XXXVIII

XXXVIII

       – Проходи, Егер. – Райан махнул Оскару в сторону просторной, но неярко освещенной каюты своего 17-метрового крейсера. Оскар заметил, что иллюминаторы были плотно зашторены. Это, конечно, было наилучшее место для неофициальных встреч.

       Пока Оскар осматривался, он почувствовал, как пистолет Райана подтолкнул его в спину. – Спокойно, Егер. Я не знаю точно, что у тебя на уме сегодня вечером, а как я уже говорил тебе, я – человек осторожный.

       Оскар позволил себя деловито обыскать. Райан вытащил револьвер Оскара из-за его пояса, закончил поиск, а затем потребовал:

       – Ну, Егер, где бумаги?

       – Нет никаких бумаг.

       – Не морочь мне голову, сукин сын! – Теперь Райан разозлился.

       Оскар повернулся и встал перед Райаном, не обращая внимания на оружие в его руке, и спокойно произнес:

       – Я сказал, что хочу поговорить с вами, Райан. Я придумал историю о находке бумаг в машине Роджерса только чтобы убедить вас встретиться со мной на несколько минут.

       – Ты действительно рисковый парень, Егер! Мне надо убить тебя прямо сейчас и покончить с тобой раз и навсегда. Тогда я почувствую себя хорошо. Что тебя заставило отколоть такой глупый номер? Ты хоть понимаешь, насколько я занят?

       – Да, я уверен, что вы – очень занятой человек. – ответил Оскар. – И я уверен, что в будущем вы будете заняты еще больше, учитывая, куда катится наша страна. Так что будет лучше, если мы выясним некоторые вещи прямо сейчас, а не позже. Я подставляю свою шею за вас, Райан. Вы не были бы тем, кем вы стали сегодня, если бы я не выполнил для вас несколько заданий. И вы можете захотеть, чтобы позже я сделал для вас что-нибудь еще. И мне кажется, что несколько минут спокойного обсуждения время от времени вы должны считать временем, потраченным с пользой.

       Глаза Райана вспыхнули, и его ноздри раздулись при утверждении, что он обязан своим положением Оскару.

       – Ты слишком вырос из своих штанов, сынок, – резко ответил он Оскару. – Ты – просто проклятый мальчишка на побегушках, сидел бы сейчас в камере смертников и ждал очереди на электрический стул, если бы я не решил спасти твой зад для большей пользы. Конечно, я все помню о сражении, проигранном из-за потери гвоздя в подкове, но ты должен иметь в виду, что ты – не единственный гвоздь в подкове.

       Выпустив немного пара, Райан сменил свой угрожающий тон на бесцеремонный и спросил:

       – Ну ладно, что у тебя на уме сегодня вечером? – Он махнул Оскару в сторону кресла для отдыха с одной стороны каюты, а сам занял место на кушетке с другой стороны. Теперь этих двух мужчин разделяли четыре метра и кофейный стол. Райан поглядел на часы и затем положил пистолет поблизости на подушку рядом с собой.

       – Действительно ли необходимо убивать Сола Роджерса? – начал Оскар.

       – Так вот, что тебя беспокоит? Ты не хочешь прикончить этого проповедника? В чем дело, Егер? Раньше ты убивал проповедников. На тебе висит целая дюжина проповедников, после того как ты взорвал Народный комитет против ненависти. Может ты веришь, что этот Роджерс действительно голос Иисуса, а?

       – Да ладно, Райан. Вы знаете, что я не суеверный. Я видел несколько передач Роджерса. Мне ... дал пару записей друг, который записывает его проповеди. Роджерс говорит вещи, которые должны быть сказаны. Он действительно находится на нашей стороне и может многое сделать, чтобы помочь нейтрализовать евреев. Я просто не понимаю, зачем его надо убивать. Никто никогда еще не настраивал так многих рядовых американцев против евреев, как он.

       Райан вздохнул и затем заговорил примирительным тоном.

       – Видишь ли, Егер, что до меня, то я склонен оставить этого мужика в покое, по крайней мере, пока. Если бы его последователи действительно доказали, что могут создать экономические проблемы для правительства, я прекратил бы его деятельность тем же методом, что мы обычно использовали еще в Бюро. Я подсунул бы ему агента, кажущегося идеалистом-добровольцем из христианской глубинки, который предложит поработать в его офисе почти даром. Мы нашли бы на Роджерса что-нибудь противозаконное – огрехи в бухгалтерии или заговор с целью подстрекательства к беспорядкам. А если бы нам не удалось найти то, что нужно, то мы состряпали бы что-нибудь сами. Потом наш человек пошел бы в местную полицию или в Бюро – не в Агентство – и сделал бы вид, что он возмущен тем, что обнаружил. Таким способом еще в семидесятых годах мы разгромили чертову уйму радикальных организаций, как левых, так и правых, и мы можем проделать это и с Роджерсом. И мы можем сделать это таким способом, что его последователи на меня даже не разозлятся.

       Но, видишь ли, я – не единственный, кого беспокоит суматоха, которую вызывает Роджерс. Если я позволю ему продолжать нападать на евреев, они начнут отвечать. Они снова будут раскачивать лодку, а я не могу этого допустить. Уже сейчас умные евреи из их верхушки понимают, что в их лучших интересах, чтобы правительство могло контролировать события для поддержания порядка. И, поверь мне, только они могут удержать в узде остальную часть жидков, естественная наклонность которых состоит в том, чтобы создавать неприятности. Если верхушка евреев убедится, что правительство, то есть я, защитит их от таких людей как Роджерс, то они останутся в рамках приличий, а также будут сдерживать своих более диких собратьев. Более того, они помогут мне удерживать население в рамках порядка. Ты заметил, как спокойно хозяева СМИ восприняли мои меры по умиротворению черных? Это не оплошность с их стороны, а продуманная политика. Несколько лет назад, если бы правительство грубо обошлось с их драгоценными черномазыми, все они закричали бы о кровавых убийствах. Но если они теперь посчитают, что я не могу или не буду защищать их и их интересы, начнется ад кромешный. Они раздуют бесконечные неприятности: бунты, забастовки, демонстрации, все, чтобы вывести Белое большинство из равновесия, все, чтобы удержать людей вроде последователей Роджерса от объединения и сплочения, когда они начнут оказывать влияние на более широкое общественное мнение и политику правительства. Понятно?

       – Я все прекрасно понимаю, Райан. Я даже понимаю, почему вы выбрали убийство вместо провокации. Провокация могла бы занять несколько месяцев, а если Роджерс останется в эфире надолго, то положение евреев будет сильно подор...

       Райан прервал его:

       – Ты чертовски прав, провокация – слишком долгое дело. Этот вопрос должен быть улажен самое большее через пару дней.

       Оскар продолжил:

       – Как я сказал, если вы оставите Роджерса в покое, есть хороший шанс, что он нейтрализует евреев в ваших же интересах, и их возможности подстраивать неприятности будут существенно уменьшены. Почему бы не...

       Райан снова прервал его.

       – Хороший шанс недостаточно хорош, Егер. И даже если он действительно восстановит большинство народа против евреев, чего он не сможет сделать, их будет самое большее 20-30 процентов: в этой стране слишком много людей, чьи интересы связаны с интересами евреев – традиционные христиане, феминистки, извращенцы, многие крупные капиталисты – но даже если бы он действительно повел большинство против евреев, они все равно будут способны доставлять разные неприятности.

       – Неприятности, с которыми вы и Агентство не справитесь?

       – Да, черт побери! Смотри, я могу справиться организованной преступностью, с израильской секретной службой, теперь, когда я с твоей неоценимой помощью свел их число на нет; с черными мятежниками; и с политическими террористами любого вида, одиночками или в группах. Но я не могу взять на себя всю страну сразу. По крайней мере, я еще не готов сделать это. Население должно оставаться более или менее смирным, и более или менее соблюдать правила. И именно это обеспечивают средства массовой информации. Это – мыльные оперы и комедии, телевизионные игры и спортивные передачи, их любимые обозреватели новостей. Пока СМИ говорят населению, что они должны без жалоб терпеть существующие экономические трудности, большинство из них подчиняется. Но если СМИ начнут твердить населению, что их обманывают, и что они должны начать протестовать, то начнется такой бедлам – только держись.

       И я ничего не смогу с этим поделать. Как ты думаешь, что случилось бы, если бы я арестовал всех евреев из развлекательных и новостных СМИ? А я скажу тебе, что случится. Не будет никаких новостей и развлечений. У меня нет никакой возможности заменить всех этих евреев – редакторов, издателей и сценаристов, директоров, менеджеров программ и продюсеров – это невозможно. Вся эта сфера пронизана евреями, на всех уровнях, и потребуются годы, чтобы заменить их неевреями. Машина остановится. Экраны телевизоров погаснут. Местное население станет очень беспокойным. Мне это нравится не больше, чем тебе, но я считаюсь с фактами, а ты, кажется, не способен на это. И это факт, что, к лучшему или к худшему, но СМИ управляют подавляющим большинством народа в этой стране. СМИ говорят населению, что думать, и как вести себя, и, в основном, люди так и поступают. Сейчас это – к лучшему. И я не хочу, чтобы это изменилось к худшему.

       Перед ответом Оскар на мгновение пристально посмотрел на Райана:

       – Вы думаете, что это – к лучшему, что евреи, которые управляют СМИ, не только уговаривают публику смеяться и терпеть экономические трудности, но также приказывают им смеяться и терпеть расовое смешение, беспрепятственное нашествие небелых иммигрантов через наши границы, постепенное превращение Америки в трущобы третьего мира? Вы думаете, что это – к лучшему, когда американские школьники изучают подложную историю, и их учат подавлять всякое чувство расового единства и расовой гордости? То, что люди получают в лошадиных дозах вздор о «холокосте» и лживые россказни о преступлениях, чтобы снять с евреев вину за нынешние дела? То, что пропаганда в пользу Израиля извергается во все больших количествах, невиданных прежде?

       Оскар секунду помолчал, а затем продолжил:

       – Разве вы не видите, Райан, что евреи не дают нам вырваться из существующего порядка вещей, и нам нельзя этого дальше терпеть? В обмен на помощь вам в поддержании общественного порядка они получают возможность проводить свой порядок, который очень скоро уничтожит нашу расу. Это действительно то, чего вы хотите?

       – Егер, ты же знаешь, что это не так. Но, черт побери, парень, как ты не можешь понять: неважно, что хочу я или хочешь ты? Мы должны исходить из фактов, а не желаний и мечтаний. А факты таковы, что мы стоим перед выбором только одного из двух. Мы можем продолжать попусту терять время старым добрым демократичным способом, просто позволяя всему ухудшаться и ухудшаться, в то время в правительстве все стараются избегать делать хоть что-нибудь, за что им, возможно, придется нести ответственность. И тогда у нас по-прежнему останется все то зло, о котором ты только что говорил, и вдобавок наступит общий крах порядка и общественных устоев. Или мы можем сделать то, что я делаю теперь, то есть, достаточно крепко пинать в задницы, чтобы помешать преступным элементам выйти из-под контроля, пока народ в целом не научится дисциплинированно приносить жертвы и повиноваться. Страна может катиться в тартарары, но пока я руковожу Агентством, она будет катиться туда спокойно и дисциплинированно.

       Райан хмыкнул и затем продолжил, прежде чем Оскар смог возразить.

       – На самом деле, я не думаю, что все идет хотя бы наполовину так плохо, как ты воображаешь. Евреи могут считать, что они уверенно держат нас в своих руках, но я думаю по-другому. Позволь рассказать тебе, как всё видится глазами больших людей наверху пирамиды власти, людей вроде сенатора Хермана и президента. Сейчас они действительно встревожены. Они непрерывно получают данные о настроениях публики из постоянно проводимых опросов. Они знают, что народ почти полностью разочарован в правительстве, и что люди действительно не любят или доверяют никаким властям, а существующее спокойствие в обществе очень призрачно. Они знают, что это спокойствие может нарушить что угодно. Они сами понимают, что довольно плохо владеют ситуацией. И они осознают, что лишь две силы сохраняют положение дел и защищают их собственные бесполезные задницы: евреи с их СМИ, которые более или менее держат население под наркозом; и я, который готов, хочет и способен выбить дурь из любого, кто посмеет расстраивать наши планы. Так что, теперь они лижут обе наши задницы. Евреи получают больше денег и оружия для Израиля и больше законов «против ненависти», сдерживающих любого, кто посмеет указать на них пальцем. А у меня практически полная свобода действий в отношении антиправительственных элементов.

       Райан склонился к Оскару и заговорил заговорщическим тоном.

       – А теперь я открою тебе одну тайну, Егер. Очень скоро у меня будут еще больше развязаны руки, чем сейчас. Высокопоставленные ребята не любят постоянно нервничать. Им не нравится лизать задницы евреям и задаваться вопросом, когда эти ублюдки их предадут. Им также не нравится зависеть от меня, но, по крайней мере, они доверяют мне немного больше, чем евреям. Они хотят сместить равновесие сил больше в мою пользу, и меньше – в пользу евреев. Они хотят, чтобы общественное спокойствие больше зависело от моих полицейских полномочий и меньше от способности евреев управлять настроениями людей. Их чертовски волнуют выборы, которые пройдут в следующем году, потому что слишком многое может выйти из-под контроля. В особенности, их волнуют многие из их собственных коллег, которые пойдут на все, включая раскачивание обстановки в стране, лишь бы им переизбраться. Евреи с нетерпением ждут выборов, рассчитывая, что получат еще больше своих марионеток и изменят расстановку сил в свою пользу. Но только между нами: возможно, никаких выборов не будет.

       – Что вы имеете в виду? Наверняка правительство получит много худшие проблемы, если оно попытается отменить выборы. СМИ подымут вой.

       – Прямо сейчас проблемы возникли бы. Но не через полгода. Не после того, как я подавлю восстание.

       – Какое восстание?

       – То восстание, подготовку к которому я очень тщательно отслеживаю последние два месяца. Мы говорим об обществе и о том, как евреи управляют им, но правда такова, что в нем много беспокойных группировок, у которых собственные планы: мексиканские реваншисты хотят отобрать юго-запад у гринго и воссоединиться с Мексикой; многие христианские фундаменталисты, вроде тех, которыми управляет теперь Роджерс; сторонники превосходства Белых хотят уничтожить меньшинства; негритянские активисты хотели бы сделать то же самое с Белым большинством и многое другое. И вот, в следующие несколько недель, а возможно, в следующем месяце, негритянские деятели собираются поднять согласованное всеобщее восстание по всей стране, а я собираюсь разгромить его. Но прежде, чем я сделаю это, они натворят достаточно безобразий и напугают множество народу до потери сознания, так что население будет радо миру любой ценой. Частью этой цены будет отмена выборов, хотя наши еврейские друзья еще не подозревают об этом.

       – Они знают о восстании?

       – Вряд ли. Не в подробностях. Они действительно знают, что многие из черной верхушки что-то затевают. У евреев нет таких источников информации в негритянской общине, которое есть у меня. Я слежу за зарождением этого дела с самого начала, время от времени подталкивая подготовку в нужном направлении и оказывая содействие, когда это необходимо, причем черные, конечно, даже не догадываются об этом. Зато евреи знают, что среди черной верхушки есть лица, адски враждебно настроенные по отношению к ним, я имею в виду настоящих вожаков, негритянских националистов, а не дядей Томов, которых евреи поставили, чтобы они служили их собственным интересам. Причем враждебность эта больше, чем среди любых других частей населения, и евреев это беспокоит. Все черные главари прекрасно знают о еврейском господстве в СМИ, хотя то было в новинку для большинства Белых, пока Роджерс не начал говорить им об этом, и главари действительно чувствуют себя как обделанные, из-за того, что СМИ не подняли шум, когда я расправлялся с мятежниками в Вашингтоне, Чикаго, Майами и других местах. Эти главари много лет проповедовали массам черных, что кажущиеся еврейские симпатии к ним всецело корыстны, что евреи предадут их всякий раз, когда это будет соответствовать их целям, и теперь черные поверили в это. Они выступят против евреев и еврейских предприятий с удвоенной силой, когда в следующем месяце начнут стрельбу и поджоги. Так что у меня не будет никаких помех, если говорить о СМИ, когда я раз и навсегда сотру в порошок движение негритянских националистов. Я ожидаю, что драка продлится довольно долго, президент введет чрезвычайное положение, приостановит действие многих гражданских свобод, и отложит выборы на неопределенное время. Когда пыль уляжется, евреи поймут, что потеряли свой шанс изменить ситуацию в свою пользу, но будут даже счастливы, что еще живы, так что они продолжат поддерживать правительство.

       – Райан, я все-таки не понимаю, как это улучшит ситуацию. Негритянские националисты – это не те, кто нас должны волновать. Напротив, ручные ниггеры, расовые смесители, те, кто хочет вступить в брак и стать как можно больше похожими на Белых, – вот кто реально угрожает нашей расе. Если вы выведите националистов из игры, то в черном сообществе не останется никаких сепаратистских сил, никаких сторонников расового разделения. Мы страшно не хотим этого. И потом евреи по-прежнему сохранят контроль над СМИ, и будут продолжать вводить свой яд в умы и сердца Белого населения.

       – Ты, должно быть, не слышал то, что я только что сказал, Егер: выборы будут отложены на неопределенное время. Понял? Больше – никаких выборов. Это будет самое лучшее событие, из всех, которые когда-нибудь происходили в этой стране.

       – Ну, я, конечно, не защитник демократии. Но страной по-прежнему будет управлять свора преступников. Свора в Конгрессе, Белом доме и в судах – такая отвратительная банда жуликов, что и сравнить не с чем. Я не понимаю, как выборы могут намного ухудшить положение.

       – Ты не понял одной вещи, Егер. Даже двух. Во-первых, мы не просто больше не будем каждые несколько лет менять жуликов наверху, а изменим всю систему. Мы устраним четырехлетний цикл, старую игру в «наперсток» со сменой республиканцев на демократов и наоборот. У нас появится шанс добиться действительной стабильности. Мы будем избавлены от безответственности, ненужных расходов и неумелого руководства, которые происходят, когда люди, управляющие правительством, могут думать и планировать на будущее не далее, чем до следующих выборов. И, во-вторых, не будет нынешней банды, которая правит сейчас, точно не будет. Это буду я.

       – Как вы это себе представляете, Райан?

       Райан ответил вопросом на вопрос:

       – Что ты думаешь о президенте Хеджесе? Что он за человек, по-твоему?

       – Ну, я думаю, что вы должны знать его лучше, чем я. Я видел его только по телевизору. Мне кажется, что он – довольно заурядная личность без особого характера.

       – Ты хорошо его оценил. Он – хреновый актер, и ничего больше. Полная пустышка. Пирожок без начинки. Все на поверхности. Этого господина даже власть не интересует. Все, что ему нужно – видимость власти, ее побрякушки. Ему нравится быть важной шишкой: всеобщее уважение, внимание, привилегии, тешит сама мысль, что он – лидер нашей страны. И он довольно хорошо играет роль президента, но на самом деле правит не он, а правительство. В пользу Хеджеса я могу сказать только то, что он достаточно умен, чтобы осознавать собственные недостатки, и даже не пытается проводить собственную политику. Люди в правительстве – в большинстве неплохие администраторы, но характер, как у меня, есть только у одного из них.

       – Госсекретарь Хеммингс?

       – Точно. Хеммингс. Далеко не простой маленький ублюдок. И, конечно, он – человек евреев со всеми потрохами. Он руководит Государственным департаментом, как будто здесь Тель-Авив, а не Вашингтон. Но я, наконец, узнал, почему он – человек евреев. Я узнал то, что они имеют на этого ублюдка, и думаю, что смогу держать его под контролем. А если не смогу, то приму меры, чтобы какой-нибудь негритянский националист его шлепнул. Или, возможно, закажу его тебе. Но в любом случае, командовать буду я.

       Оскар бросил взгляд на собеседника, а затем покачал головой.

       – Райан, я не знаю, что вы пили сегодня за обедом. Вы просто говорите ерунду. Вы же знаете, что не сможете управлять страной в одиночку. Возможно, лет через двадцать, считая с сегодняшнего дня, вам это удастся, если потратить все это время на создание собственной системы управления. Но в данный момент, как вы сами признали пару минут назад, у вас нет ничего, чем можно заменить средства массовой информации. Евреи могут покончить с вами в любое время, когда им заблагорассудится. Вы можете управлять только с их соизволения.

       – А они могут выжить только с моего соизволения!

       – Другими словами, вам придется заключить с ними союз. Вы будете вынуждены иметь с ними дело: они мешают стаду становиться слишком беспокойным и восставать против вас, а вы позволяете им продолжать распространять свой яд.

       – Все не так просто, Егер. Я тоже буду пасти стадо. Я провожу свои собственные опросы общественного мнения, и у меня много сторонников. Среди Белого рабочего и среднего класса я пользуюсь набольшим расположением среди всего правительства. Я вел себя довольно сдержанно, чтобы избежать чужой зависти, но когда черные сделают свое дело в следующем месяце, я не собираюсь скромничать. А когда все будет кончено, я не собираюсь оставаться закулисным начальником тайной полиции и буду постоянно показываться на людях. Я собираюсь говорить с народом. Я понимаю, что евреи будут искать случая воткнуть мне нож в спину, но не намерен доставить им такую радость. А яд, которым они будут пичкать народ, вряд ли будет хуже нынешнего. И я буду строить систему, о которой ты сказал. Как видишь, любые дела, которые я сегодня вынужден вести с евреями, не навсегда. Через 15-20 лет я смогу резко сместить равновесие сил в свою пользу.

       Оскар снова покачал головой.

       – Хорошо, Райан, в вашем плане есть некоторые привлекательные стороны. Но на вашем месте я немного больше, чем вы, беспокоился о том, чтобы заставить евреев вести себя хорошо. Но, несмотря на мои сомнения, я не вижу кого-либо еще, из всех кого я знаю, кто лучше вас сможет претворить ваш план и затем удержать события в руках.

       Оскар замолчал, откинулся назад в кресле, потянулся всем телом, а затем продолжил:

       – Дело в том, что меня просто не устраивает ни один сценарий, который допускает поддержание существующей расовой обстановки и контроля евреев в СМИ. Вы можете обеспечить порядок. Вы можете получить более сильное и четко работающее правительство. Но правительство само по себе – не цель. Раса – вот что важно. Задача расы – самосовершенствование, создание более совершенного человека. Правительство должно существовать только для служения этой цели. Общественное спокойствие желательно, только когда оно служит этой цели. А я вообще не вижу ее присутствия в вашем представлении о будущем. Почему мы не можем бороться с евреями? Почему мы не можем позволить Роджерсу продолжить нести свою весть народу? Почему мы не можем поднять сознание Белых людей, или, по крайней мере, значительной их части, и затем послать евреев к черту? Ну и что, если некоторое время не будет никакого телевидения? И что с того, если толпа взбунтуется, когда экраны погаснут? Продолжайте с вашим восстанием черных, если хотите, но тогда используйте общественную поддержку, которую вы завоюете, когда подавите черноту, чтобы избавиться от евреев, независимо от того, чего это будет стоить. Позвольте Роджерсу оказать поддержку этому движению. Тогда я смогу поддержать вас полностью.

       Райан в свою очередь покачал головой и затем ответил:

       – Я должен признаться, Егер, что некоторые черты твоего представления тоже мне близки. Это – романтическое представление. Но я превратился из романтика в реалиста, когда стал взрослым мужчиной. Мне кажется, что с тобой этого не произошло.

       Райан усмехнулся своему словесному выпаду, а потом уже серьезно продолжил:

       – Если бы ты изучил историю так серьезно, как я, то, возможно, признал бы некоторые самые общие факты жизни, или, возможно, следует выразиться – некоторые общие факты исторического развития. История имеет инерцию. Любое историческое развитие, вроде того, что мы прошли в этой стране, когда она в этом столетии превратилась из чрезвычайно однородной Белой христианской страны, хорошо помнящей свое европейское наследие, в разрозненную, многонациональную, многоязычную, еретическую толпу, управляемую евреями и лживыми адвокатами-политиками в союзе с евреями, имеет огромную инерцию. Это тектонические сдвиги, схожие с движением материковых плит земли. Они происходят постепенно в течение долгого времени. Это движение приводят в действие законы истории. Обратить такие процессы вспять просто невозможно. Самое большее, на что можно надеяться, это понять их динамику и постараться наилучшим образом приспособиться к ним. Именно это я и намерен сделать. Ты же, наоборот, хочешь игнорировать законы истории и в лоб атаковать все силы, которые толкают Америку в направлении, в котором она движется. Особенно тебе хочется прямо напасть на евреев. Так победить ты не сможешь.

       – Я не знаю ваших «законов истории», Райан. И я знаю, что гниль, которую все мы видим вокруг, пустила очень глубокие корни, но совсем не думаю, что мы должны сидеть, сложа руки, и наблюдать, как гибнет наша раса. Я могу согласиться с вами, что процесс распада зашел слишком далеко, чтобы можно было полностью повернуть его назад, но пока еще есть множество достойных людей, которых можно спасти. Я считаю, что есть способы, успешно провести «спасательную операцию». Например, вы могли бы позволить восстанию черных начаться, как задумано, но затем использовать Агентство, чтобы ликвидировать еврейскую верхушку, еврейских боссов в СМИ и их финансистов, во время общей неразберихи, вызванной восстанием. Восстание послужит большим толчком для роста самосознания Белых, и мы сможем организовать «восстановимые» элементы в действенную силу для того, чтобы вырезать остаток гнили и отделить ее. Пусть погаснут экраны телевизоров, а города загорятся. Чем больше бесчинства толпы, тем лучше. В конце года мы получим совершенно четкое разделение элементов и сможем начать восстановление, даже продолжая устранять гнилой материал.

       – Егер, ты снова мечтаешь. У тебя в голове образ идеального Белого мужчины. Это образ Белого мужчины, каким, по-твоему, он должен быть, а не каков он на самом деле, не тот, в кого он в действительности превратился. Ты воображаешь, что когда черные восстанут и начнут поджигать магазины, грабить, насиловать и убивать, встанут сотни тысяч этих героев – Белых мужчин, которые существуют в твоем воображении, вместе со своими героическими женщинами, а ты создашь из них сплоченную силу, чтобы «зачистить» страну от евреев, извращенцев, феминисток, либералов – любителей черномазых, политиков и других расовых предателей, чокнутых христиан, латиноамериканцев, косоглазых, баклажанов в полотенцах на головах, и от того, что останется от черных после того, как я разгромлю их восстание. Но этого не случится, Егер. Это – лишь мечта.

       То, что у нас с тобой есть смелость и желание включиться в эту борьбу, не означает, что другие тоже этого хотят. Мы – исключение. Таких как мы в этом выродившемся веке больше не осталось. Ты нашел бы несколько сотен Белых добровольцев, да и тех было бы невозможно связать в одно целое. Остальные же будут сидеть по домам и ждать включения телевизоров, которые скажут им, что думать, бежать к черномазым и присоединиться к грабителям и насильникам, или молиться Иисусу, чтобы он их спас. Понятно? То, что ты придумал, не сработает. Белые из себя уже ничего не представляют. Они не знают, что такое дисциплина, жертвенность, сплочение во имя общей цели. Они слишком слабы, слишком робки, слишком испорчены, слишком эгоистичны, слишком недисциплинированны. Легионы СС Гитлера были последней силой Белых на земле, которая имела шанс добиться того, что ты хочешь сделать, но их просто было слишком мало. Толпа задавила их своим количеством. А тебя толпа задушит в тысячу раз быстрее. Ты думаешь, мое Агентство – единственная вооруженная сила в этой стране? Против вас бросят армию, и она раздавит вас, независимо от того, насколько лучше ваше расовое качество, и насколько выше у вас дисциплина.

       В каюте повисла тишина, и двое мужчин пристально смотрели на друг друга. Наконец Райан взглянул на часы, а Оскар заговорил хриплым от волнения голосом.

       – Несомненно, в ваших словах много правды. Несомненно, нас ждет отчаянная и опасная борьба. Но мы должны рискнуть, Райан. Мы должны остановить нынешнее развитие событий. По крайней мере, нужно дать нашему народу возможность спастись и начать с начала. Мы не можем позволить себе оказаться в новом застое, когда евреи будут продолжать управлять СМИ. Это – смертный приговор. Порядок и стабильность хороши, когда положение улучшается, когда народ полон созидательного духа и строит лучшее будущее для своих потомков. Но когда обстановка ухудшается, то порядок и стабильность становятся врагами жизни, врагами истинного развития.

       Райан нетерпеливо фыркнул и ответил.

       – Я скажу тебе, что мы должны делать, Егер. Мы должны закончить сейчас эти бесполезные споры. Я зря потратил с тобой больше часа сегодня вечером. Забудь о своей мечте и смирись с фактом, что в этой стране будет порядок. Ты можешь или быть, или не быть частью этого порядка. Если ты хочешь стать частью этого порядка, тогда побыстрее избавь меня от Роджерса, и без проколов. Если ты не хочешь быть частью порядка, я могу решить эту твою проблему прямо сейчас.

       Райан глянул направо и потянулся за пистолетом на подушке рядом с ним. В этот момент Оскар сильно сжал прищепку на авторучке, которую он вынул из кармана рубашки пару минут назад и крутил в руках, пока они разговаривали. Раздался слабый щелчок, тонкая струя жидкости ударила из кончика ручки, направленного на Райана, и разошлась узкой воронкой тумана у цели. Райан задохнулся, сдавленно выругался и споткнулся, опрокидывая кофейный столик.

       Пока Райан, на мгновение ослепленный слезоточивым газом, кашляя и задыхаясь, нащупывал на кушетке свой пистолет, Оскар прыгнул. Он отшвырнул Райана в сторону и схватил пистолет, потом отскочил и быстро выстрелил два раза, когда другой мужчина бросился на него. Райан схватился за грудь, простонал и рухнул на пол. Оскар встал на колени и нащупал его пульс. Райан еще был жив.

       – Мне жаль, Райан. Честное слово, я не хотел этого. Я действительно хотел работать с вами. Думаю, что у нас были бы намного лучшие возможности с вами, как главой Агентства, если бы вы изменили свои цели и выбрали расу, а не порядок.

       – Тогда за что? – слабо выдохнул умирающий Райан.

       Оскар с минуту подумал перед ответом.

       – Мне кажется, что помимо всех наших споров, о том, что осуществимо, а что – нет, я сделал это за 14-летнюю дочь того куклуксклановца, о которой вы рассказали мне, Райан.

       Оскар поднялся на ноги, тщательно прицелился в затылок Райана и сделал выстрел милосердия. Потом забрал свой пистолет и выскользнул в ночь.