Мы должны выстоять! Мы выстоим!

Мы должны выстоять! Мы выстоим!

Город русской славы — Севастополь — временно занят врагом. Обида — в душе каждого моряка: черноморца, балтийца, североморца, дальневосточника! — обида, которую смывают только кровью врага; ненависть в душе каждого советского моряка! Ненависть, которую не заспать, не заесть, не запить, — погасить ее можно только кровью врага.

Защитники Севастополя сделали все, что в силах человеческих и еще сверх сил, для того чтобы победу немцев превратить в их поражение и позор.

Задача Севастополя была: приковать к себе крупные силы неприятеля, возможно дольше удерживать их и возможно больше истребить. Эта задача исполнена.

Задача была выполнена так, что Севастополь во второй раз покрыл себя славой на много веков, и защитники его стали примером мужества и стойкости в борьбе за святую родину.

Гарнизон Севастополя — на две трети из красноармейцев, на одну треть из моряков — двести пятьдесят дней, прогремевших на весь мир, дрался с трехсоттысячной армией фашистов. На каждого нашего бойца приходилось пять и больше врагов.

В осаду 1854–1855 годов северный берег бухты был в наших руках; на этот раз фашистская армия окружила Севастополь подковой, упираясь флангами в морской берег; бухты, город, Северная и Корабельная стороны простреливались из орудий и пулеметов; немцы подвезли для осады пушки больших калибров, чем знаменитая «Берта», из которой в прошлую войну они бомбардировали со стокилометровой дистанции Париж; к июню они сосредоточили под Севастополем до девятисот боевых самолетов, танковый корпус с огнеметами и густую насыщенность артиллерией и минометами. За июнь месяц было сброшено на город свыше ста тысяч одних фугасных бомб и выпущено еще большее количество снарядов.

На днях мне рассказывал один человек, видевший Севастополь в двадцатых числах июня; города нет, от белого, красивого Севастополя — лишь груды рухнувших домов, кучи обгорелых листов железа, вывороченные рельсы, с корнем выдранные деревья, и лишь едва заметные тропинки среди развалин и пожарищ указывали, что на пепелище продолжалась жизнь. И какая жизнь! Дорого эти тропочки обошлись немцам. До конца июня уцелели памятники Ленину, Нахимову, Тотлебену и все еще возвышалась над городом панорама, — в последние дни запылала и она; ее нельзя было свернуть и увезти: старый холст рвался и краски осыпались.

Защитники Севастополя, прижатые на клочке земли к морю, были лишены возможности маневра; огнеприпасы, продовольствие и подкрепление подвозились на подводных лодках, катерах; на подводных лодках эвакуировали раненых; каждый рейс на «большую землю» был сопряжен с большими трудностями, — вражеские воздушные разведчики сообщали о проходе наших судов гидропланам-торпедоносцам; выкрашенные под цвет воды, они покачивались на волнах и в атаку на наши суда налетали низко, над самой водой, обнаруживая себя лишь за минуту-две перед боем.

Зато все преимущества были у немцев: плацдарм Крыма для развертывания войск, железные дороги для подвоза резервов и огнеприпасов, выгодное расположение авиации, так как любое место степной части Крыма было прекрасным аэродромом. Последний майский приказ Гитлера был: взять Севастополь в четыре-пять дней, не считаясь ни с какими потерями; а это для трехсоттысячной немецко-румынской армии значило — наведенные в затылок пулеметы охранных отрядов «СС» и — вперед! Смерть впереди, смерть позади. И фашистские дивизии двадцать пять дней лезли на штурм по разлагающемуся месиву своих трупов. Зловоние было так невыносимо, что приходилось эти кучи трупов на склонах балок, среди разорванной проволоки, на подступах к русским траншеям и дзотам поливать с аэропланов формалином.

Не получили славы фашисты под Севастополем. Еще меньше выиграли стратегически. В прошлую империалистическую войну немцы в течение многих месяцев штурмовали крепость Верден. Это была одна из крупнейших глупостей фельдмаршала Людендорфа; французы, обороняя Верден, пропускали через него поочередно едва ли не все свои дивизии, сменяя их через несколько дней. Верден для французов стал местом боевой закалки; немцы же упрямо перли и перли густыми цепями в эту мясорубку, Под Верденом они потеряли свои отборные части, исчерпали значительные резервы — взяли Верден, потом отдали. И фельдмаршал Людендорф до самого конца войны так и не смог заткнуть в немецкой армии кровоточащую рану, нанесенную под Верденом, что, как известно, привело немцев к окончательному истощению резервов и гибели.

Рана, нанесенная немцам под Севастополем, глубока и болезненна и будет еще иметь крупные последствия.

Помня неудачные штурмы Севастополя в ноябре и декабре прошлого года, стоившие немцам до восьмидесяти тысяч человек убитыми и ранеными, Гитлер на этот раз сосредоточил под Севастополем численно почти такую же армию, с какой в двенадцатом году Наполеон вторгся в Россию и взял Москву. Восемь месяцев топталась эта армия, ломая себе зубы о севастопольский орешек.

Гигантское ожесточенное сражение, развернувшееся сейчас на нашем фронте, принципиально отлично от прошлогоднего наступления немцев. Тогда они были, уверены в победе и быстром разгроме Советской России. Сейчас немцы дерутся с отчаянием. Сейчас они — на пределе своих сил и возможностей. От этого они не менее опасны.

Мы должны выстоять!

Мы выстоим. Защитники Севастополя показали высокий пример отваги, ненависти к врагу, злобы в бою, пренебрежения к смерти. Там в самые трудные дни бойцы и командиры писали карандашами на портрете Сталина клятву: «Клянусь вам, товарищ Сталин, что при обороне Севастополя буду беспощадно драться с фашистами, покуда в моей груди будет биться сердце…» Там в упорном озлоблении боя были такие случаи, как с краснофлотцем-связистом Девитяровым. При выполнении задания он был окружен немцами, закричавшими: «Рус, сдавайся», — и успешно отстреливался от них и некоторых убил; когда же на помощь своим выкатил из балки фашистский танк, Девитяров сунул в карманы и за пазуху все имевшиеся у него гранаты, дождался танка, кинулся под него и взорвал его.

Там, для рассказов нашим детям и внукам, произошел случай в море в нескольких милях от берега, случай, не принесший славы германскому военному флоту. Две наших весельных шлюпки, шестерка и четверка, с восемнадцатью моряками, высадив ночью на берег разведчиков и отойдя в море, в 6.00 напоролись на два катера под фашистским флагом. Первый катер подошел к шлюпкам, и офицер с мостика крикнул: «Хальт!», — значит — клади весла, сдавайся. В ответ со шлюпок был открыт огонь из пулеметов, автоматов и винтовок. Офицер сейчас же кувыркнулся в люк, и катер, развивая ход, отошел и начал обстреливать шлюпки так же, как и второй. Но на первом были повреждения — он задымил, сбавил ход и вскоре оба катера, покинув место боя, ушли к берегу. В 9.00 шлюпки были атакованы двумя другими ТК, под фашистским флагом, шедшими 45-узловым ходом и открывшими огонь из двадцатимиллиметровых пушек и крупнокалиберных пулеметов. Шлюпки встретили как нужно и эту атаку. На переднем ТК упал рулевой, катер сделал зигзаг, повернул в сторону берега и больше участия в бою не принимал. Второй продолжал бить из пушки и пулеметов по двум шлюпкам. Бой длился тридцать минут. Хотя на шестивесельной шлюпке разнесло борт и был один убитый и четверо тяжело ранены, фашистский катер не выдержал ответного огня и так же, как и первый, ушел к берегу. Менее пострадавшая четверка двинулась вперед, чтобы выслать на помощь шестерке катер. В районе мыса Сарыч четверка обнаружила подводную лодку под итальянским флагом. Командир шлюпки приказал открыть огонь по рубке лодки, после чего офицер итальянец и матросы поспешно нырнули в люк, лодка резко повернула в сторону Ялты и скрылась подводу. В 19.00 четверка благополучно пришла в Балаклаву и выслала катер в помощь товарищам в шестерке, которые все, кроме товарища Горбищенко, похороненного в море, благополучно были доставлены в Севастополь. Севастополь временно спустил флаг. Но в душе каждого советского моряка гордо реет военно-морской флаг, раздуваемый непоколебимой ненавистью к врагу.

Враг будет сломлен, будет уничтожен, будет униженно просить пощады. Снова поднимется красивый Севастополь на берегах исторических бухт, орошенных кровью героев, и на место поганой свастики снова на высокой мачте взовьется советский флаг.