«Факторные» и системные объяснения низкой рождаемости

«Факторные» и системные объяснения низкой рождаемости

Теория демографического перехода, по своему смыслу, – системная, т. е. такая, которая объясняет демографические изменения не действием отдельных факторов, а общей системной трансформацией общества, включающей экономические, социальные, политические и многие другие перемены, затрагивающие образ жизни, социальные институты, шкалу ценностей, механизмы мотивации поведения и т. п.

В этом смысле она противостоит «факторному» объяснению демографических изменений, в том числе и снижения рождаемости, которого все еще придерживаются многие демографы, не говоря уже о политиках или общественном мнении. Рассматривая современную низкую, а тем более очень низкую рождаемость как крайне нежелательное явление, они объясняют ее действием разных конкретных факторов. Среди них: низкий уровень жизни; высокий уровень потребления и развитие конкурирующих потребностей; высокая стоимость детей; отсутствие у родителей экономической заинтересованности в детях; безработица; чрезмерная трудовая занятость женщин; неуверенность в завтрашнем дне; стремление не только мужчин, но и женщин к самореализации и т. д.

В научном, а тем более в массовом сознании сохраняется, хотя и слабеющее в последнее время, убеждение, что, воздействуя на такие факторы, можно повернуть тенденции рождаемости вспять. Во многих странах большие надежды возлагаются на специальные меры демографической политики, с помощью которых можно устранить препятствия или создать стимулы для обеспечения более высокой рождаемости.

Здесь-то и обнаруживаются неудобства теории перехода, которая в явном или неявном виде требует рассматривать прокреативное поведение современных европейцев, американцев, русских или японцев как элемент поведения сложной системы и приводит к совершенно иной объяснительной схеме. Как вся социальная система, так и ее основные подсистемы, к числу которых относится и демографическая, будучи весьма сложными и обладая развитой и дифференцированной внутренней средой, обнаруживают характерную для всех сложных систем способность к гомеостазу. Гомеостаз, т. е. сохранение существенных переменных в некоторых заданных пределах, даже если во внешней среде происходят довольно значительные возмущения, представляет собой внутреннюю «цель» системы, которую система сама же и находит в процессе своего функционирования. В соответствии с этой системной целью на надындивидуальном, социетальном уровне складываются объективные требования к массовому поведению людей, в том числе и прокреативному, которые отражаются в общих ценностных предпочтениях.

Гипотеза гомеостатического саморегулирования вовсе не отрицает существования внешних факторов, воздействующих на демографическое поведение. Весь вопрос в том, как много таких факторов и как они взаимодействуют между собой. Отказ от «факторной логики» как раз и связан с признанием того, что таких факторов очень много, так что вклад одного или двух из них, как бы важны они ни были, ничтожен. При этом все факторы не просто существуют параллельно, а теснейшим образом взаимосвязаны, изменение одного сразу же меняет и все остальные, и образуется новый, непредсказуемый, как в калейдоскопе, узор. Поведение же людей, в том числе и демографическое, откликается на интегральный результат взаимодействия огромного множества «факторов».

Критика теории демографического перехода с позиций сторонников «факторного» подхода – обычное дело, однако такая критика не дает пищи для серь езной полемики, ибо объясняется чаще всего просто неосведомленностью критиков, их непониманием сути дела. При наличии некоторого багажа знаний и хоть сколько-нибудь картезианского взгляда на мир противопоставление системного взгляда, свойственного теории перехода, поверхностному «факторному» ви дению реальности обычно воспринимается без большого труда. Существующая в научной среде неудовлетворенность этой теорией, ее действительная или воображаемая неспособность объяснить целые классы наблюдаемых явлений все же не ведут к отказу от нее, а скорее, ставят вопрос об ее углублении. Положение может измениться, если появится конкурирующая теория, но пока этого не произошло.

Что же касается возражений демографов-«практиков», пекущихся об «общественной пользе», для которых теория перехода неудобна, так сказать, функционально, то их возражения сродни известным лысенковским аргументам: «нас, биологов… не интересуют математические выкладки, подтверждающие практически бесполезные статистические формулы менделистов… Мы, биологи, не желаем подчиняться слепой случайности (хотя бы математически и допустимой)» [Лысенко, 1940, с. 834–835]. Споры по поводу подобных утверждений возможны, но за пределами науки.

Правда, в стане бескомпромиссных критиков низкой рождаемости встречаются попытки и более обобщенного и, в определенном смысле, более глубокого взгляда на низкую рождаемость как на проявление общего тупикового развития современной цивилизации. Сторонники такого взгляда признают невозможность изменить тенденции рождаемости, воздействуя на отдельные ее факторы, пока сохраняется нынешнее направление цивилизационного развития. Они призывают изменить само это направление, перестроить всю систему ценностей, причем в качестве образцов, к которым следует стремиться, предлагаются традиционные ценности, формы и нормы демографического поведения, характерные для «допереходного» прошлого. Все подобные предложения опираются на более целостный, а потому интеллектуально и более привлекательный взгляд на мир, нежели потуги поверхностных искателей легко устранимых конкретных зловредных факторов, а то и злонамеренных виновников падения рождаемости.

В такой системе взглядов нет ничего специфически демографического, она существует не сама по себе, а вписывается в определенное мировоззрение, составляет часть некоего универсального «проекта будущего». Все разновидности этого проекта обладают обычно хорошо известными чертами консервативной утопии: идеализацией прошлого, преувеличенной критикой настоящего, убеждением, что нынешний путь развития выбран по чьей-то ошибке или чьему-то злому умыслу, верой в возможность возвратить «прошлое, которое мы потеряли».

В каком-то смысле можно признать такой «проект» тоже системным, и это помогает понять интуитивное неприятие его сторонниками теории демографического перехода, их постоянное стремление объявить ее «несостоятельной», «устаревшей» и т. п. Здесь дело не конкретно в демографии, а в общем, а стало быть, и научном мировоззрении. Но именно поэтому в теоретико-методологическом плане гораздо интереснее, важнее, да и сложнее ответить на критику теории демографического перехода, исходящую от сторонников консервативной системной парадигмы, отделяя ее, конечно, от демагогического мусора, которым эта критика обычно бывает окружена[156].