Лужи крови и капли росы

В одной из французских фаблио[68] XIV века говорится о некоем человеке, который «был так кроток, что, проходя по некошеному лугу, все время просил прощения у каждой примятой ногой былинки». Вы думаете, что речь идет о каком-нибудь ученике св.[ятого] Франциска Ассизского? О, нет! Тишайший муж, плакавший над погубленной травкой, был главным парижским палачом.

А сии жалобы:

Сорвали вы весенний цвет,

Я слезы не устану лить,

О если б знали вы, Нинет,

Как он хотел цвести и жить…

Верно, из уст наивного пастушка исходили они? Опять ошиблись — их записывал между двумя смертными приговорами один из самых ярых якобинцев и усмирителей Лиона.

Состоящий на службе французского правительства, известный всей Франции палач m-r Дейблер, насколько мне известно, стихов не пишет. Но бульварные газеты, усиленно занимающиеся таинственной личностью m-r Дейблера, в свое время сообщили ряд любопытных деталей его жизни. Так мы узнали, что m-r Дейблер очень любит слушать оперы, в особенности «Травиату», что он нежный отец и сам катает в колясочке своих ребят, наконец, что однажды, отправляясь в Нант с гильотиной, он подобрал раздавленную автомобилем болонку и подвез ее на перевязку.

О, я ничуть не хочу смешивать упомянутых гнусных представителей феодальной или буржуазной Франции с светлыми насадителями социалистического рая в России. Но, да разрешат мне власть имущие и вы, читатель, рассказать об умилительном пристрастии ко всему нежному и трогательному, которое живет в сердцах суровых большевистских вождей. Известия об этом виднеются, как голубые невинные незабудки на диких вершинах. Вы, может быть, не видите их, вы читаете только о том, как расстреливают детей в Ростове[69] или топят буржуев в Севастополе? Но вот товарищ Коллонтай, «охранительница материнства»[70], томно баюкает пролетарских младенцев, а товарищ Луначарский разучивает с ними нежные песенки Демьяна Бедного[71]. Вот Маруся (какое сладкое имя) Спиридонова[72] кротко шепчет о райских усладах.

Но все это люди, пишущие декреты. Еще радостней думать, что нежность не покидает и приводящих оные декреты в исполнение. Пусть в руке штык, но в сердце весенние цветки! Глядите, неверующие, вот командующий южным фронтом полковник Петров! Его ставка в вагоне. Он стоек и тверд, рассказывает, как приходится расстреливать «ребят» своего же отряда (больно грабят!), как вчера еще он сам из револьвера застрелил своего адъютанта, пытавшегося изнасиловать сестру милосердия. Он «брал» Ростов… Подвиги воина, но вот голос мягчает:

— Я пишу стихи, очень интересные, сейчас прочту.

И льются в вагоне-ставке нежные четверостишия. Он и книжку стихов издал, а называется она «Капля росы». Корреспондент, очарованный поэзией, добавляет — из вагона видны лужи крови, чьей? Адъютанта, или ростовского гимназистика?

Усталые, отчаявшиеся, зачем, глядя на лужи крови, не видите вы капли серебристой росы?