр был вполне готов к проведению агрессивной политики широкомасштабной экспансии в Европе и Азии, которой последующим царям предстояло следовать на протяжении грядущих веков. Имперская Россия угрожала стать противником более грозным, чем любой другой, с кем османам до сих пор приходилось сталкиваться. Ибо Россия была единой националистической державой, каковой христианской Европе с ее разными религиозными, политическими и национальными интересами не дано было стать. Она обладала огромными территориальными и людскими ресурсами и, кроме того, имела, благодаря вере, сильное потенциальное влияние на европейских подданных ее «нечестивого» врага.

А главное — Петр Великий был человеком настоящего, тогда как османы оставались людьми прошлого. Султаны раннего периода торжествовали в единстве, благодаря принятию и приспособлению к своим нуждам институтов и инструментов, свойственных Востоку во времена его превосходства над Западом. Первоначально они извлекали опыт из языческого кочевого образа жизни народов азиатских степей, затем — из образа жизни оседлых цивилизаций средневекового мира ислама. Османы, опираясь на этот опыт, попытались создать с помощью централизованной организации людских и природных ресурсов просвещенное, упорядоченное государство с дисциплинированной профессиональной армией. Средневековая Европа с ее городами-государствами и феодальными княжествами, все еще двигавшаяся в сторону фрагментации устаревшего и недисциплинированного общества, доказала свою неспособность эффективно противостоять османам.

Но теперь, с течением времени и в ходе эволюции, события приняли иной оборот. Запад стал сильнее Востока. Более того, появился новый имперский завоеватель, расположившийся среди них и готовый нанести удар. Это был руководитель с широким кругозором, решительный и энергичный — русский царь Петр I. Полный решимости добиться победы для народа, все еще столь примитивного, над османами, находившимися в упадке, он сделал выбор в пользу политики европеизации страны. Первый урок был им выучен еще в детстве, когда он, еще мальчиком, стал свидетелем и пережил все дикости государственного переворота, осуществленного стрельцами — московским эквивалентом янычар. Когда шестью годами позже, в 1698 году, стрельцы опять подняли мятеж, Петр уничтожил их всех с той же жестокостью. Они были, по его мнению, «не что иное, как прародители зла, а не солдаты». Устранение стрельцов открыло путь для масштабной реорганизации, модернизации и увеличения российской армии с помощью формирования новых гвардейских полков. Обученные современным европейским методам ведения боя, они были вполне современными в военном отношении и эффективными, и, более того, они единодушно симпатизировали политическим планам своего царя.

За двадцать пять лет активных военных операций — отрезок времени, более или менее равный тому, которым располагал Мехмед Завоеватель, — Петр I весьма энергично использовал материальные ресурсы и военный опыт своей страны, имея целью построение Российской мировой империи. Все, что могли противопоставить этому турки, — это старание укрепить свою пришедшую в упадок страну. Их военное развитие отставало от уровня военного развития Запада. Пионеры военного искусства своего времени, первыми освоившие тяжелую артиллерию, непобедимые в открытом поле в виде кавалерийской орды, неуязвимые за частоколами своей пехоты, янычар, турки великого века были беззаветно преданными бойцами, прекрасно обученными и дисциплинированными. Их вели в бой и вдохновляли хладнокровные и компетентные командиры. Всего этого зачастую нельзя было сказать об их противниках того периода.

Но теперь вооруженные силы стран Запада добились превосходства над османами. Это произошло с развитием высокомобильной полевой артиллерии и ограничением легкой кавалерии в пользу пехоты. Они стали создавать, хотя и с большими затратами на подготовку, вооружение и управление, большие профессиональные армии, с хорошо оснащенными пехотными полками, способными отбить любые кавалерийские атаки. Такой, зависящей от широкомасштабной организации доставки и снабжения боеприпасами, вооружением, обмундированием, продуктами питания и прочими материалами, была развивающаяся военная машина, основанная на новейшей военной технике, с которой османы, все еще приверженные ранней военной практике, не могли и часто в своем упорном консерватизме не желали соответствовать. В результате османским армиям XVIII, как и XVII века мешала второсортная и нестандартная материальная часть; их интендантская служба и система снабжения оставались, по меркам того времени, необдуманными и непрофессиональными; общая организация стала небрежной, а финансовое обеспечение полностью не соответствовало новым требованиям. Действующая армия, в ее нынешнем крупном и комплексном виде, больше не могла, как в прошлом, финансироваться единственно за счет грабежа и кормиться продуктом, добываемым в окрестностях мест сражений. Современное военное искусство требовало поддержки перестроенной, тщательно спланированной и хорошо управляемой экономики.

Христианская Европа за истекшие два века вышла из Средневековья укрепленной, благодаря Реформации и Ренессансу, экономическими силами и институтами, которые, если их рассматривать в контексте торговли и технологии, стали основами новой западной цивилизации. Османская империя, отстав на два века, все еще должна была подняться на такой уровень. В рамках структуры раздутой бюрократии турецкая держава продолжала терять силы в сетях экономического упадка — торгового, промышленного и сельскохозяйственного, — для выхода из которого ей не хватало как ресурсов, так и воли. Немедленно сделать это ей мешали отсутствие финансового и торгового опыта и упрямая вера в превосходство своих собственных сил и институтов.

Одним из аспектов этого, напрямую относившимся к ее затруднительному военному положению, была большая прослойка опытных ремесленников, от которых зависели османские вооруженные силы. Она была продуктом той корпоративной системы отраслевых гильдий, которая в прошлом служила позитивной социальной цели, оберегая моральный уровень ремесленника и сохраняя стандарты профессионального мастерства. Однако теперь, когда в экономическом отношении промышленность нуждалась в новом и более гибком духе изобретательности и предприимчивости, ограничительная природа гильдий стала препятствовать любому такому прогрессу. Гильдии упорствовали в своем сопротивлении любым новшествам, в своей приверженности устаревшей технике, в жесткости привычных правил и часов работы. Более того, налогообложение и фискальные ограничения, нередко безответственно налагаемые, подавляли мотивацию и усиливали естественную инерцию, тем самым препятствуя прогрессу и процветанию, делая промышленность Османской империи неспособной конкурировать с импортируемыми из Европы товарами. Янычары были заодно с гильдиями, подозревая и отвергая малейшие намеки на военную реформу за их счет, которая была остро необходима и которую осуществлял их противник Петр Великий.

Такое отношение усложняло проблему, которая по своей сути была экономической. По существу, Османская империя с развитием денежной экономики, опирающейся главным образом на распространение коммерческого земледелия, оказалась не в таком уж невыгодном положении по сравнению с европейскими странами. Невыгодность ее положения проявилась в том факте, что все финансовые операции были сосредоточены в руках меньшинств, банкиров и купцов греческой, еврейской и армянской общин. Ее правители, ввиду своей неопытности и презрения к «неверным», были, таким образом, постоянно не способны создать, а в действительности и предвидеть потребность в последовательной экономической системе, основанной на тесном сотрудничестве между институтами правящего, финансового и коммерческого классов. Подобная система, опирающаяся на взаимный союз между силами правительства и капитала, людей и денег, в это время уже получила развитие в европейских обществах. Но ее, по сути, не существовало в Османском государстве, равно как и в любом другом мусульманском государстве, где искусство управления и искусство торговли упрямо оставались удаленными друг от друга. В результате османская государственная экономика, исключая себя из согласованного планирования долгосрочных масштабных финансовых проектов, пребывала на самом низком уровне, сжимаясь под европейским давлением и с изменением характера торговли и конкурентного спроса, за счет национальных отраслей кустарного производства, уступавших место европейскому текстилю и другим изделиям фабричного производства.

В общем и целом неспособность мусульман бороться с подоб ными проблемами лежала в особенности мышления, свои ми корнями уходившего в ислам. Она порождалась устойчивой, слепой к реалиям сегодняшнего дня иллюзией относительно незыблемого превосходства исламской цивилизации и нежеланием признать подлинное значение для Османской державы, ныне в процессе упадка, новой цивилизации на быстро продвигающемся вперед Западе. Это было также следствием фатализма. Мусульманская система образования порождала дух жесткой приверженности традиции, основанной на вере в то, что Божья воля осуществится независимо от любого человеческого вмешательства, которое могло бы изменить ход событий. Поэтому не только янычары и гильдии, но и сама улема в реакционном духе противилась радикальным переменам, чтобы сохранить свои законные интересы в сложившемся военном и экономическом устройстве. К началу XVIII века — был ли это знак того, что Бог отдал Свое предпочтение христианству вместо ислама, или нет — у турок все начало разваливаться. В Османской империи появилась гниль, причем как раз в то время, когда жизненная сила новой Русской империи активно нарастала.

Тем не менее старая ткань еще не сгнила окончательно. Помимо сохранения ислама в качестве позитивной духовной силы для империи, сама жесткость ее государственных институтов придавала ей, при всех злоупотреблениях и коррупции, некую упорную способность к выживанию, со спорадическими периодами оздоровления. Трупное окоченение еще ожидало впереди. В старом турке еще теплилась жизнь. Султан больше не правил. Но среди тех, кто правил вместо него, еще существовало достаточно адекватного «управляющего материала» на разных уровнях, чтобы поддерживать традиционную машину государства. Он включал в себя новый тип элиты — людей пера, а не меча. Скорее эфенди, чем паши или беи, они были классом, отличавшимся от бюрократов прошлого тем, что большинство из них не были обращенными в ислам христианами старой дворцовой школы, но мусульманами во втором и третьем поколениях. Но тем не менее продолжали использовать греков и других христиан на второстепенных должностях.

Затишье между штормами, как во внутренних, так и в иностранных делах, наступило после подписания Карловицкого договора. Внутри страны Кепрюлю Хусейн, образованный, живущий интересами общества великий визирь, справедливо прославившийся как Кепрюлю Мудрый, тогда как его предшественники были соответственно Кепрюлю Жестоким, Кепрюлю Политиком и Кепрюлю Добродетельным, полностью использовал преимущества этого периода, чтобы и дальше проводить политику внутренних реформ, особенно в административной области, необходимость которой он, один из немногих проницательных управленцев, видел совершенно отчетливо. Он взялся за реформы в имперских финансах, законодательстве, центрах образования. В вооруженных силах он произвел проверку списков личного состава янычар, уделив особое внимание порядку и дисциплине среди них, обеспечивая более совершенное оснащение армии и флота, строя новые казармы и приводя в порядок оборону границ империи. Как это делали Мехмед Завоеватель и другие великие султаны прошлого, Хусейн выполнял либо за свой счет, либо за счет государства такие общественно полезные работы, как прокладка каналов, строительство мостов, акведуков, мечетей, школ и рынков. Больше всего он ратовал за обеспечение благосостояния христианских общин, которое в то время зачастую было плачевным. Жителям Сербии и венгерской пограничной провинции Темешвар было дано годовое освобождение от уплаты подоходного налога; по всей Румелии великий визирь уменьшил высокий процент штрафов по долгам райя; в Сирии он гарантировал свободу пользования пастбищами для стад.

Такие меры по обеспечению лояльности крестьян, среди которых преобладали христиане, были тем более своевременными, поскольку Петр Великий в своих планах относительно Османской империи стремился не только к территориальной экспансии за ее счет, но и к ее внутреннему развалу. Он жаждал приобрести влияние на христианские меньшинства. На протяжении длительного периода времени русская церковь претендовала, как в мирском, так и в духовном аспекте, на роль ортодоксального защитника христианской веры, привлекая под свое влияние тех людей в других странах, которые разделяли ее вероучение. Греки в первую очередь, поскольку многие из них были славянами по крови, и все — христианами, не доверяющими в религиозных вопросах латинянам, начали рассматривать русских как потенциальных освободителей и приветствовали русских агентов в своей среде. Петр Великий теперь следовал к этой долгосрочной цели с помощью пропаганды, обещаний финансовой поддержки и тайного подстрекательства османских христиан сбросить иго «неверных». В различных христианских провинциях на русского царя работали влиятельные агенты непосредственно в самом церковном истеблишменте. Видную роль среди них играл Досифей, патриарх Иерусалима.

На Балканах церковные деятели скорее склонялись к тому, чтобы искать покровительства русских против католиков-австрийцев, стремившихся обратить их из ортодоксальной в свою собственную веру, чем против турок-мусульман, которые никого не желали обращать. Они просили Москву о спасении «от папистов и иезуитов, которые настроены против ортодоксии сильнее, чем против турок и евреев». В действительности Петр Великий, хотя и был готов в подходящее время предстать в роли защитника ортодоксального христианства против «неверных», был слишком осмотрительным сувереном, чтобы проявлять в этом деле поспешность. Его ближайшей стратегической целью в это время было утверждение России на Черном море в качестве силы, с которой нельзя не считаться.

Сама Османская империя с преобладающими теперь в диване мирными настроениями имела более простые, чем раньше, отношения с христианским Западом. Эти отношения были скреплены, через шесть месяцев после Карловицкого договора, его ратификацией в Стамбуле, с роскошными церемониями в присутствии султана. Это создало дружественную атмосферу и сопровождалось обменом послами между Портой и ее бывшими противниками в Европе, причем на более надежных условиях, чем раньше. С начала XVIII века османские дипломаты, которые до этого совершали только короткие и спорадические наезды в несколько «своих» иностранных столиц, стали в некоторых странах активно знакомиться с цивилизацией и культурой Запада, приобретать понимание его методов управления и политических принципов.

Новым османским посланником в Австрийской империи был некий Ибрагим-паша, заслуженный генерал, который сражался во время осады Вены вместе с Кара Мустафой. Он торжественно въехал в Вену с впечатляющим грузом украшенных драгоценными камнями подарков для императора, включая покрытый атласом шатер, похожий на шатры султана, шесты которого были увенчаны золотыми набалдашниками. Император преподнес султану в подарок сокровищницу серебра, искусственный фонтан и другие изящные произведения венского искусства. В Стамбуле австрийский посол на банкете перед аудиенцией у султана был удостоен особой чести — ему подали жареную рыбу из Босфора. Подобный деликатес не подавали посланникам более низкого статуса, в число которых входил представитель Польши.

Вскоре после этого туда прибыл новый посол Англии, сэр Роберт Саттон, сменивший лорда Пейджета, который вместе с голландским представителем выполнял функции посредника и содействовал заключению Карловицкого мира. За заслуги его страны в деле достижения мира султан тепло приветствовал Саттона. В то же время его отношение к России было далеко от дружественного. Петр Великий отказался подписать Карловицкий договор, согласившись только на двухлетнее перемирие, и теперь договор требовал возобновления. Русский посланник, которому была поручена эта миссия, вызвал удивление и беспокойство своим прибытием в Стамбул на борту военного корабля, построенного на новых царских верфях, в полном боевом снаряжении. Корабль произвел салют из всех своих сорока пушек и позже повторил канонаду во время празднования одного из русских праздников. Он как бы залпами подавал сигнал к прибытию остального русского флота.

В подобной атмосфере переговоры, которые продолжались всю первую половину 1700 года, были напряженными и временами взрывоопасными. В конечном счете османы приняли договор. Согласно условиям договора, русские соглашались уничтожить — но не уступить, как того требовали турки, — четыре свои крепости на Днепре, захваченные во время предыдущей кампании и с тех пор являвшиеся препятствием как для наземных сообщений, так и для пастбищ крымских татар в степных районах. Россия добилась некоторого расширения территории вокруг самого Азова. Компромиссная граница между двумя империями была установлена в виде незанятой зоны пустыни и степи между Азовом и Перекопским перешейком, отгораживавшей Крымский полуостров. Крымские татары должны были прекратить свои вторжения на русскую территорию, но получить равные с русскими права на рыбную ловлю и добычу соли и дельте реки, а также на охоту, рыболовство, пчеловодство и рубку леса вдоль обоих берегов реки. Крымский хан, к своему великому возмущению, больше не получал от царя ежегодной дани, которая являлась предметом его особой гордости.

Тем временем Россия обеспечила себе право иметь при Порте постоянного посла на тех же условиях дипломатического представительства, что и другие христианские державы, и этот пост был занят графом Толстым. Но все эти уступки не могли заставить русских отказаться от дальнейшего наращивания их военно-морского могущества, сопровождавшегося возведением новых крепостей на Азовском море. Это вызывало гнев крымского хана, который тщетно стремился возобновить войну. Русские повторили в Порте свои требования свободы навигации в Черном море и уступки им Керчи. Эти требования были категорически отвергнуты. Турки, встревоженные ростом численности российского флота в Азовском море, были полны решимости сохранить Черное море «как чистую и непорочную деву» и рассматривали идею перекрытия пролива дамбой. Вместо этого они, уже укрепив Керчь, приступили к строительству на противоположном берегу, вблизи Таганрога, новой крепости, получившей название Еникале, проект которой был подготовлен вероотступником из Модены. Крепость была закончена в 1703 году. Она господствовала над северным входом в пролив и имела артиллерийские батареи на уровне моря, способные уничтожить любое судно, которое попыталось бы войти в пролив.

* * *

У себя дома Кепрюлю Хусейн, великий визирь-реформатор, столкнулся с оппозицией реакционных элементов, в первую очередь муфтия и главы черных евнухов. Их интриги вынудили великого визиря, уже измотанного и больного, уйти в отставку с поста, который он занимал всего лишь пять лет. Получив разрешение после отставки поселиться в месте по собственному выбору — в имении на побережье Мраморного моря — и сохранить свое состояние и владения, Хусейн перед отъездом подарил султану шестьдесят своих лучших лошадей и все свои драгоценности. Всего три месяца спустя он скончался от болезни, которая оказалась неизлечимой.

В результате в 1703 году империя — с очередной сменой главного визиря — вновь оказалась ввергнутой в беспорядки, сопровождавшиеся восстанием янычар и других войск, требовавших погашения долга по денежному содержанию. Беспорядки продолжались шесть недель, и страна вплотную подошла к гражданской войне. Султан Мустафа, находясь в Адрианополе, уклонился от прямого ответа, когда восставшие потребовали его присутствия в Стамбуле. В итоге большая армия бунтовщиков вместе со студентами выступила маршем на Адрианополь под священным знаменем Пророка и с одобрения муфтия. Здесь была собрана армия, предположительно лояльная султану, чтобы нанести поражение бунтовщикам. Но входившие в ее состав янычары, имевшие слабое командование, примкнули к бунтовщикам и, объединившись с ними, вынудили Мустафу II отречься от престола. Этот несчастный не имел воли к сопротивлению. Его дух был сломлен злополучным крушением юношеских амбиций — тогда он рвался командовать собственными армиями на поле боя, после чего он впал в состояние унылой праздности.