О детской литературе
О детской литературе
Наши дети растут в обстановке грандиозного осуществления грандиозных замыслов, в обстановке, которая два десятка лет назад для многих и многих казалась бы фантастикой.
Для наших детей эта обстановка — данность. Они вырастают, органически впитывая ее. Они не удивляются тому, что целые крылатые жилплощади летают под облаками, или тому, что один человек в один день может наломать под землей целый поезд угля.
Я отлично помню, как в детстве был потрясен, увидав в первый раз электрическую лампочку; каким чудом мне показался первый кинематограф, хотя это были всего только плохо разборчивые, прыгающие тени на экране, или первый взлет аэроплана на коломяжском ипподроме в Петербурге. Деревянная хрупкая машина пролетела всего две сотни метров, но — машина отделилась от земли! У нас, зрителей, зашевелились крылья за спиной.
Для наших детей все это — реальная данность. Сидя за обеденным столом, они слышат разговоры взрослых о построении бесклассового общества, и, уверяю вас, дети легче и проще, чем многие из взрослых, понимают сущность бесклассового общества и все вещественные последствия, вытекающие из этого.
Дети вырастают в масштабах великого, героического и грандиозного. Наша действительность, строящаяся такими решительными темпами, формирует их души.
Чего наши дети хотят от детской литературы? Прежде всего они хотят, чтобы их литература была в масштабе их восприятия жизни, в манере их восприятия.
Ребенок воспринимает жизнь как новые, все новые возможности, — от данности — всегда вперед, к реальному счастливому будущему. Ребенок знает, что впереди — счастье.
Здесь неплохо проложить светотень, поставив рядом с советским его сверстника — ребенка откуда-нибудь из Западной Европы. Там, от семьи безработного до семьи богатого буржуа, равно для всех будущее смутно, тревожно, полно еще неизъяснимых страданий и лишь со все большей отчетливостью проступают в будущем кровавые волны мировой войны.
Наш, советский, ребенок хочет от своей литературы прежде всего созвучности с его детской радостной жизнью.
Он хочет реальной романтики, научной фантастики (как прыжок в будущее), и если это реализм сегодняшнего дня, то прежде всего героизма.
Ребенок хочет затащить в свой детский мир нового человека — героя, строителя новой жизни.
Не нужно думать, что герой детской повести должен непременно совершать двенадцать подвигов Геркулеса.
Важно его поведение, — факты могут быть самыми повседневными, но поведение героя повести должно возбуждать одобрение, восхищение, стремление к подражанию. Поведение героя должно быть по плечу нашему времени.
Педагоги прежнего времени рассматривали ребенка как лист чистой бумаги, — они вписывали в него параграфы книжной премудрости и мертвой морали. Как ни странно, некоторые подобные педагоги дожили и до сей поры. И они не понимают и даже сердятся на то, что ребенок может сам научить кое-чему иного такого педагога,
Нет, душа ребенка не лист чистой бумаги, наш сын и наша дочь — это маленький человек нашего близкого будущего.
Писателю нужно его изучать, и с этого должна начать детская литература. Изучать жизнь и в этой жизни — маленького волевого, умного советского человечка.
И при такой постановке дела политика и ее художественное выражение, то есть реальное изображение нашей действительности, не будут носить следов разрыва, как это иногда случается в детской книжке, где автор, не понимая, что политика и жизнь взаимно пронизывают друг друга, преподносит читателю ту или иную политическую формулу, разукрашенную сентиментальными детскими цветочками.
Наших детей на такой мякине не проведешь, — им нужно здоровое, вкусно приготовленное кушанье, от которого бы еще больше хотелось жить в этом удивительном мире, устремленном к счастью, и, когда нужно, смело драться за этот мир и за счастье.