XXXIV

XXXIV

       – А теперь, мои братья и сестры, я должен сказать вам вот что, хотя это очень трудно для меня. Наш Господь и Спаситель снова явился ко мне семь ночей назад, сразу после моей передачи в прошлое воскресенье.

       Сол почти 40 минут своей передачи готовил почву для этого заявления. Полная достоинства, почти строгая манера поведения Сола внушала зрителям больше доверия, по сравнению с его более цветистыми и нарочито простоватыми конкурентами. Их сверхъестественные утверждения о видениях, чудесных исцелениях и тому подобном почти всегда соединялись с просьбами о пожертвованиях, что скорее производило впечатление продажи у задней двери чудо-средств «от всех бед». Сол избегал любых таких заявлений начиная со дня «посещения», случившегося с ним во время Пасхальной передачи Колдвелла и по сегодняшний вечер. И теперь он выглядел почти страдальчески, когда продолжил:

       – Я вошел в свою библиотеку, чтобы подготовиться к нашему вечернему разговору, и внезапно почувствовал присутствие в комнате таинственной силы. И не успел я понять, кто это, как комната наполнилась настолько ярким светом, что я ничего не видел, но почувствовал, как Он возложил руку на мое плечо, и услышал Его голос.

       При этих последних словах голос Сола дрогнул. Он всхлипнул, пытаясь овладеть собой, а затем продолжил дрожащим голосом.

       – Он сказал мне, что на сердце у него тяжесть. Он сказал, что умер за нас на кресте, чтобы мы могли иметь вечную жизнь. Но почти все мы отвергли сей бесценный дар. Мы отвергли его, отвергли правосудие, милосердие, благопристойность и объединились с теми самыми, кто послал Его на крест – теми самыми, кто сегодня мучает других невинных на земле, где Он жил когда приходил в наш земной мир. Он сказал мне, что наши грехи могут быть нам прощены, если мы примем Его любовь, но что нет никакого прощения тем, кто отвергает Его жертву и поддерживает Его врагов и даже помогает им в том же самом виде зла сегодня, что они преследовали две тысячи лет назад.

       Здесь Сол остановился надолго, чтобы дать время зрителям осознать услышанное, а затем продолжил:

       – Он сказал мне, что я нахожусь среди тех, кто отверг его любовь, потому что я держался Его врагов, поддерживал их ложь и их ложные заявления, и не высказывался против их беззаконий. И, мои братья и сестры, ведь это правда! Это правда! – Мука и горечь в голосе Сола пересилили. Он полностью потерял самообладание и неудержимо зарыдал.

       Это было великолепное исполнение, лучшее в жизни Сола. На глаза Оскара тоже навернулись слезы. Аделаида шмыгнула носом и потянулась к тумбочке за бумажными платками. Пленки для передачи были отосланы специальной почтой в предыдущий вторник днем, а Билл Карпентер добился успеха в получении судебных предписаний, которые они потребовали два дня спустя. Большинство телекомпаний не выдвинули в суде никаких серьезных возражений, а евреи все-таки были не готовы открыто проявить себя в качестве закулисной силы, подталкивавшей к расторжению договоров. Однако судебные предписания относились только к ближайшей передаче, и телекомпании имели на этой неделе возможность представить свои доводы против ее продолжения. Еврейские организации, конечно, также выйдут из-за кулис и используют всю свою юридическую мощь.

       Но высший миг выступления еще не наступил. Сол, достаточно справившийся со своей печалью, чтобы продолжать, начал исповедоваться в своих грехах.

       – Я действовал как все другие евангелисты и восхвалял Израиль, хотя знал, что это неправильно. Я старался никогда не критиковать тех, кто распял нашего Господа, хотя я знал, что их необходимо критиковать. Как и все другие, я говорил, что убийства евреями палестинцев, отнятие у них права жить на Святой земле есть исполнение пророчеств, и я знал, что богохульствовал, когда говорил это. Как и все другие изучающие Библию, я знал, что евреи нарушили свой завет с Богом тысячи лет назад и с тех пор были прокляты за это, и в Библии ясно говорится, что они давно потеряли любое право, которое они, возможно, имели на Святую Землю. Я знал это, но боялся говорить правду. Мы все боимся. Мы знаем: чтобы оставаться в эфире, нужно славословить Израиль, и мы вынуждены были богохульствовать, должны были лгать о слове Господа, и сами стали проститутками. Мы боимся евреев и их власти, власти их денег. И многие по-прежнему боятся, и для этого есть серьезные основания, скажу я вам! Как только на прошлой неделе появились слухи, что я не собираюсь больше лгать в защиту тех, кто замучил нашего Господа, они попытались отключить меня от эфира. Эта самая телевизионная станция, передачу которой вы сейчас смотрите, пыталась помешать мне говорить с вами сегодня вечером. Я вынужден был обратиться в суд, чтобы заставить станцию соблюдать договор со мной. Потому что они также боятся евреев. И пока Иисус не возложил руку на мое плечо на прошлой неделе и не заговорил со мной, я боялся, как и все остальные. Я знаю их могущество. Но так как Иисус заговорил со мной, я стал бояться кое-чего другого, но не власти евреев. Я боюсь потерять дар любви, который Иисус обещал каждому мужчине и каждой женщине, которые примут Его. Я боюсь потерять свою бессмертную душу.

       – Боже мой, какой актер! – воскликнул Оскар, выходя на мгновение из-под обаяния Сола. – Он – самый убедительный обманщик, которого я когда-либо встречал. Если бы Сол пошел в политику, теперь он, конечно, был бы президентом.

       Аделаида, все еще в состоянии восторга, молча прижалась к Оскару, не отводя глаз от телевизионного экрана.

       После паузы голос Сола, который произнес последние слова хриплым шепотом, зазвучал громче и напряженнее:

       – Я жажду любви Иисуса. Я хочу вечной жизни, которую может дать только Он. Я больше не буду богохульствовать, защищая тех, кто ненавидит Его. Я больше не буду восхвалять тех, кто мучил Его. Я больше не буду оправдывать их тиранию и убийства. Я открыто выступлю против их порочности. И я не побоюсь их власти, потому что со мной Иисус. И я призываю каждого из вас, мои братья и сестры во Христе, встать со мной рядом. Отвернитесь от тех, кто ненавидит нашего Господа, откажите им в поддержке, осудите их зло вместе со мной. И я также призываю наше правительство разорвать цепи, которыми сковали его евреи. Я требую, чтобы наши представители в Вашингтоне прекратили посылать средства из наших налогов убийцам, тиранам и ненавистникам Иисуса. Я призываю их разорвать все отношения с мерзостью, называемой Израиль!

       Голос Сола, наполненный справедливым гневом, теперь гремел.

       – Теперь страх не скуёт мне язык, и те, кто служит врагам Христа, не заставят меня замолчать. Я скажу вам правду, которую вы должны знать, чтобы спастись. Я скажу вам, как мы можем свергнуть власть евреев над нашими жизнями и нашим правительством. Я… Я...

       Внезапно на лице Сола появилось выражение удивления, и его голос прервался. И он выдохнул:

       – Он снисходит снова! Наш Господь грядет!

       Руки Сола вцепились в кафедру смертельной хваткой, как будто он боялся, что его унесет целиком. Затем его фигура преобразилась также, как и во время Пасхальной проповеди. Он расслабился и одновременно стал как будто выше ростом. Зрителям показалось, что они чувствуют чье-то присутствие. Тут начал сиять нимб вокруг головы Сола. На сей раз этого зрелища было намного легче добиться с собственным студийным оборудованием, и оно был еще более внушительным. Резко изменившийся голос Сола катился по студии, по телевизионной аудитории, по равнинам и горам, полям и лесам, городам страны как неодолимая волна мощи и ясности.

       – Дети мои, я прошел через муки, что вы могли бы жить. Не верьте тем, кто преследовал меня. Не служите тем, кто ненавидит меня. Верьте в меня и следуйте праведными путями. Слушайте моего раба Сола и повинуйтесь ему, и вы будете вечно жить со мною на небесах.

       Свет, сиявший в глазах Сола, погас одновременно с нимбом вокруг его головы, и он уронил свое тело на кафедру, как будто его покинули все силы. Несколько секунд он пытался усилием воли выпрямиться, а затем несколько раз пытался что-то сказать, но ни звука не слышалось из его горла. Наконец, Сол снова обрел голос и, изо всех сил пытаясь справиться со своими чувствами, запинаясь произнес:

       – Я так доволен, что Он снова сошел к нам сегодня вечером и говорил с вами. Я боялся, что вы не поверите мне, но теперь Он явил себя и вам. Теперь вы знаете. И теперь, мои братья и сестры, мы должны поступать так, как повелел наш Господь.

       Выбор времени, жесты, изменения осанки и голоса Сола были само совершенство. Ни один актер не сыграл бы лучше. В последние минуты проповеди Сол объяснил, чего хочет Иисус от верящих в Него. Они должны были в самых сильных выражениях выразить протест политикам в Вашингтоне против дальнейшей помощи Израилю деньгами и оружием. Если политики немедленно не отреагируют, то они должны перестать платить налоги. Они должны были оказывать давление на правительство любым возможным способом. Если они будут и дальше позволять использовать их налоговые доллары на оплату злодейств тех, кто предал Иисуса на смертные муки, то души их самих обрекаются на муки в аду. Сол не просил, чтобы зрители бойкотировали автомобили американского производства, потому что они с Оскаром в последний момент посчитали, что это потребует слишком долгих объяснений. Они решили провести выступление попроще и посмотреть, как люди ответят. Тогда возможно, что бойкот можно будет провести позже.

       – Стыдно, что нам приходится обманывать, чтобы убедить людей делать то, что является правильным, – недовольно заметил Оскар Аделаиде после проповеди Сола. – Из-за этого я чувствую себя неловко. Мой инстинкт подсказывает, что я должен прямо сказать им, что неправильно, и что требуется сделать. Я понимаю, что мы так не можем делать; я знаю, что это не сработает. Этих людей, и их – большинство, нужно обхитрить. Они просто недостаточно развиты, чтобы распознавать правду или проводить различие между правдой и неправдой. Евреи их обманывают, правительство обманывает, церкви и всякие евангелисты обманывают, управляемые СМИ обманывают, и мы тоже должны их обманывать. Они рождены, чтобы их всю жизнь обводили вокруг пальца. Но я все же думаю, ведь это – позор, что у нас нет времени, чтобы постепенно привести их в чувство и научить правильно смотреть на вещи, обучая их, даже если мы вынуждены делать это на уровне подсознания. Кажется, Сол кое-чего добился своими проповедями, помогая зрителям привести в порядок их взгляды, прежде чем евреи заставили действовать нас раньше нужного.

       Оскар пристально посмотрел на Аделаиду, засмеялся и сказал:

       – Конечно, не только эти хитрости мне не по душе. Меня также волнует, насколько это сработает. А ты как думаешь? Ты веришь, что Сол сегодня вечером убедил своих зрителей?

       Аделаида на мгновение задержалась с ответом.

       – Да, я думаю, мы их убедили. Я не христианка и не верю в сверхъестественные силы со студенческих времен, да и до этого не была такой уж верующей. И все же Сол почти убедил меня сегодня вечером, что Иисус говорил его устами. Он был действительно неотразим. Я уверена, большинство людей, которые видели его сегодня вечером, были глубоко тронуты, и они действительно верят теперь, что Иисус хочет, чтобы они прекратили посылать свои налоги Израилю. Но…

       – Какое «но»? – нетерпеливо потребовал Оскар.

       – Но я только не знаю, сколько из них захочет сделать хоть что-нибудь в соответствии с их убеждениями. Люди такие пассивные. И они так непостоянны, их легко поколебать. Я не знаю, как долго они будут держаться своих новых взглядов, прежде чем другие евангелисты снова их не переубедят. Вот если бы Сол мог продолжать говорить с ними неделю за неделей! Тогда я уверена, что он смог бы побудить, по крайней мере, часть тех, кого он убедил, действительно сделать что-нибудь.

       – Да, черт возьми, в этом вся беда. Мы действительно смогли «выстрелить» только раз. Я уверен, мы сможем удержать Сола на некоторых станциях еще некоторое время, но после сегодняшнего вечера евреи пойдут на все, чтобы заставить его замолчать. Мы просто не можем сравниться с ними по денежной мощи или политическому влиянию, и они непременно отключат нашу аудиторию. Но мы будем биться с ними за каждую пядь.