Глава 23

Все надеялись и ожидали, что на смену Кепрюлю Ахмеду, у которого был только сын-младенец, придет его брат Мустафа-заде. Это бы продлило семейное правление Кепрюлю, которое на протяжении двух предыдущих десятилетий возродило угасающую империю и внутри, и за ее пределами. Но только наступил прискорбный перерыв в династии. Султан Мехмед в один из крайне неудачных моментов самоутверждения решил взять власть в свои руки и исполнить императорский долг, на который раньше не обращал внимания. Он назначил на пост великого визиря сводного брата Ахмеда, который недавно стал его зятем. Нового великого визиря звали Кара Мустафа. Это «междуцарствие» продолжительностью тринадцать лет нанесло непоправимый вред империи.

Черный Мустафа — как его называли из-за смуглого цвета кожи — был человеком, преисполненным гордыни и дерзких амбиций. Дурной славой пользовалась его хвастливая помпезность. Его гарем, по слухам, насчитывал полторы тысячи наложниц и столько же рабынь, за которыми следили семьсот черных евнухов. Кара Мустафа полюбился султану, благодаря бесчисленному множеству лошадей, гончих и соколов. Алчность втягивала Мустафу, занимавшего столь высокий пост, в бесконечные вымогательства и акты коррупции, продажу, без колебаний, должностей всех видов, сделки с иностранными представителями в отношении капитуляций и установки «тарифа», с выгодой для себя, разумеется, за аудиенцию у султана.

Больше всего Черный Мустафа, охваченный манией величия, мечтал о мировой славе имперского завоевателя. Фанатично настроенный против христиан, он, как утверждают, повторил угрозу Баязида I, что однажды поставит своих лошадей в соборе Святого Петра в Риме, а после захвата Вены пойдет маршем к Рейну, чтобы сразиться с Людовиком XIV. Мустафа видел себя правящим в качестве номинального вице-короля, но фактического суверена огромных европейских владений. Но как военачальник он показал свою полную несостоятельность, теряя из-за ошибок на полях сражений многое из того, что отец и сын Кепрюлю с их высочайшей компетенцией в военных вопросах и укрепленными ресурсами приобрели для империи.

За пять лет правления Мустафы турки уступили русским свою часть Украины, завоеванную Кепрюлю. Это произошло после двух неудачных кампаний с тяжелыми потерями как в живой силе, так и в артиллерии, в тяжелых, непривычных климатических условиях и местности, против врага, которого турки начинали все больше бояться. В 1681 году с русскими был подписан мирный договор, по которому турки отказались от всех претензий на Украину и вывели из этого района свои войска с условием, что ни одна из сторон не станет возводить крепости между Бугом и Днестром. Так слабеющей Османской империей был утрачен в пользу расширяющейся Российской империи важнейший плацдарм на театре военных действий, которому в грядущие века предстояло стать жизненно важным для Турции.

Это, впрочем, не слишком обеспокоило Кара Мустафу, стремление которого к завоеваниям распространялось на другие места, в самом сердце Центральной Европы. Его намерением было захватить Вену, чего не смог до него сделать великий Сулейман. Его шансы возросли в связи с восстанием в Венгрии, в основном поднятым недовольными протестантами против преследований со стороны католиков Габсбургов. Его лидер, граф Эммерих Текели, после того как нанес поражение войскам императора, а затем отверг неприемлемые для него условия перемирия, обратился к султану за помощью. Тот ее обещал, признав Текели королем Западной Венгрии под османским сюзеренитетом. Имея такую поддержку, Текели возобновил военные действия. Он обратился также за помощью и к французам, поскольку Людовик XIV, стремясь уравновесить власть Габсбургов, уже оказывал поддержку против них Апафи, князю Трансильвании. Теперь султан Мехмед выделил Текели субсидии, тогда как венгерский посланник в Стамбуле обещал султану благожелательный нейтралитет, тем самым поощряя турок к нападению на Австрию.

Когда австрийский посланник в Порте попытался возобновить подписанный Кепрюлю Вашварский договор с императором, великий визирь отверг его предложения и вместо этого предъявил ему нечто вроде ультиматума. В нем требовалась, в качестве условия мира, сдача важной крепости Дьер, а также возмещение расходов, которые он понес, готовясь к войне. На это австрийский посланник ответил: «Замок может быть взят силой оружия, но не силой слов». Таким образом, война между Османской империей и империей Габсбургов стала неизбежной. Осенью 1682 года в Стамбуле перед Сералем были водружены символы султанской власти, оповещая о близком отъезде султана из города. Он направился в Адрианополь, где к весне 1683 года была собрана внушительная армия. Она включала крупные инженерные войска, а также артиллерию с ремонтными подразделениями и еще орду крымских татар и прочих кавалеристов нерегулярной армии. Ее численность увеличивали обычные ремесленники, торговцы и прочие люди, сопровождающие войска, которые вместе с их вьючными животными — мулами, волами и верблюдами всегда помогали турецкой армии создавать впечатление, что она больше, чем на самом деле.

Таким было последнее великое мусульманское войско, которое выступило во имя веры, следуя старой османской традиции, против христианской Европы. Чтобы противостоять ему, император Леопольд собрал под командованием опытного генерала герцога Карла Лоррейнского армию меньшую по численности, но подкрепленную обещанием помощи от папы, наряду с вооруженной поддержкой не только германских князей, но также, в нарушение его недавнего договора с Портой, от польского короля Яна Собеского. Это разрушило планы Людовика XIV, который стремился помешать созданию такого союза, вынашивая корыстные планы относительно Священной Римской империи за счет Леопольда. В результате, как и раньше, он не относился отрицательно к турецко-австрийской конфронтации.

И весной 1683 года османская армия выступила в поход, возглавляемая султаном, который, как только достигли Белграда, передал командование ею вместе со знаменем Пророка Кара Мустафе. В Эссеке к великому визирю присоединились раскольничьи венгерские отряды Текели, маршировавшие под христианским флагом с надписью по-латыни «За Бога и страну» и называвшиеся круцеши, или «люди Креста». Здесь в глазах великого визиря было повторение истории, вызывавшее в памяти встречу в качестве союзников султана Сулеймана и Яноша Запольяи. Кара Мустафа пока еще не объявил открыто о своем намерении осадить непосредственно Вену. Между Будой и австрийской границей находился участок имперской части Венгрии, прикрывавший подходы к столице в местах, где в Дунай впадало несколько его притоков. Предполагалось, что, прежде чем пойти на Вену, турки уничтожат эти вражеские гарнизоны, из которых наиболее важными были Дьер и Керменд.

Перед рекой Рабой великий визирь провел военный совет со своими командирами, включая крымского хана. Говорят, что на совете Ибрагим Печеви, старый вояка из Буды, настоятельно рекомендовал великому визирю следовать очень осторожной тактике. В подкрепление своего аргумента он рассказал сказку о короле, который высыпал на середину ковра груду золота, а затем предложил ее любому, кто сможет достать золото, не ступая на ковер.

Победителем стал тот, кто свернул ковер с края, пока не подвинулся настолько, что смог достать награду. Именно так, настаивал Ибрагим, должен вести себя Кара Мустафа, чтобы добиться награды в виде Вены. Сначала он должен «свернуть» враждебный пограничный район и обеспечить контроль над его крепостями, и отложить нападение на сам город до осени или весны следующего года. Тогда Вена наверняка падет к ногам Кара Мустафы по своей собственной воле.

Великий визирь ответил Ибрагиму: «Ты старик восьмидесяти лет, твой ум не в порядке». Крымский хан Селим-Гирей высказал ту же точку зрения, что и паша, тем самым навлекая на себя в будущем неприязнь великого визиря. Этот курс имел и других сторонников. Но Кара Мустафа проявил решимость идти прямо на Вену. Ибо после ее захвата «все христиане подчинятся османам». Он приказал своим инженерам навести через Рабу понтонные мосты. Переправившись через реку со своей армией, великий визирь сразу же направился на запад. Ибрагим-паша остался в тылу, чтобы заботиться о припасах. Создавая видимость подготовки к осаде, около Дьера Кара Мустафа оставил небольшой отряд. Нерегулярные татарские части вместе с войском Текели получили свободу действий, чтобы опустошить земли перед Дьером и вокруг него — заставить «турецкие колокола» вновь зазвонить, сея тревогу в Центральной Европе.

Итак, Кара Мустафа с основными силами своей армии появился под стенами Вены 13 июля. Когда его батареи заняли исходные позиции, в город было направлено традиционное послание, требующее капитуляции и перехода в ислам или же эвакуации города с гарантией безопасности для горожан. Оно было доставлено к стенам города турецким офицером и вручено солдату для передачи графу Штарембергу, губернатору города. Но никакого ответа не последовало. Сам император со своим двором выехал из города на запад в Пассау, а главнокомандующий Карл Лоррейнский примерно с двумя третями небольшой австрийской армии ушел в Линц, вверх по течению Дуная. Оставшаяся в стенах города треть армии усилила гарнизон, который тем не менее составлял не более двенадцати тысяч человек.

Османский лагерь, разбитый к западу от города в форме полумесяца, был, по сути, городом из ткани, с двадцатью пятью тысячами шатров и пятьюдесятью тысячами телег с провиантом и снаряжением. В центре лагеря царил Черный Мустафа, руководя осадой и решая государственные дела из скопища шатров, которые могли поспорить своим великолепием с самыми памятными павильонами Сулеймана. Для отражения турецких армий и спасения своей столицы император Леопольд полагался главным образом на союзников в Европе — курфюрстов Баварии и Саксонии, но больше всего на короля Польши Яна Собеского. Но он обратился к ним за помощью, только когда угроза Вене стала неминуемой, и эта помощь собиралась медленно. Вместе с тем Кара Мустафа проявил медлительность и не помешал этому процессу, что вполне мог бы сделать, незамедлительно предприняв генеральный штурм города превосходящими силами. Представляется, что его подвела жадность. Если бы город пал в результате штурма, все трофеи попали бы в руки занявшихся грабежами солдат. Если бы город капитулировал, вся военная добыча была бы его, как представителя султана.

Как только осада началась, стало ясно, что защитники в сравнении с осаждающими имеют преимущество в артиллерии, как по количеству, так и по качеству орудий. Кара Мустафа не имел тяжелой артиллерии, повторяя таким образом оплошность Сулеймана, который не смог транспортировать ее так далеко. Он использовал только орудия малого и среднего калибра, достаточно эффективные против врага в открытом поле, но непригодные против прочных крепостных стен. Более того, основная часть его боеприпасов, изготовленных в Буде, была низкого качества, и снаряды часто не взрывались. Рассматривая артиллерию как вспомогательный род войск, турки предпочли полагаться на минирование, в чем они значительно преуспели во время осады других городов, особенно в Кандии.

Кара Мустафа первым делом окружил большую часть города и прилегающих окрестностей, блокировав ее от сил противника на длинном отрезке вдоль Дуная. Затем он начал, используя труд пленных христиан, создавать сеть траншей, приближающихся к стенам и их бастионам, чтобы заминировать их в различных местах. Однако каменная кладка стен была прочной, а защитники — мужественными. Они не отсиживались в обороне, а предпринимали энергичные вы лазки и всегда проявляли удивительную быстроту в восстановлении поврежденных укреплений. Турки с саблями часто были неэффективными в атаках против германцев с алебардами, боевыми косами и боевыми топорами. Но их мины пробивали бреши в стенах. 4 сентября, после большого взрыва, турки вытеснили людей Штаремберга из равелина, а затем потоком хлынули через широкий пролом в Бург, призывая на помощь Аллаха, размахивая знаменами и грозно потрясая оружием. После двухчасовой схватки с тяжелыми потерями с обеих сторон они были отброшены. Тем не менее положение защитников становилось критическим.

Но в этот момент пришло известие, что идущая на выручку армия поляков наконец совсем близко. Продвижение короля Собеского, начавшееся из Варшавы с задержкой в Кракове, было таким же медленным, как и атака Мустафы. По пути он не встретил значительного сопротивления. Вскоре Собеский уже форсировал Дунай по мосту из лодок, чтобы соединиться с главными силами австрийской армии герцога Лоррейнского и контингентами из Баварии и Саксонии. После военного совета они совершили трехдневный переход — вновь беспрепятственно — по трудным лесным дорогам вверх, к вершине Каленберга, возвышающейся над Веной, которая, к их удивлению, не была занята. Отсюда Собеский смотрел вниз на осажденный город, уцелевшие стены которого, окруженные лабиринтом минных траншей, прерывались кое-где грудами битого камня; и на лагерь своего врага, по-прежнему раскинувшийся на открытом месте у города без каких-либо оборонительных сооружений или концентрации войск. Изучив обстановку, польский король с уверенностью сказал: «Этот человек плохо расположил свой лагерь. Он ничего не понимает в войне, мы наверняка разгромим его».

Кара Мустафа, нацеленный на осаду, действительно не спланировал заранее оборону собственных сил, ведущих осаду города, от армий, идущих на выручку осажденным. Османский лагерь турок не был укреплен и по большей части не был прикрыт ни сторожевыми постами на вершинах холмов, ни кавалерийскими разъездами на равнине. Более того, даже теперь, когда прибытие армии поддержки стало очевидным, Мустафа не предпринял никаких срочных мер к переброске части своих войск для отражения ее атаки. Он пренебрег возможностью не допустить переправу австрийских или польских войск через Дунай — такая операция требовала отправки хорошо вооруженного отряда под его собственным командованием, но Мустафа поручил ее крымскому хану, впоследствии обвинив его, как козла отпущения, в неспособности противостоять врагу. Также Мустафа даже не попытался остановить продвижение противника по крутым скалистым склонам Каленберга либо опередить его, заняв вершину горы. Только когда гребень и склоны Каленберга осветились вспышками огней вражеских ракет и лагерных костров, Кара Мустафа понял, что безнадежно опоздал. Все, что он теперь мог сделать, — это направить отряд к подножию горной гряды и ждать, когда Собеский начнет наступление по склонам вниз.

Оно началось перед рассветом 12 сентября. Дисциплинированные христиане спускались вниз в образцовом боевом порядке и в строгой очередности, но показались туркам «потоком смолы, который тек вниз по склонам, пожирая все, к чему прикасался». Кара Мустафа был уверен, что отряда кавалерии будет достаточно, чтобы отбить наступление. Только тогда, когда крымский хан потребовал использовать янычар, он выделил отряд, оставив основные силы в траншеях перед городом. Теперь уже не было времени, чтобы переправить необходимое количество артиллерии.

Последовавшая за этим битва, в которой турецкие войска оказались между двух огней — хорошо вооруженным гарнизоном и деблокирующей группой, длилась весь день. Сначала она приняла форму сумбурных стычек среди скал и ущелий склонов. Затем внизу, на равнине, после жестокой схватки между турецкой и польской кавалерией, с участием немцев, Собеский повел свои лучшие войска прямо на турецкий центр и в лагерь, где выделялся шатер великого визиря. При виде христианского завоевателя собственной персоной татарский хан воскликнул: «Клянусь Аллахом! Король действительно среди нас!» — и со своими людьми пустился наутек. Огромная масса османской армии смяла ряды и в панике обратилась в бегство, оставив на поле боя десять тысяч убитых.

Янычары, засевшие в траншеях перед городом, не атаковавшие, но и не отступившие, были наголову разбиты, оказавшись между защитниками города, находившимися перед ними, и победоносными поляками у них в тылу. В общей панике османский лагерь был брошен со всей его артиллерией, сотней тысяч голов рогатого скота и такими трофеями, как украшенное драгоценными камнями оружие и кушаки, богатые ковры, дорогие ткани и меха. Все это стало вознаграждением Собескому и его армии. Но, к своему немалому разочарованию, они обнаружили лишь немного монет и слитков серебра и золота — турки успели вовремя унести их с собой. Среди трофеев были и диковины, включая только что обезглавленную самку страуса; попугая, который упорно не желал даваться в руки; других птиц в золотых клетках; а главное — большие запасы кофе, что привело к созданию первого венского кафе.

Великий визирь поспешно бежал вместе со своим войском, успев спасти лишь знамя Пророка и значительную сумму денег и оставив свой роскошный шатер польскому королю, который отправил своей королеве в качестве символа победы золотое стремя от боевого коня Мустафы. Хвастаясь, в сопроводительном письме, своим захватом лагеря «неверных» со всеми его богатствами, польский король подробно перечислил драгоценные плоды своей собственной добычи, после чего заключил: «Мы гоним перед собой множество верблюдов, мулов и пленных турок». Граф Штаремберг пришел в османский шатер, чтобы выразить свое почтение Собескому, освободителю Вены. Перед шатром между позолоченными флагштоками висело огромное, шитое золотом знамя с бунчуками султана, и на следующий день все это было с триумфом пронесено по улицам города, а военачальники христиан проехали в победной процессии.

Полутора веками ранее Сулейман Великолепный потерпел неудачу с осадой Вены в значительной степени из-за проблем с транспортом и снабжением. Но он уходил от стен города, сохранив армию невредимой. Черный Мустафа сражался и проиграл генеральное сражение противнику, уступавшему ему в численности; и армия, та часть, которой удалось выжить, была низведена до состояния бегущей толпы. Поражение Кара Мустафы раз и навсегда подорвало в глазах Европы престиж османских турок как народа-завоевателя.

После сражения за город армии христиан под предводительством Яна Собеского и Карла Лоррейнского начали преследование бегущих турок. Кара Мустафа сделал паузу в своем бегстве у реки Рабы, чтобы перегруппировать остатки своих войск и перераспределить командование. В гневе великий визирь обвинил своего врага и противника его тактики Ибрагим-пашу, губернатора Буды, в преднамеренном предательстве, выразившемся в бегстве вместе с его войсками с поля боя и тем самым предопределившем бегство остальных. Мустафа приказал казнить Ибрагим-пашу вместе с некоторыми другими высокопоставленными офицерами, выбранными в качестве козлов отпущения.

Разбитая армия с боями прокладывала свой путь к Буде, подвергаясь постоянным нападениям австрийских ополченцев из разных крепостей, оставшихся в руках врага, в то время как нерегулярные татарские части опустошали венгерские земли по пути отступления, так же как делали это во время наступления. В арьергардном бою в районе населенного пункта Парканы преследователи-поляки были сначала остановлены засадой, а затем стремительно атакованы турками. Но те в кровавой схватке все же сумели отбросить османов обратно к берегам Дуная. Когда турки толпами устремились на лодочный мост, тот обрушился под весом бегущих, и семь тысяч человек утонули или были перебиты. Это привело к осаде и капитуляции Грана (Эстергома), который стал опорным пунктом для имперских амбиций не турок, коим он был после захвата Сулейманом, а австрийцев и немцев. Турецкие войска ушли к Белграду, откуда султан еще раньше отбыл в Адрианополь. Оттуда он послал своего старшего камергера с приказом вернуться с головой великого визиря. Так Кара Мустафа был, в свою очередь, казнен, как он казнил многих других. Такой была судьба тщеславного, алчного и напыщенного министра, бездарность которого в военных делах принесла Османской империи крупнейшее поражение. Таким был конец рокового года последней осады Вены. Тем не менее прошло еще шестнадцать лет до полного окончания войны.

Христианский мир приветствовал известие об освобождении имперского города шумным восторгом. Теперь наконец должен был наступить смертный час мусульманской агрессии, навсегда заставив замолчать тревожный звон «турецких колоколов» в Европе. Многие помнили библейские пророчества, предсказывавшие конец Османской империи в 1691 году. Конечно же это произошло на самом деле. Папа римский, неустанно молившийся за победу христиан, отметил ее благодарственной службой, после чего стал проповедовать еще один — четырнадцатый — Крестовый поход, чтобы окончательно решить исход дела, тем более что военачальники союзных войск решили довести до конца свое преимущество. Давно вынашиваемые планы папы о создании Священной лиги воплотились в жизнь ее оформлением в Линце весной 1684 года. В Лигу вошли три христианские державы — Австрия, Польша и Венеция, существовала также надежда на дополнительное сотрудничество с Персией. Каждая держава должна была нанести удар в районе, наиболее затрагивающем ее интересы: Австрия — в Венгрии и в среднем течении Дуная в направлении балканских перевалов; Польша — на юг к черноморскому побережью и вдоль него; Венеция — в Далмации, Греции и на островах. Была даже отчеканена медаль, чтобы увековечить память о гармонии и согласии трех «героев» лиги: императора Леопольда, короля Польши Собеского и венецианского дожа. На деле, как и всегда было в прошлом, политические интересы троих вскоре вошли в противоречие из-за общих границ и сфер влияния. Но на протяжении почти пяти лет лига казалась достаточно эффективным военным инструментом.

Инициируя в 1684 году давно планировавшуюся кампанию, Венецианская республика впервые в своей истории объявила султану открытую войну. Венецианцы при содействии Мальты и Тосканы снарядили флот под командованием Морозини, который захватил Превезу и прибрежный остров Санта-Маура. Затем, при поддержке некоторых местных корсаров, Морозини высадил войска в Далмации и развернул наземные силы в Албанию и Боснию. В следующем году Морозини осуществил завоевание Мореи, получив, несмотря на твердое противодействие турок, поддержку от непокорных обитателей Мани и заработав себе на этом звание Пелопонессиако (Пелопоннесский).

Годом позже его сухопутные войска, состоявшие в основном из германских контингентов под началом шведского командира, продвинулись в северном направлении, к Коринфу, а затем осадили и захватили Афины. В ходе обстрела венецианцами Парфенона, до этого бережно сохранявшегося на протяжении двух тысяч лет, один из снарядов попал в спрятанный там пороховой погреб турок и разрушил большую часть храма. В наследство потомкам остались руины. Позже венецианцы эвакуировались из Афин, опасаясь репрессий со стороны турецкого гарнизона, все еще находящегося в Фивах, но увезли льва из Пирея, который теперь украшает вместе с львицей из Делоса Арсенал Венеции.

Второй из трех «героических» христианских союзников, Польша, потерпел неудачу в Подолии под городом Каменец, который остался турецкой крепостью. Но у Собеского были более амбициозные планы в более удаленных регионах, Молдавии и Трансильвании, которые он стремился контролировать. И здесь он довольно скоро вступил в конфликт со своим союзником — императором, который поспешил предъявить собственные претензии в этом районе. Таким образом, Собеский не мог получить императорскую поддержку на проведение кампании в Молдавии в 1686 году и провел ее сам, не достигнув решающих результатов.

Тем временем в 1684 году австрийские войска оккупировали значительную часть Хорватии, которая вскоре стала австрийской провинцией. В то же время, выступая из Грана (Эстергома), австрийцы отвоевали Нойхойзель, несмотря на ожесточенное сопротивление турецкого гарнизона. Годом позже они возобновили осаду Буды, которую турки, в целой серии решительных арьергардных боев, трижды пытались деблокировать. Но Буда пала под натиском имперских войск, и весь гарнизон вместе с командиром был истреблен. Так, в 1686 году, после полутора веков турецкого правления, пережив шесть осад, город Буда, к восторгу всей Европы, наконец вернулся в руки венгров.

Годом позже, в процессе контрнаступления, новый великий визирь, Сулейман, повел большую турецкую армию в направлении Дравы. Здесь он встретился с силами Карла Лоррейнского на историческом поле сражений под Мохачем, где войска султана Сулеймана одержали свою первую решающую победу в борьбе за Венгрию. Теперь судьба рассудила иначе, и бой завершился катастрофическим поражением, в котором армия великого визиря была наголову разбита, потеряв около двадцати тысяч человек. Теперь большая часть Венгрии оказалась в руках императора Леопольда, который сделал ее королем своего старшего сына Иосифа, позднее ставшего императором. Для эффективной защиты возвращенных территорий оставалось только освободить Белград, который стал бы их оплотом. Это было достигнуто в течение года принцем Людвигом Баварским, которому было оказано лишь непродолжительное сопротивление. За возвращением Белграда последовало взятие других ключевых крепостей в бассейне Дуная, продвигая процесс возвращения захваченных турками земель в восточном направлении, в Болгарию, до Никополя, а также в Сербию до Ниша.

* * *

Между тем поражение при Мохаче спровоцировало мятеж в османской армии и восстание в столице, что привело к смещению — но не к казни — Мехмеда IV. Он удалился в ссылку, где ему было запрещено заниматься его самым любимым времяпрепровождением — охотой. Старший из двоих его братьев был доставлен из «Клетки», чтобы наследовать Мехмеду IV под именем Сулеймана II. Доказав, что, несмотря на жизнь затворника, он является более ответственным правителем, чем брат, всерьез озабоченным подавлением продолжающихся и нарастающих беспорядков, Сулейман II созвал чрезвычайное заседание дивана в Адрианополе. Приняв рекомендацию советников, Сулейман назначил великим визирем третьего из Кепрюлю, Мустафу-заде (Фазыл Мустафа-паша), которого обошли тринадцать лет назад, после смерти его брата Ахмеда, отдав предпочтение Черному Мустафе. Приняв назначение на тех же абсолютных условиях, что его отец и брат, Мустафа вызвал в диван главных сановников империи и сурово предупредил их о крайних опасностях, с которыми столкнулась империя. Он заявил: «Если мы будем продолжать следовать этим путем, следующая кампания увидит врага, стоящего лагерем перед воротами Стамбула».

Будучи умным, энергичным и прекрасно знакомым с методами своей «династии» человеком, Кепрюлю III активно взялся за работу, пополняя казну, реформируя администрацию, восстанавливая и укрепляя армию для кампании за возвращение утраченных земель. При каждом удобном случае поминая имя и законы Пророка, Мустафа-паша настраивал турок против Габсбургов. Случилось так, что в это время, в 1688 году, императора отвлекли события, происходившие совсем в другом месте. Речь идет об английской революции и появлении Вильгельма Оранского. Вместе с Великим альянсом, включавшим страны, входившие в Аугсбургскую лигу, он вскоре втянулся в войну против Людовика XIV, что потребовало помощи императора на втором фронте, на который он направил контингенты под командованием двух своих военачальников Карла Лоррейнского и Людвига Баварского. Это дало османам передышку. Когда посол Франции стал убеждать Кепрюлю, что Порта должна отказаться от признания Вильгельма Оранского, тот отверг подобный курс, обоснованно утверждая, что не дело османов, которые часто свергали с трона собственных суверенов, оспаривать право англичан свергать своих. Однако великий визирь был вполне готов пойти навстречу французскому послу в его второй просьбе — начать войну против императора.

В 1690 году, неся священное знамя Пророка, великий визирь так и сделал. После ряда подготовительных операций, в которых участвовали татары, Кепрюлю еще раз предоставил Текели свободу действий в Трансильвании, где тот осуществил хорошо рассчитанный отвлекающий маневр. Затем во главе своих главных сил Кепрюлю выдвинулся в Сербию, вновь занял Ниш вместе с другими крепостями и большим пространством ранее утраченных земель, осадил Белград, который вновь капитулировал с неожиданной быстротой, главным образом из-за взрыва при пожаре большого порохового погреба внутри крепости. Рассудив, что наступило уже слишком холодное время года для крупномасштабных военных действий, Кепрюлю отправил небольшой отряд в подкрепление Текели в его выступлениях против австрийцев. Затем Кепрюлю оставил сильный гарнизон в Белграде и возвратился в Стамбул, где султан устроил своему великому визирю триумфальный прием.

За зиму Кепрюлю сформировал еще более крупную армию, которая летом 1691 года выступила из Белграда вверх по Дунаю. Пройдя лишь небольшое расстояние, в Сланкамене, турки столкнулись с опытной армией принца Людвига, спускавшейся со стороны Петервардейна (он же Петроварадин). Великий визирь устроил совет со своими командирами: что делать, идти в наступление или занять оборонительную позицию, ожидая атаки противника. Ему посоветовали отложить сражение и дождаться подхода подкрепления татар. Но Кепрюлю, чье мастерство военачальника уступало его административным способностям, решился атаковать и отдал первый приказ: «Артиллерию вперед!»

С самого начала жестокая битва неблагоприятно складывалась для турок, несмотря на то что их легкие суда одерживали верх на реке. Последовательные стремительные османские атаки встречались смертоносным, непрерывным и точно спланированным огнем противника, имевшего преимущество в огнестрельном оружии — мушкетах. Когда поражение стало очевидным, Кепрюлю, надеясь переломить ситуацию, лично повел войска в атаку. Призывая на помощь Аллаха, он, окруженный стражей, прокладывал себе путь саблей сквозь ряды австрийцев. Но его героический жест был бесполезен. Противник был тверд. Зато пуля попала Мустафа-паше прямо в лоб, и он рухнул замертво. Его стража, видя, что великий визирь мертв, утратила мужество и разбежалась. Турецкие командиры, которые могли бы на время скрыть от войск известие о смерти великого визиря, начали стенать и причитать, чем разнесли новость, подорвав моральный дух всей армии и вызвав всеобщую панику. Армия бежала в полном беспорядке, бросив врагу свой лагерь с традиционным трофеем в виде артиллерии.

Австрийцам хотя и дорогой ценой, но все же досталась решающая победа. Для османов гибель в бою после всего лишь двух лет пребывания у власти их последней блистательной надежды, Кепрюлю Добродетельного, была катастрофой. Они утратили Венгрию. Точно так же, после поражения и изгнания Текели, была утрачена Трансильвания. Султан Сулейман II умер вскоре после начала кампании, после четырехлетнего правления. Из «Клетки» был доставлен его брат, наследовавший ему под именем Ахмеда II, который правил еще четыре года, сгибаясь под грузом позора и отчаяния, ускорившими его конец.

Теперь только операции в Эгейском море давали туркам некоторое утешение. Венецианцы сочли затруднительным удержание Мореи в условиях постоянного присутствия турецкого паши в Шивах и потерпели неудачу в попытках или восстановить базу на Крите, или захватить остров в Эгейском море. Но в 1693 году Морозини, уже будучи в преклонном возрасте, стал дожем и командующим всеми вооруженными силами Венеции. Он решил захватить Хиос, остров неподалеку от Смирны, который был почти столь же важен для турок в качестве базы, как и Дарданеллы. Спланировав операцию, Морозини умер до ее исполнения. Венецианский флот, однако, захватил Хиос с помощью папской и мальтийской эскадры, к великому огорчению и без того уже пребывавшего в печали и испытывавшего недомогание султана Ахмеда. Но венецианский гарнизон удерживал остров только до следующего года, когда турецкий флот отогнал шедшую с подкреплениями венецианскую эскадру и вновь занял остров. Эта весьма своевременная победа была отмечена празднествами в Стамбуле, хотя султан до нее не дожил. Ахмед II скончался от водянки, которой страдали и оба его брата. Место на троне занял его племянник Мустафа II.

Заслуга в возрождении османского флота принадлежала новому главному адмиралу, берберскому корсару по имени Хасан, по кличке Меццаморто, полученной им из-за того, что в юности неожиданно вновь появился в Алжире после того, как его, сочтя мертвым, бросили после схватки с венецианцами. Путем активных, хотя и не всегда решающих операций против венецианцев он вдохнул новую жизнь в турецкие военно-морские силы и дал надежду на их господство в Восточном Средиземноморье.

Вместе с тем это уравновешивалось новыми поражениями на Черном море от нового противника — России. Ранее, благодаря крымским татарам, турки имели некоторый успех в этом районе как против поляков, которым они нанесли поражение в 1688 году, так и в борьбе с русскими, потерпевшими неудачу в двух последовательных кампаниях в Крыму, спровоцированных Собеским, с целью достичь прогресса против татар. Но теперь к власти пришел более грозный противник, Петр Великий. В 1695 году он возобновил войну в Крыму на новой стратегической основе. Его целью теперь был Азов, что в устье Дона. Сначала он захватил четыре турецких форта в нижнем течении Днепра. В следующем году он захватил сам Азов, причем используя не только мелководную флотилию, но и морские корабли, которые русский царь построил далеко от реки и передал в руки опытных командиров и экипажей. Затем недалеко от Таганрога Петр I построил военно-морскую базу. Здесь он выполнил основную часть своей кораблестроительной программы, собрав техников, инженеров и корабельных плотников из числа австрийских, голландских, итальянских и английских специалистов, набирая в экипажи не только славян, но и иностранных моряков, и спустил на воду эскадру кораблей, напоминавших корабли берберских корсаров. Район действия русского флота был ограничен акваторией Азовского моря, отгороженного от Черного моря турецкой крепостью в Керченском проливе. Но обладание и контроль над этим проливом были его четко намеченными целями. Он впервые создавал российскую военно-морскую мощь, которая могла стать прямой и явной угрозой для Османской империи.

Тем временем на центральном театре военных действий новый султан Мустафа II проявлял себя человеком крепкого духа и большой энергии, не просто охотником, как его отец Мехмед IV, но воином, горящим жаждой возродить в себе военные традиции своих великих османских предков. Через три дня после смерти султана Ахмеда он издал весьма примечательный и откровенный документ, хатт-и-шериф, или имперский указ, отвергавший методы его недавних предшественников и обещавший, что он лично поведет свои армии против императора Габсбурга. Мустафа II объявил о своей решимости лично сразиться с императором.

После этого великий визирь, другие визири, представители улемы, интенданты и аги его армий получили приказ собраться и серьезно подумать, должен ли султан лично открыть военные действия против императора или остаться в Адрианополе. После трехдневных дискуссий диван высказался против того, чтобы султан, который в любом случае был неопытен в военных делах, лично взял командование на себя, на том основании, что это опасно для него и влечет расходы для государства.

На это Мустафа ответил короткой декларацией: «Я настаиваю на походе». Он сделал это в 1696 году, вызвав большой энтузиазм войск, долгое время проведших в бездействии. Они были воодушевлены тем, что в бой их поведет сам почитаемый ими султан. Мустафа повел армию из Белграда, чтобы захватить несколько мелких крепостей и отразить осаду Темешвара герцогом Саксонским. Поскольку военный сезон подходил к концу, он не пошел дальше и вернулся в Стамбул. Здесь его встретил приличествующий прием чиновников, которые отговаривали его от предприятия, и он с триумфом проследовал в Сераль под аккомпанемент музыки и орудийного огня вместе с пленными — их было всего три сотни человек, и все они были представлены публике как генералы — и различными трофеями, захваченными его армией.

В следующем году, полный надежд на еще одну успешную кампанию, Мустафа вновь пошел с армией к Белграду. Но на этот раз ему противостоял новый блестящий командующий императора принц Евгений Савойский. Более того, его собственные командиры на неоднократно повторявшихся военных советах разошлись во мнении относительно линии, по которой следовало идти вперед: либо в западном направлении — в Славонию, либо на север — в Венгрию. Султан также проявлял нерешительность и колебался. В итоге было решено идти на север, вверх по долине Тисы, и переправиться через реку в Зенте.

Но принц Евгений допросил пленного турка, и тот под угрозой смерти рассказал о намерениях султана. После этого принц предпринял ряд решительных форсированных маршей, чтобы не допустить переправы. Он прибыл к Зенте с крупной армией в тот момент, когда турки, наведя временный мост, дошли до середины реки. Султан со своей кавалерией и большей частью артиллерии уже находились на левом берегу, остальная часть артиллерии и пехота все еще стояли на позициях на правом берегу реки. Атакуй турки пехотой и при поддержке артиллерии армию принца Евгения немедленно, когда она все еще была в неполном составе и не готова к сражению, они могли бы отбросить противника. Но среди турецких офицеров все еще господствовали разногласия; султан оставался на левом берегу; пехота не выходила из своих траншей, позволив Евгению завершить подготовку к атаке. Хотя у него оставалось всего два часа до захода солнца и хотя из Вены прибыл курьер с приказом не рисковать и не ввязываться в бой, принц был человеком, всегда готовым использовать свой шанс, и, полный твердой решимости, он проигнорировал приказ.

Расположив свои войска в форме полумесяца перед полукругом вражеских траншей, принц Евгений начал одновременную атаку слева, справа и по центру против всей турецкой линии. Результатом стала, как описывал события Евгений, «страшная кровавая баня» и быстрое поражение турок. В их войсках началось замешательство, командиры действовали несогласованно, янычары взбунтовались и обратили оружие против своих же офицеров, уничтожив их. Более двадцати тысяч турок погибло, включая великого визиря, четырех других визирей, большое число пашей и тридцать командиров (аги) янычар. Еще десять тысяч человек утонули при попытке переправиться через реку вплавь, и едва ли более чем одной тысяче человек это удалось. Люди Евгения, как он докладывал императору, «могли стоять на мертвых телах, словно на острове». Все было кончено к наступлению ночи.

Султан с противоположного берега реки в бессильном смятении наблюдал за уничтожением собственной армии, а затем отступил с кавалерией к Темешвару и далее к Белграду и Стамбулу. Принцу Евгению помешали развить успех проблемы со снабжением и ухудшение погоды. Но он захватил, помимо денег и оружия, девять тысяч повозок, шестьдесят тысяч верблюдов, полторы тысячи голов крупного рогатого скота, семьсот лошадей и большую печать великого визиря, символ султанской власти, которая никогда до этого не попадала в руки врага. Обескураженный юный султан Мустафа больше никогда не появлялся на поле боя во главе армии. Его лихая попытка, не имея военного опыта и врожденного мастерства своих предков, противопоставить себя закаленным командирам возрожденной Западной Европы и явиться последним прославленным спасителем своей страны безнадежно провалилась.

Мустафа вновь понадеялся на род Кепрюлю, чтобы вернуть османам удачу и богатство, и назначил на должность вели кого визиря Кепрюлю Хусейна, сына старшего брата Мехмеда и кузена Ахмеда. Став четвертым представителем династии Кепрюлю, пришедшим к власти, он приложил максимум усилий, чтобы исправить административную и экономическую ситуацию в стране. Но в Европе теперь мало что можно было сделать. После осады Вены имперские войска Габсбургов одержали девять больших побед и захватили девять главных крепостей. Если Хусейн из соображений предосторожности все же готовился к войне, он, как бывший губернатор Белграда, был достаточно хорошо осведомлен о превосходстве имперских войск, чтобы выступать за мир. И мир стал наконец реальностью.

Наступил момент, когда окончание продолжительной войны устраивало не только потерпевших поражение турок, которые с самого начала стремились к этому, ведя отважные арьергардные бои, но и их победоносных европейских врагов. Венеция была истощена. Польша после смерти Собеского в 1696 году постепенно исчезала со сцены. Император Леопольд был занят своими европейскими обязательствами, особенно теперь, когда надвигалась Война за испанское наследство. Более того, он был склонен, будучи реалистом, скорее укрепить и объединить османские территории, которыми война обогатила его империю, чем морочить себе голову амбициозными проектами более масштабных завоеваний с помощью похода на Босфор. Только Петр Великий, впервые вставший на путь той русской агрессии, которая отныне и впредь превратилась в постоянную головную боль для Османской империи, стремился продолжить войну. Он нанес визит в Вену, чтобы оказать давление на императора и создать для этой цели союз. Но он опоздал. В это время предложения о мире уже были внесены двумя странами, напрямую не вовлеченными в войну, — Англией и Голландией.

Отношения англичан с Портой до этого времени ограничивались главным образом вопросами коммерции, в частности защиты английских судов от нападений берберских корсаров, а во время критской войны — от имевших место попыток мобилизации этих судов турками для использования против Венеции. Во время гражданской войны в Англии престиж англичан в Порте снизился из-за присутствия послов обеих враждующих сторон. Но теперь, с восхождением на трон Вильгельма III, ситуация изменилась. Вместе с Голландией он настаивал на мире с турками в интересах собственной войны против Людовика XIV. Она была близка к концу. Но Англии и Голландии по-прежнему было выгодно, как в военном, так и коммерческом отношении, не допустить появления Франции в качестве преемника торговой империи Венеции. Именно этого представитель Людовика XIV в Порте изо всех сил стремился добиться, склоняя султана к изгнанию венецианцев из его владений. Более того, война Священной лиги нанесла серьезный ущерб торговле англичан с Левантом из-за снизившегося спроса султанского двора на предметы роскоши из Англии.

Поэтому английский посол лорд Пейджет и его голландский коллега Якоб Кольер предложили себя на роль посредников при подготовке мирного договора между Портой и христианскими державами на основе принципа uti possidetis («чем владеете, тем и владейте»). Это означало, что каждый должен сохранить за собой территорию, которой владел на данный момент, и, следовательно, в принципе договор утверждал за европейцами все захваченные ими турецкие территории. Кепрюлю Хусейн созвал Государственный совет, и несколько дней спустя султан вручил Пейджету для передачи королю Англии контрпредложения, включавшие определенные изменения, в особенности касавшиеся возвращения туркам Трансильвании. Англо-голландское посредничество было тем не менее принято.

Итак, в последние месяцы 1698 года в Карловицах, Хорватия, на правом берегу Дуная, была проведена мирная конференция. Она проходила в зале, специально спроектированном, чтобы нейтрализовать различия в порядке приоритетности между победителями и побежденными, с четырьмя одинаково расположенными входами для четырех держав. К ним, по требованию императора, была добавлена Россия.

Петр Великий, с его большими морскими планами относительно Керченского пролива, ведущего в Черное море, не был удовлетворен урегулированием, оставлявшим ему только Азов и прилегающие земли, которые и так уже находились в его владении. Петр не желал подписывать ничего сверх двухлетнего перемирия. Эффективно изолированный на конференции, он обиделся на Габсбургов за то, что его «замечали не больше, чем собаку» и оставили «с пустыми карманами». Другие державы после продолжительных и часто бурных переговоров согласились подписать договор сроком на двадцать пять и более лет, включая лишь незначительные поправки к принципу uti possidetis. Империя Габсбургов сохранила за собой Славонию, Трансильванию, значительную часть Венгрии, без Темешвара, и часть территории к востоку от Тисы, оставив туркам примерно одну треть их прежних венгерских владений, и, соответственно, наконец утвердилась у ворот Балкан. Польша вновь получила Подолию, Каменец и Западную Украину с участком территории к востоку от Тисы, но ушла из Молдавии. Венеция вновь сохранила Морею, остров Санта-Маура и большинство завоеванных территорий в Далмации и Албании, но уступила территории к северу от Коринфского перешейка. Турки отказались выдать австрийцам Текели, венгерского бунтаря, ныне находившегося в изгнании в Стамбуле, но перевели его в Малую Азию — на безопасное расстояние от границ империи, где его жене, которой возвратили ранее конфискованное приданое, было разрешено воссоединиться с мужем. Карловицкий договор был подписан 26 января 1699 года, в час, избранный турками по астрологическим соображениям. Его подписание было отмечено артиллерийскими залпами, наконец-то мирными, пушек дунайских крепостей Петервардина и Белграда.

Таким, когда XVII век подошел к своему завершению, был конец целой эры в истории Османской империи. Она больше не считалась агрессивной экспансионистской державой, какой ее знали и боялись христианские страны на протяжении более чем трех минувших столетий. Хотя она оставалась сильной в Азии, начался безвозвратный период ее отступления из Европы, который продолжился рядом поражений, отмеченных чередой все более невыгодных и неблагоприятных договоров. Определенно больше не могло быть возврата к великим дням завоевателей. Европейские государственные деятели восприняли подчиненное положение Османской империи и ее растущую зависимость от Европы как свершившийся политический факт.

Раз и навсегда сила Запада с его поднимающимися национальными государствами превзошла силу Востока. Разрыв между ними отныне неумолимо увеличивался, не только в военных стандартах, но и в характере экономического и социального развития, который их обусловливал. По своей сути Османская империя была, в современном понимании, отсталой страной; ее эволюция на фоне продолжавшегося упадка проходила невероятно медленно и в отдельные периоды замирала. В международном плане ее будущий статус оставался предметом дискуссии, но больше не военной, а исключительно дипломатической. Больше не представляя собой угрозы, Османская империя могла стать, ввиду своей крайней слабости, инструментом другой державы, склонной к агрессии. Таковой в начале XVIII века была имперская Россия.