XIV

XIV

       То, что представлялось Оскару небольшой и простой научно-исследовательской работой – проверкой нескольких десятков фактов и, возможно, чтением одной-двух книг – оказалось и долгим, и сложным делом. Целых десять дней он проводил в среднем по шесть часов в день, детально изучая более трехсот страниц копий, сделанных им в среду предыдущей недели в Библиотеке Конгресса и не менее двух десятков книг, к которым привели его эти материалы, причем эти книги он получил по межбиблиотечному обмену через арлингтонскую библиотеку. Уже наступила суббота, и Оскар волновался. Мало того, что ему не удалось опровергнуть предвзятость Райана и Келлера в отношении евреев, напротив, он убедился, что они были, по крайней мере отчасти, правы.

       То есть, он проверил некоторые из их заявлений о том, чем евреи занимаются в настоящее время и чем занимались в прошлом; однако он все еще не готов был полностью согласиться с их утверждением, что евреи, как единая группа, постоянно были в сговоре и действовали заодно, или что их общим стремлением является уничтожение Белой расы. Он даже обнаружил несколько случаев, когда казалось, что евреи четко были разделены на группы, не ладящие друг с другом. И в истории были длительные периоды, в течение которых евреи в той или другой стране были весьма могущественны, но, очевидно, не предпринимали никаких усилий уничтожить там своих хозяев.

       Одной темой, на которой сосредоточился Оскар, была роль евреев в средствах массовой информации, потому что это был вопрос критической важности и потому, что собрать доказательства было довольно легко. Теперь он осознал, что евреи заправляют не только всем Голливудом, но и практически всей сферой развлечений. Какую бы область развлечений он ни исследовал – кино, радио- и телевидение, журналы широкого спроса, массово изданные книги в мягкой обложке – еврейское присутствие было подавляющим, и оно представляло собой много больше, чем несколько высших евреев-управленцев. Наибольшим производителем телевизионных программ развлечения, например, была огромная корпорация «MCA, Inc.», где фактически каждый директор и чиновник был евреем.

       То же самое относилось и к сфере новостей: каждое средство вещания, и едва ли не каждый орган управления им были под прямым или косвенным еврейским началом.

       Оскара действительно поразила степень и глубина еврейского влияния в СМИ. В сфере новостей, например, тремя наиболее влиятельными газетами в стране – «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон Пост» и «Уолл-Стрит Джорнел» – напрямую владели евреи. Неевреям принадлежало много маленьких независимых газет, а также несколько больших, но даже в них он нашел удивительно большую долю евреев на ключевых редакционных должностях.

       Кроме того, он узнал, что зарплата редакторов и прибыль издателей складывается не из пяти-десяти центов, уплачиваемых подписчиками, а из доходов от рекламы. Самыми большими рекламодателями каждой общегородской газеты, которую изучил Оскар, были универмаги и сети магазинов, еврейское присутствие в которых было настолько весомым, что если еврейские бизнесмены в любом городе были недовольны редакционной политикой местной газеты и отказывали ей в размещении своей рекламы, то газета разорялась.

       Конечно, все это не было очевидно с первого взгляда. Оскару пришлось изрядно покопаться, чтобы установить все эти факты, неоднократно сверяя списки директоров с биографическими справочниками, чтобы определить этническую принадлежность в сомнительных случаях. Например, изучая кинопроизводство в Голливуде, он сначала обрадовался, что нашел крупного нееврейского кинопроизводителя в лице «Студий Уолта Диснея». Но дальнейшее исследование показало, что, хотя основатель компании, Уолт Дисней, не был евреем, через несколько лет после его смерти, наследники продали предприятие евреям, и в настоящее время «Студии Уолта Диснея» были в еврейских руках, как и остальная часть Голливуда. Точно также дело обстояло и с некоторыми другими предприятиями в мире средств массовой информации: у них были известные явно нееврейские названия, но при ближайшем рассмотрении Оскар обнаружил, что они являются филиалами других компаний, возглавлявшихся евреями.

       Что же все это означало? Оскару становилось ясным, что евреи, просто благодаря своему контролю над средствами массовой информации, имели возможность стать опасными противниками Белой расы, а Райан и Келлер утверждали, что они таковыми и были. И разве они в самом деле не действовали как враги? Разве средства массовой информации не являются сегодня в мире силой, наиболее разрушительной в расовом отношении?

       Еще во Вьетнаме он считал газетчиков и телевизионщиков, работающих в новостях, самой предательской сворой негодяев, которые преднамеренно стремились предотвратить победу американцев и добились своего. В то время он приписывал это их прокоммунистическому уклону. Но, ведь точно также возможно, что они стремились предотвратить победу Белых, и что их уклон был больше против Белых, чем за коммунистов?

       Самое неприятное заключалось в том, что большинство рядовых сотрудников из новостей не были евреями; они были Белыми, и все же он помнил их всех как одну извращенную, лживую, ухмыляющуюся банду мерзавцев, которые едва могли скрыть ликование при каждом американском отступлении, и кто считал обязательным для себя страшно искажать все, о чем они сообщали. Они вели себя так, потому что им приказали еврейские боссы? Оскар в это не верил. Он был достаточно знаком с человеческой природой, чтобы понять по всем мелким признакам, что их поведение было добровольным.

       То же самое можно было сказать и о многих сторонах распада Белого общества после войны во Вьетнаме. СМИ с энтузиазмом пропагандировали любую форму вырождения и извращений, но Белое население явно не оказывало им никакого сопротивления. Справедливо ли обвинять средства массовой информации в расовом смешении, вседозволенности и падении нравственности и качества работы, феминизме, либерализме, взрыве гомосексуализма, современном анти-искусстве, замене традиционной Белой музыки роком и другими небелыми ее разновидностями, распространении наркотиков и тысячах других бед только потому, что СМИ обеспечивают терпимую атмосферу для этих явлений? Разве не может быть так, что всех и каждого – и широкую публику, и сотрудников СМИ, включая евреев, – несет один и тот же поток? Если это так, то евреев больше всего следовало винить в отказе использовать мощь их новостных и развлекательных СМИ для борьбы с вырожденческими тенденциями населения: другими словами, это был грех упущения, а не преступного деяния.

       Оскару действительно захотелось поговорить об этом, поэтому он позвонил Гарри Келлеру и договорился с ним встретиться в воскресенье после обеда.

       Потом он позвонил Аделаиде и сказал ей, что он закончил работу на этот день и попросил приготовить обед.

       – Я знаю, что сейчас всего четыре часа, малыш, но почему бы тебе не приехать сейчас? Я свихнул мозги с этой ускоренной программой исследований, и теперь мне ужасно нужно твое присутствие.

       – Да-да! Ты имеешь в виду, что соскучился по моему телу?

       – Хорошо, это тоже.

       – Оскар, ты больше недели обещаешь помочь мне найти новую пару лыж. Почему бы нам не сделать это сейчас?

       Ее голос звучал немного жалобно. А ведь верно: нынешние лыжи Аделаиды были немного длинноваты для нее, и ей было трудно кататься. К тому же и крепления были не очень хорошие. Это были ее первые лыжи, и она действительно не знала, что делала, когда их покупала. После того, как Ади раз двадцать упала во время их лыжной прогулки две недели назад, Оскар пообещал купить ей новые лыжи и крепления, как только они вернутся домой. С тех пор ему уже дважды пришлось отложить выполнение обещанного, сначала потому, что он готовился к уничтожению Каплана, и затем из-за этой научно-исследовательской работы.

       – Хорошо, дорогая, едем. Мы можем заняться любовью после обеда. Принеси свои ботинки, и мы все сделаем. Я думаю, что магазин открыт до шести.

       И тут позвонил Райан. Он не назвался, но голос перепутать было нельзя:

       – Жди меня у входа на станцию метро «Кларендон» через 20 минут.

       – Это срочно? У меня сейчас встреча. Мы не можем встретиться завтра утром?

       – Егер, ты должен быть на станции метро через 20 минут. – И Райан повесил трубку.

       Вот дерьмо! Надо решать, как побыстрее сбросить Райана со своей шеи. Положение было щекотливым. Если взглянуть на нее с точки зрения Райана, то в случае, если Оскара когда-нибудь схватит кто-то еще, скажем, местная полиция, мог ли Райан быть уверен, что Оскар не потянет и его, чтобы получить для себя некоторые выгоды? Даже сейчас Оскар, вероятно, мог рассказать довольно убедительную историю о том, почему он убил Каплана, откуда узнал так много личных данных о своей жертве, и так далее.

       Нет, очевидно, что Райан не мог позволить себе давать ему больше заданий. И по той же самой причине Райан не мог арестовать его сам. Действительно, если этот ФБРовец хотел спокойно спать ночью, он даже не мог позволить Оскару жить слишком долго. Очень скоро Оскару придется «разобраться» с Райаном, пока Райан сам не разделается с ним. Даже встреча, которую Райан потребовал сегодня, могла бы быть предназначена для этой цели.

       Хотя Оскар так не думал. Райан говорил по телефону слишком холодно и властно. Если бы он хотел заманить Оскара в смертельную ловушку, ему следовало быть немного дружелюбнее и многословнее, чтобы усыпить бдительность Егера. Оскар надеялся, что интуиция его не обманывает, и с тяжелым сердцем перезвонил Аделаиде, чтобы в третий раз отложить их поход за покупками.

       Прямо у входа на станцию метро он заметил Райана. Оскар прижал левую руку, чтобы почувствовать надежную твердость пистолета в наплечной кобуре, в то время как Райан знаком показал ему следовать за ним, и начал спускаться по лестнице к платформе поезда. Они зашли в тень колонны в дальнем конце платформы и встали спиной к стене станции, где можно было говорить, не опасаясь подслушивания и не бросаясь в глаза.

       – Поздравляю, Егер. Ты отлично сработал с Капланом, и не только подсунул ему кокаин в карман, как я предложил, но и завалил его прямо в этом грязном порнопритоне. По всему Бюро передают подробности. Об этом я позаботился. Еврейцы, которые проталкивали это мелкого говнюка-извращенца, как подарок Бюро от своего бога Яхве, теперь притихли. – Искренне довольный Райан улыбался.

       – Теперь, слушай внимательно. Твоя следующая цель – мужчина по имени Дэниел Фельдман. Ему 33 года, черные волосы и темно-карие глаза. Волосы курчавые коротко подстриженные, почти как шерсть у черномазых. Цвет лица смугловатый, пожалуй, чуть ближе к оливковому. Рост 177 сантиметров. Средней комплекции, вес около 65 килограммов. Нос небольшой, но явно еврейский, если ты понимаешь, что я имею в виду. Райан замолчал, глядя Оскару в лицо.

       Оскар ничего не сказал, и Райан вытащил снимок из кармана, держа его так, чтобы Оскар мог рассмотреть.

       – Вглядись в это лицо. Я не могу дать тебе снимок, так что запоминай детали. Обрати внимание на эту наглую улыбочку. Этот ублюдок всегда ухмыляется. Это его фирменный знак. Сначала я думал, что это от нервозности, неуверенности. В это можно поверить, потому что Фельдман немного дерганый и всегда говорит быстро, будто сильно взвинчен чем-то. Теперь я думаю, что улыбочка Фельдмана обдумана; это его способ обезоружить человека. И я хочу предупредить тебя, Егер, что он гораздо опаснее любой гремучей змеи, которую тебе приходилось когда-либо видеть, так что будь осторожен. Он – хладнокровный убийца, и если ты сделаешь одно неверное движение, второй попытки у тебя не будет. Фельдман вообще не соблюдает никаких правил. Стоит ему только подумать, что ты хочешь убить его, даже без всяких оснований, он вышибет тебе мозги перед полсотней свидетелей, а оправдания искать будет потом.

       – На кого он работает? На мафию?

       – Нет, он – один из нас, хочешь – верь, хочешь – нет, – ответил Райан с оттенком сомнения в голосе, как будто сам не мог в это поверить. – Он – один из наших специалистов по грязным делам. Бюро делает многое из того, что не должно, вещи, которые не являются строго законными, а по правде говоря, чертовски незаконны. Фельдман научился своим уловкам в армии Израиля. У него – двойное гражданство. Как и у большей половины наших специалистов по грязным делам.

       – Я расскажу тебе только об одном из дел, которые он провернул для нас. Когда в прошлом году мы арестовали всех этих куклусклановцев и посадили их по обвинению в заговоре, это была не такая уж законная и чистая операция, как ты мог бы подумать. Мы сначала схватили пару клановцев, прижали их, чтобы они выдали пару-тройку своих приятелей, потом прижали тех в свою очередь, чтобы заполучить других, и так далее, пока не взяли их всех.

       Большинство этих придурков из Ку-Клукс-Клана легко раскололись; обычно те, кто смелее всех на словах и имеют дома самые большие запасы оружия – те сдаются быстрее всех. Стоит им сказать, сколько лет они просидят в тюрьме, а потом сунуть их на ночь в камеру с тридцатью черномазыми. К утру они готовы оговорить собственную мать.

       Но некоторые из недоносков попадаются упорные, и нам приходится прижимать их сильнее. Один из этих слабаков показал нам, что его приятель припрятал ящик ручных гранат, но когда мы взяли приятеля, тот никак не хотел сознаться, где спрятал гранаты. Я был тогда в доме этого мужика с тремя другими агентами и Фельдманом. Мы надели наручники и на его жену, как сообщницу. Это – обычная процедура. Позже мы обычно отпускаем женщин, но когда арестовываешь жену, это помогает быстрее убедить мужа заговорить.

       Там были и двое детей этого мужика: семилетний мальчик и четырнадцатилетняя девочка, симпатичная малышка. И вот когда отец отказался говорить, Фельдман начал заигрывать с девочкой, говоря ей гадости, щипать за грудь, хватать рукой за попку. Вскоре испуганную его шуточками и всю в слезах, он прижал ее к стене. Я и другой агент держали отца, а третий агент держал ее мать. Мужик поднял большой шум, кричал и проклинал нас, но не хотел сказать нам, где его гранаты.

       Вдруг без всякого предупреждения Фельдман вынимает свой член, хватает девочку за волосы, начинает орать на нее и ставит на колени. Потом, на глазах отца и матери девочки и ее маленького брата, он приставляет пистолет к голове девочки и заставляет ее делать ему отсос. Отец прямо сошел с ума. Прежде, чем Фельдман успел сунуть член в рот девочки, мужик сознался, где спрятал гранаты. Но Фельдман не остановился и заставил девочку доделать дело. Меня чуть не вырвало.

       – Вы там тоже были, Райан! Это и на вашей совести!

       – Да, именно поэтому Фельдмана надо убрать. И другие у нас не лучше, но Фельдман – единственный, с кем я работал вместе. Он – единственный, кто может сказать, что я когда-либо нарушал устав. Он – единственная угроза, которую евреи могут использовать против меня, если я открыто выступлю против них в Бюро.

       – Что, черт возьми, вообще может быть общего у полицейского агентства вроде ФБР с маньяками вроде Фельдмана?

       – Боже мой, Егер, ты – болван! Фельдман не маньяк. Он – просто еврей. На самом деле он никогда не теряет хладнокровия. Все, что он сделал с этой девочкой – и все, что он делает – это обдуманная хладнокровная подлость. Как ты думаешь, почему он не изнасиловал или не избил ее вместо этой мерзости? Потому что тогда были бы вещественные доказательства. Девочка после этого могла бы пойти к врачу, и тот подтвердил бы ее рассказ. Это могло бы даже попасть в газеты, и у нас были бы большие неприятности. А так он не оставил на ней ни царапины. Он использовал террор, чтобы заставить ее сделать то, что он хотел, и при этом не оставил следов, которым были бы после избиения. Кто поверит девочке или ее отцу и матери? Они – примитивные белые расисты, худшие из худших в глазах СМИ. Сотрудники СМИ просто смеются над их жалобами на некоторые наши способы работы.

       Конечно, я не одобряю действий Фельдмана. Он зашел слишком далеко. В большинстве случаев мы можем добиться тех же результатов без такой жестокости. Однако любому полицейскому агентству нужны люди, которые хотят быть жестокими и нарушать устав, иначе мы потеряем контроль над ситуацией. Мы должны быть более жестокими и подлыми, чем люди, с которыми мы боремся, иначе мы не сможем взять верх над ними. Сегодня проблема состоит в том, что наши люди, те, кто хотел бы, чтобы наша страна была приличным местом, стали слишком мягкотелыми. Белые, которых мы сегодня вербуем в Бюро из университетов, в большинстве – слабаки.

       Они выросли с верой в призыв «власть – цветам» и в равные права для преступников. Они – тряпки. С пушками и «ксивами», но все равно – тряпки.

       Так и получилось, что в Бюро оказалось множество жидовских морд с двойным гражданством из израильской армии для выполнения грязной работы. Они-то знают, как внушить ужас. До того, как мы их наняли, все они упражнялись на палестинцах. Ей богу, тебе следовало бы послушать рассказы Фельдмана о том, как они допрашивают палестинцев в Израиле. У них те же методы, что он использовал против мужика из Ку-клукс-клана, то есть они заставляют несчастных палестинцев смотреть, как избивают их жен и детей, только гораздо хуже. Там им не надо волноваться из-за вещественных доказательств. Они могут использовать грубую силу и террор. Изнасилование жен и дочерей палестинцев – одно из самых «мягких» их средств. Он рассказывал мне, как они кастрировали одиннадцатилетнего палестинского ребенка, чтобы вырвать признание подозреваемого террориста, – ножницами отрезали яички маленькому мальчику на глазах его отца.

       Как я сказал, лично я не одобряю такие действия. И если ты выполнишь для меня такую же классную работу, как с Капланом, мы сможем выкинуть из Бюро всех жидов, вроде Фельдмана.

       – Должен сказать, Райан: что после того, что вы рассказали мне о Фельдмане, это особое задание доставит мне истинное удовольствие. Но как долго, по-вашему, может продлиться наше сотрудничество? Вы же не хотите заставить меня убить всех евреев, служащих в ФБР, а?

       – Это сотрудничество продлится столько, сколько я этого хочу, Егер, если только тебе не придет в голову покончить жизнь самоубийством прежде, чем я закончу с тобой, – ледяным тоном отрезал Райан.

       – Райан, вы зря меня пугаете, но, верите или нет, я не собираюсь позволять вам использовать меня в своих целях до бесконечности. – Голос Оскара звучал спокойно, но очень твердо. – Вы думаете, что держите меня за одно место. А я уверен, что вы понимаете, что теперь и я держу вас за бубенчики. Нажмите на меня, и я сожму ваши.

       А может, вы думаете, что сможете спокойно ликвидировать меня, когда используете, или когда я начну причинять вам неприятности, например, убить при оказании сопротивления во время ареста, а? Вам следует учесть, что я не нахожу такое будущее приятным, и я – не такой человек, чтобы сидеть и ждать, пока это случится. Я могу решить ликвидировать вас еще раньше и рискнуть тем, что случится после этого. Послушайте вот что, Райан. Последние семнадцать дней я был младшим партнером в нашем предприятии, но теперь я решил стать полноправным партнером. Или вы раскрываете мне свои планы, и затем мы вдвоем решаем, будет ли взаимовыгодно для нас, продолжать работать вместе, или мы расторгаем сотрудничество здесь и сейчас – с кровью или без нее. Что вы об этом думаете, партнер?

       – Егер, ты – зануда. Я ни черта тебе не должен. Ты мне всем обязан. Я спас твою задницу. – Райан сменил тон с угрожающего на раздраженный. – Здесь не время и не место обсуждать планы на будущее. Если тебе абсолютно необходимо знать причины заданий, которые я тебе даю, я объясню их тебе позже, когда у нас будет больше времени на разговоры. Теперь, самое лучшее место, где ты можешь застать Фельдмана...

       Оскар нетерпеливо прервал его:

       – Я думаю, вы не поняли того, что я только сказал вам, Райан. До свидания.

       И Оскар пошел прочь.

       Правой рукой Райан схватил Оскара за левую руку. Оскар перехватил руку Райана своей левой рукой, и они сжали друг друга. Одновременно Оскар развернулся на левой ноге вокруг Райана, и, высвободив правую руку, схватил свой пистолет, который скрытно держал под пиджаком, направив его в грудь Райана.

       – Сукин сын! – На сей раз в голосе Райана звучала едва скрываемая ярость.

       – Полегче, парень! – ответил Оскар. – Ты на мушке. Помнишь, я сказал, что это может быть с кровью или без крови. Надави на меня посильнее, и я убью тебя прямо здесь.

       Почти минуту двое мужчин не двигались, готовые действовать. Потом ярость медленно ушла из глаз Райана, и он ослабил захват на руке Оскара.

       – Хорошо, Егер, – вздохнул он, – давай поговорим.

       – Отлично. Я отпущу вашу руку, чтобы никто на платформе ничего о нас не подумал, но я держу вас на прицеле. И упаси вас бог трогать что-нибудь у себя под пиджаком.

       Райан прочистил горло:

       – Обстановка следующая: мой босс, Вик Риццо, руководитель Антитеррористического отдела, получил ультиматум. Бюро находится под жутким давлением, от нас требуют остановить тебя, и теперь директор дал Вику крайний срок. Евреи в Бюро давно охотятся за Виком и мной, постепенно подрывая наше положение, особенно копая под Вика, чтобы заменить его Капланом вместо меня в качестве руководителя отдела, как только они смогут избавиться от Вика. Когда в январе ты начал зачищать межрасовые пары, они действительно здорово прижали Вика, начав организовывать утечки в печать и намекая, что тебя не могут поймать из-за его некомпетентности.

       Конечно, теперь они потеряли своего кандидата. И если ты не сделаешь никакой глупости, я смогу помешать тебя поймать. Другими словами, где-нибудь через месяц я должен стать главой Антитеррористического отдела.

       Это не было бы так важно, если бы Вик выступил против евреев, но он не сделает этого. Мы сто раз с ним обсуждали ситуацию. Он боится евреев. Он знает, что они годами пытаются его выжить, но он будет отбиваться. А я буду, но, конечно, очень осмотрительно.

       За прошлые десять лет Антитеррористический отдел превратился в одно из самых важных подразделений в Бюро. В будущем он превратится в самый важный отдел, судя по тому, куда идет американское общество. Именно поэтому евреи так настойчиво стремились поставить Каплана руководителем этого отдела. Дело в том, что, за исключением отдела контрразведки, все остальные в Бюро занимаются борьбой с обычной уголовной преступностью: грабежами банка, наркотиками, похищениями людей, компьютерной преступностью и тому подобным. С другой стороны, Антитеррористический отдел занимается политической деятельностью вроде твоей, Егер, или тем, о чем трепались те ку-клукс-клановские придурки, или той деятельностью, которую пуэрториканские националисты периодически возобновляют в последние пятьдесят лет. ФБР превращается в государственную политическую полицию, главной работой которой будет не раскрытие преступлений, а защита Системы от тех, кто хочет ее свергнуть или изменить неконституционными путями. Мы становимся американской разновидностью КГБ.

       Страна разваливается, и нашей задачей будет сохранение ее единства или, по крайней мере, замедление процесса распада. С почти двумя миллионами небелых иммигрантов, ежегодно вливающимися в страну – со всеми этими чикано-мексикано, гаитянами, азиатами, с нашими крупными городами, в основном захваченными бандами наркоманов, с бродячими стаями черных, с Белыми детьми, познающими жизнь в школах, похожих на джунгли, где их терзают цветные, с растущей, как снежный ком, политической коррупцией в Вашингтоне, да и в любом законодательном собрании и мэрии, и со всем остальным дерьмом, которое сейчас всплыло, когда Белое большинство, привыкшее считать себя основой страны, раскалывается и теряет хватку. Мы потеряли чувство нашей общности и сплоченности. Людям больше нет дела до страны; они заняты, только самими собой и своими семьями. Страна разбита на миллионы различных осколков, и все вопят о том, что хотят они, и пропади пропадом все остальные.

       Одни пытаются добиться желаемого, используя свои деньги и политическое влияние. Это нормально. Другие же стремятся использовать насилие или угрозу насилия. Это – ненормально. Это – терроризм. Нам платят именно за то, чтобы его предотвратить.

       Все привыкли к тому, что одно время терроризм большей частью был связан с левыми: в 1960-ые годы противники войны взрывали бомбы и сжигали здания Службы подготовки офицеров запаса. После вьетнамской войны терроризм все больше и больше «правеет»: Белые против развозки школьников по расово-смешанным школам, бомбы в клиниках, производящих аборты, противники налогов.. Именно тогда евреи решили, что с этим пора кончать. Они также все больше боялись, что арабы перенесут борьбу за Палестину в нашу страну.

       В любом случае, уже приблизилось время, когда правительство не может выжить без эффективной антитеррористической силы. В Бюро уже ходят слухи, что Антитеррористический отдел, в конечном счете, будет отделен от остальной части Бюро и станет основой совершенно нового федерального агентства. Мы превращаемся в новую преторианскую гвардию. Скажу кое-что о том, как эти преторианцы будут использоваться. Я хочу быть уверен, что на ключевых положениях всюду в моем отделе находятся нужные люди, чтобы у евреев не было никаких шансов захватить его. Фельдмана следует убрать по причине, которую я уже упоминал. Тогда останутся, скажем, трое других, с которыми нам придется разобраться, чтобы у меня были развязаны руки. Так что не волнуйся, что придется убивать всех жидков, работающих в Бюро.

       – Хорошо, Райан, но меня немного беспокоит пара вещей в ваших карьерных намерениях, – ответил Оскар. – Во-первых, вы все строите на своем предположении, что действительно существует еврейский заговор по захвату ФБР и его использованию во вред нашей расе. После нашей последней встречи я проверил некоторые факты про евреев, и они, конечно, замешаны во многих делах, что должно вызвать тревогу у разумного человека, но я все еще не убежден, что в их действиях вообще присутствует заговор или даже злой умысел. Кроме того, я не могу представить, что ФБР может стать еще более враждебно нашей расе под еврейским контролем, чем сейчас. Поэтому мне трудно понять, как устранение мною для вас еще четырех агентов-евреев пойдет на пользу моему собственному делу, считая, что у меня есть дело. И, во-вторых, мне кажется, что, на вашем месте, став хозяином Антитеррористического отдела, я первым делом устранил бы некоего Оскара Егера и получил за это награду. Я не мог бы ему позволить продолжать творить безобразия и получать в свой адрес обвинения в том, что он все еще не схвачен. Я бы опасался закончить свою карьеру, как Риццо. И я не позволил бы, что кто-то еще поймал его первым и выпытал то, что он знает. Так что я схватил бы его лично, а потом пристрелил при попытке к бегству. Это решило бы несколько моих проблем и в то же самое время показало бы моим вышестоящим боссам, что они сделали правильный выбор, поручив мне работу Риццо. Что вы на это скажете, партнер?

       – Ей богу, Егер, если ты не можешь вообразить ФБР еще большей угрозой выживанию нашей расы, чем оно представляет собой сегодня, у тебя не слишком богатое воображение. Все, чем Бюро сейчас занято – это проведение в жизнь законов о гражданских правах, которые тебе, как оказалось, не нравятся. Если евреи захватят Бюро, они используют его, чтобы прижать всех тех, кого они считают угрозой их собственным планам – я имею в виду каждого, и тех, кто законопослушен, и кто нет. Все будет точно так же, как в Советском Союзе в 1920-ых и 1930-ых годах, когда еврейские комиссары тайной полиции вроде Ягоды и Ежова уничтожали каждого, кто держал книгу, враждебную евреям, в своей личной библиотеке, о ком доносили, что он допустил антисемитское высказывание, и даже тех, кто казался слишком патриотичным, гордился своей семьей или был слишком честным в своем поведении.

       Боже мой, я думаю, мы в ФБР сейчас незаметно занимаемся сомнительными делами, но есть пределы; мы должны быть осторожны, чтобы избежать плохого отношения со стороны средств массовой информации. Но если евреи будут заправлять в Бюро, не будет никаких ограничений, потому что им не придется беспокоиться, что СМИ устроят им выволочку. Мразь, вроде Фельдмана, не ограничится куклуксклановской деревенщиной, они смогут делать все, что угодно, с дочерьми любого из нас.

       – Секунду, Райан. Не люблю перебивать, но вы только что упомянули Ягоду, Генриха Ягоду, мне кажется, что таковы имя и фамилия печально известного комиссара советской тайной полиции. Как я сказал, я проверил некоторые факты. И наткнулся на антисемитскую брошюру, в которой также говорилось, что он был из евреев, но не давалось никаких дополнительных сведений в доказательство этого утверждения. Там также утверждалось, что большинство других советских комиссаров также были евреи. Вы точно знаете, что Ягода был евреем?

       – Уверен. Настоящее имя и фамилия этого человека – Гершель Егуда. В 1930-х годах около половины комиссаров были евреями, и это в стране, где евреи составляли около одного процента населения. Но тебе лучше не пользоваться антисемитскими брошюрами для проверки таких фактов. Большинство таких книжонок – это мусор. Люди, которые их пишут, всегда небрежно обращаются с фактами. Обращайся к первоисточнику. Сами евреи в публикациях того периода имели обыкновение хвастать тем, что в России всем заправляют их собратья. Каждый раз, когда один из них получил большое продвижение по службе, об этом сообщали еврейские газеты и ежегодники. В библиотеке Бюро есть все эти материалы на микропленке, с того времени, когда нам поручили следить за красными. Ты можешь также найти эти материалы в Библиотеке Конгресса, если знаешь, как искать.

       В любом случае, Егер, именно это тебе нужно сделать, если ты все еще веришь, что все это – лишь совпадение, что евреи всегда оказывались в гуще всякой мерзости, направленной против Белых, против европейцев со времен Римской империи до их нынешнего контроля над новостными и развлекательными СМИ. Мне нечего сказать тебе здесь, сейчас, что убедило бы тебя, что все это спланировано и совершается со злым умыслом. Ты должен сам убедиться в этом, просматривая доказательства, одно за другим, пока не увидишь их так много, что их вескость просто ошеломит тебя.

       Райан секунду помедлил и затем продолжил:

       – Что касается твоего второго опасения, смотри на это вот как. Ты не будешь продолжать устраивать неприятности, как террористическая армия из одного солдата, после того, как я стану главой Антитеррористического отдела. Ты прав: я не могу позволить себе этого. И ты слишком умен, чтобы так впустую тратить свои таланты. До сих пор ты наносил удары только вслепую. Конечно, Горовиц был ключевым игроком, и даже хороший стратег, возможно, решил бы его устранить. Но все остальные, которых ты уложил, за исключением Каплана, были случайными целями. Ты только реагировал. Плана у тебя не было. Ты делал самое легкое, уничтожая того, кто больше других раздражал тебя в тот момент, вместо того, чтобы делать то, что имеет наибольший смысл для достижения важной цели.

       Теперь мы сможем планировать вместе. У меня есть мгновенный доступ к информации, которую ты сам никогда не получишь: информации, которая нужна нам для эффективного планирования. В компьютерах Бюро у нас есть все и обо всех. Вместе мы сможем не только выбирать нужные цели, но в моих силах значительно улучшить твои шансы на выполнение полученного задания и благополучный отход. У тебя отличная мастерская в подвале, но что касается специального оружия и связанных с ним штуковин, я могу снабдить тебя такими игрушками, сделать которые сам ты можешь даже не мечтать.

       – Не пытайтесь опекать меня, Райан. Вряд ли вам удастся убедить меня, что, став главой преторианской гвардии Строя, вы поможете мне спланировать лучший способ его подрыва, а затем еще и обеспечите мне снабжение, чтобы проделать эту работу наиболее успешно.

       – Как ты не можешь понять, Егер? Я не собираюсь тебя надуть. Когда я возглавлю Антитеррористический отдел, ты будешь нужен мне больше, чем раньше. Действительно, я буду нуждаться в тебе настолько же, насколько ты будешь нуждаться во мне. Как я сказал минуту назад, ни одна современная тайная полиция не может успешно бороться с терроризмом, не используя немного собственного терроризма. Помнишь, как армия Аргентины боролась с коммунистическими террористами несколько лет назад? Военные, возможно, никогда не победили бы их, если бы не захотели снять перчатки и вести борьбу грязными методами. То же самое сегодня верно и для нас, поэтому Бюро использует людей вроде Фельдмана. В будущем мне придется прибегать к таким мерам, которые даже Фельдману не сошли бы с рук. Если я попытаюсь делать это с людьми Бюро, риск будет слишком велик. Евреи смогут кричать «нечестно!», когда захотят. Против меня могут выступить СМИ, и меня будут судить, как осудили аргентинских генералов. Именно поэтому мне нужен ты, как человек, с которым я никак не связан. Человек, который сможет делать вещи, в которых меня нельзя будет обвинить. Улавливаешь мою мысль?

       Оскар не ответил. Он понимал, что имеет в виду Райан, но задавал себе вопрос: неужели этот человек действительно верит, что он позволит использовать себя как специалиста по грязным трюкам против несчастных, глупых простаков, вроде этих куклуксклановцев, или против людей по всей стране, которые подражают его собственным атакам на расово-смешанные пары. Очевидно, что они вдвоем могут помочь друг другу, но было совершенно неясно, одинакова ли у них конечная цель. Но сейчас он решил не задавать этот вопрос.

       Райан продолжил:

       – Мне действительно не нужно ловить тебя, чтобы сохранить благосклонность директора. Во всяком случае, никто еще точно не уверен, что за все дела, что ты натворил, отвечает один человек. Ты привлек особое внимание, но с учетом всего происходящего в стране, на тебя приходится лишь малая часть всех событий, связанных с терроризмом. Я могу получить всю славу, которая мне нужна, просто продолжая арестовывать всякую мелюзгу. И можешь теперь выбросить из головы все эти высокие материи. Я найду кого-нибудь еще без надежного алиби на тот вечер, кого мы сможем обвинить во взрыве Народного комитета против ненависти. СМИ будут довольны.

       А теперь вернемся к Дэнни Фельдману...