Виновники мятежа русских войск во Франции

С тяжким чувством прочел каждый русский известие о мятеже наших войск во Франции. Вдали от страждущей родины, на чужой земле, среди чуждых людей русские принуждены были поднять руку на русских. Посылая за границу прекрасные ноты, мы иллюстрировали их наглядным примером нелепого бунта, насилия, разгула, чтоб французы хорошо знали цену нашим возвышенным призывам. Среди всего российского распада, читая донесение военной миссии во Франции, как вновь душой не вздрогнуть от великого срама. Особенно больно мне слышать этот рассказ. В первые месяцы революции я принимал некоторое участие в деле организации наших полков, по мере своих сил помогая руководителям в их трудной работе. Я хорошо знаю солдатских вождей, и «верных» и «мятежных», знаю все печальные недоразумения, породившие недовольство, знаю и злую работу лиц, воспользовавшихся смутным состоянием наших солдат. Я читаю теперь об убитых и раненых, о преданных суду, об обманутых темных людях и не могу удержаться от одного вопроса: а истинные виновники — неужели останутся безнаказанными они?

18 апреля, когда в России не успели закончить первых пышных празднеств[35], наши войска во Франции, как один человек, послушны приказу, перешли в наступление. Понеся большие потери, они заняли все намеченные позиции и проявили в бою редкую отвагу. Позже, 1-го мая, я был еще свидетелем полного единодушия во всех полках. На собраниях командующие полками братались с председателями солдатских комитетов, и все заверяли о готовности умереть за Россию.

Потом начались недоразумения с офицерами, с французами. Оторванность от России, скудность известий, нелепые слухи еще более волновали солдат. Тогда, почуяв легкую добычу, появились парижские большевики и интернационалисты. Часть их группировалась вокруг закрытой французским правительством газеты «Начало», в редакции которой принимали участие и теперешние петроградские герои — Троцкий, Лозовский[36] и др. Среди наших солдат начали распространяться ими гнусные провокационные листки: «Бросайте винтовки» и др. Была выпущена специально для солдат с «местной хроникой» большевистская газетка «Голос Правды». В ней чередовались статьи, вроде: «Тов. Ленин о русской революции», и грубые личные нападки на отдельных офицеров.

За письменной последовала устная агитация. Наиболее энергичные отправились в лагери, призывая солдат к неповиновению, натравливая их на офицеров и на французов, сея ложные известия о происходящем в России. В русском госпитале Мишле, под Парижем, устраивались беспрерывно большевистские митинги. Солдат, приезжавших в отпуск и один за другим попадавших в эмигрантскую столовую, в течение семи дней увещевали «бросать винтовки», и притом возможно скорее.

Кто они, эти люди, толкавшие наших солдат на гибель и на позор? Среди них много дезертиров, под видом политических эмигрантов спокойно проживавших во Франции. Безусловно, немало и наемных агентов. Вот редактор крайней большевистской газеты — эмигрант, до революции он подавал на высочайшее имя прошение о помиловании. Вот другой «вождь», поставляющий французскому интендантству гнилую вату и мирно укрывающийся от военной службы. Люди все темные в разных отношениях. Средства агитации были также часто весьма низменны — распропагандированных угощали, и кутили, дарили им пишущие машинки, велосипеды и пр.

Помню, как я беседовал с одним солдатом, главарем 1-го «мятежного» полка. Мне было глубоко жаль его. Озлобленный, невежественный, тупой человек — он мне бубнил что-то явно заученное о «классовой борьбе с офицерами» и т. п. Он же мне сказал, что составил брошюру «о французских зверствах» — ее переводят на французский язык и издадут в Швейцарии. Кто переводит? Кто издает? Почему в Швейцарии? Кому это нужно? Все тем же парижским интернационалистам да их иностранным патронам.

Комитеты 3-й бригады пробовали бороться с этим развратом. Долго они добивались присылки из России комиссара Правительства, который смог бы положить конец преступлению одних и колебаниям других. Просили также о правильном осведомлении, чтобы солдаты знали, что действительно происходит в России. Я обращал тогда внимание военного агента гр.[афа] Игнатьева[37] на серьезность положения, по просьбе комитета 5-го полка я о том же телеграфно уведомил военного министра Керенского. Положение все ухудшалось — безответственность агитаторов удваивала их энергию. Тщетно пытались прояснить положение полковые комитеты (кроме 1-го), парижская группа эмигрантов «Оборона», отдельные лица. Все мы обращались к назначенному в июне комиссаром Правительства Раппу с просьбой пресечь преступную агитацию, но узнавали о незыблемости завоеваний революции и, в особенности, свободы слова. Пораженцы сорганизовались даже в «группу содействия солдатам». В середине июня все более обостряющееся положение заставило меня послать в «Биржевые ведомости» подробную телеграмму, в которой я указывал, что если немедленно не будут приняты решительные меры — неминуем мятеж (к сожалению, телеграмма эта была задержана французской цензурой). Приехав в начале июля в Петроград, я тотчас же сделал доклад о положении и о необходимости энергичных действий начальнику кабинета военного министра[38]. О том же неоднократно докладывали делегаты бригад, до последнего времени находившиеся в Петрограде.

Дальнейшее известно по газетам. Злое дело, при попустительстве наивных или чрезмерно занятых людей, принесло плоды. Убитые, раненые, преданные суду… А подстрекатели, а истинные виновники? Одни в Петрограде выступают на митингах, другие отдыхают в парижских кафе. Нет, с этим не может мириться совесть! Нельзя ныне надеяться на «правосудие», но пусть вся Россия еще раз проклянет не бедных обманутых людей, а истинных виновников ее позора!