Плюрализм жизненных путей и конфликт внутри культуры

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Плюрализм жизненных путей и конфликт внутри культуры

Отношение общества к этим поискам далеко не однозначно, ибо и здесь возникает обычный в подобных случаях конфликт внутри культуры (вначале европейской, а затем и всей мировой). С одной стороны, отстаиваются «традиционные семейные ценности», с другой – в процессе адаптационных изменений, учитывающих новые демографические реалии, формируются новые стереотипы массового поведения и появляются новые совсем не традиционные культурные парадигмы, допускающие гораздо более богатое, чем прежде, разнообразие культурно санкционированных индивидуальных вариантов жизненного пути человека, организации семейной жизни, отношения полов, воспитания детей.

В общественных дебатах, как всегда, громко звучат голоса разного рода ортодоксальных консерваторов, которые твердо знают «как надо»: никаких перемен, все должно быть так, как было всегда! Противоположную позицию занимают утопические «футурологи», готовые отказаться от всего, что верно служило человечеству на протяжении его истории (хорошая иллюстрация этой позиции – футурологическая идея превращения материнства в особую профессию, с тем чтобы женщины, не входящие в число профессиональных матерей, могли оставаться бездетными). Однако все эти голоса оказываются слишком слабыми на фоне тектонических сдвигов, которые демонстрирует массовая практика сотен миллионов, в то и миллиардов людей на протяжении вот уже нескольких поколений.

Не имея реальной возможности остановить ускоряющиеся и, видимо, неизбежные перемены, государство на уровне законодательства и правоприменительной практики, церковь, общественное мнение везде вынуждены реагировать на новую, не вполне ясную ситуацию и как-то приспосабливаться к ней, порой игнорируя прочно укоренившиеся культурные табу.

В качестве крайнего примера такой реакции можно привести легализацию начиная с 1989 г. в ряде европейских (Дания, Норвегия, Швеция, Исландия, Нидерланды, Бельгия, Франция, Германия, Финляндия, Люксембург, Великобритания, Испания, Швейцария, Чехия, Словения, Венгрия, Хорватия, Австрия) и неевропейских (Канада, ЮАР, Израиле, Новая Зеландия и Австралия) стран однополых сожительств. В некоторых странах такие сожительства, хотя и вводятся в рамки закона, не приравниваются к браку. Так, согласно принятому во Франции в 1999 г. закону о Гражданском пакте солидарности (Pacte Civil de Solidarite, PACS), этот Пакт представляет собой «контракт, заключенный между двумя совершеннолетними физическими лицами разного или одного пола с целью организации совместной жизни»[142], но попытка зарегистрировать однополое сожительство как брак была отклонена французским судом[143]. Есть, однако, страны, в которых однополые сожительства могут быть зарегистрированы как брак (Нидерланды, Бельгия, Испания, Канада, ЮАР, Норвегия, Швеция, Португалия, Исландия, Аргентина, некоторые штаты США).

В любом случае легализация однополых союзов свидетельствует об огромных изменениях в культурных нормах. Сексуальные отношения между людьми одного пола – не новость, однако, как правило, они не получали культурной санкции, часто резко осуждались и преследовались законом. В европейской культуре нового времени отношение к ним было резко отрицательным, само упоминание о них еще сравнительно недавно было табуировано.

Признание однополых сожительств общественным мнением и даже законом противоречит традиционной европейской морали, европейским культурным установкам, и у него есть достаточно много противников. Однако, по-видимому, такое признание связано с более общими изменениями, характерными для «второго демографического перехода».

Новое законодательство отражает растущее осознание однополых сожительств как элемента более сложной, нежели традиционная, системы организации частной жизни людей, допускающей множество альтернативных вариантов и требующей более сложных и дифференцированных норм культурной регламентации. Тем не менее даже и получившие ограниченную культурную санкцию однополые сожительства остаются все же маргинальным феноменом, будущее которого не вполне ясно. Пока они не вышли за пределы «западного» мира, да и внутри него они признаны далеко не везде. Они приведены здесь в качестве примера, чтобы, обострив постановку вопроса, сделать более ясным сам вопрос: как общество, его институты, его культура могут и должны реагировать на новую ситуацию, сделавшую объективно возможными огромный рост свободы индивидуального выбора в семейной сфере и гораздо большее, чем прежде, разнообразие индивидуальных вариантов жизненного пути.

Перемены происходят быстро и не всегда однонаправленно. Скажем, еще недавно в Европе возраст вступления в первый брак снижался, а материнство молодело, как бы продолжая линию, начатую европейской аристократией в XVII столетии: женщины заканчивали деторождение все раньше и раньше. Но буквально на наших глазах произошел поворот, браки становятся все более поздними, и материнство в самых разных европейских (и не только европейских) странах стареет: вместо того чтобы раньше завершать период рождения детей, его стали позднее начинать. В этом «рыскании» в самых разных направлениях, несомненно, отражаются поиски новых форм организации частной жизни, индивидуального жизненного пути человека, адекватных новым демографическим и социальным реалиям.

Российское общество участвует в этом коллективном поиске, но с некоторым запаздыванием, нередко демонстрируя резкое осуждение каких-либо «западных» инноваций, которое заканчивается, рано или поздно, их спокойным принятием. Однако путь этот – не всегда безобидный. Например, Россия оказалась в стороне от западной «контрацептивной революции» 1960?х годов, что обернулось для нас небывалым распространением искусственного аборта. Сейчас, когда число абортов в России быстро сокращается, неожиданно активизировались борцы с абортами. Но они напрочь не желают видеть опыт западных стран, где число абортов неизмеримо меньше. Настаивая на всякого рода ограничительных или запретительных мерах, они выступают против сексуального воспитания, без которого невозможно повысить контрацептивную культуру, да и вообще уберечь молодых людей от всякого рода «подводных камней», которые они встретят на своем жизненном пути, совсем не таком, каким он был у их отцов и дедов. Не станем оспаривать благих намерений наших моралистов, напомним только, что путь, вымощенный благими намерениями, не всегда ведет туда, куда хотелось бы.

Семья переживает огромные перемены. Не все в них ясно. Как ни странно, но и сегодня можно повторить слова Толстого, написанные более 100 лет назад: «какая будет новая форма, нельзя знать, хотя многое намечается». Тем более важно внимательно присматриваться к этим переменам, к тому, что намечается, не отвергая с порога то, чего вчера еще не было. Это не может служить единственным поводом для осуждения, гораздо важнее понять причины и поисковую природу переживаемых семьей перемен.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.