XIII

XIII

       Убрать Каплана оказалось несложным делом. Вооруженный подробным знанием его привычек и еженедельного распорядка дня, описанием его машины и множеством других личных данных, Оскар быстро разработал план действий.

       Райан рассказал, что Каплан помешан на порнографии. В своем столе он держал пачку фотографий всевозможных сексуальных извращений и регулярно показывал их повсюду в офисе другим агентам, несмотря на то, что большинство из них не разделяли его навязчивых идей и время от времени смотрели эти снимки только из нездорового любопытства узнать, над какими странными новыми извращениями этот агент-еврей пускает слюни. С выражением явного отвращения Райан сказал, что Каплан настолько одержим этой дрянью, что каждую среду вечером по пути домой останавливается у порнографического магазина всего в четырех кварталах от здания Гувера, поскольку по средам в этом магазине обычно появляются новые поступления.

       У Оскара возникла мысль использовать эту слабость Каплана для его устранения. Однако сам порномагазин казался неподходящим местом для этой операции. Он представлял собой узкий пенал посередине очень оживленного квартала, причем без обычной стоянки. К тому же Каплан заезжал в магазин после работы, что вынуждало Оскара проводить эту операцию днем. Однако он решил побывать в магазине в предполагаемое время следующего появления Каплана.

       За полчаса до того, как Каплан должен был уехать из офиса, Оскар вошел в магазин «Новые книги и фотографии Химана» в том же самом парике, фальшивых очках с обычными стеклами, но в другом гриме, чем в отеле «Шорхэм», с новеньким бесшумным пистолетом в наплечной кобуре под пиджаком и с таким же глушителем, навернутым на дуло – из точно такого пистолета он уничтожил Джонса и Джейкобса. Машину пришлось оставить дальше чем за шесть кварталов от магазина. Оскар не мог понять, почему Каплан выбрал именно этот порномагазин. В том же самом квартале было три других, больших, ярче освещенных и с лучшим выбором. Возможно, привлекательность этого места состояла в том, что это был довольно маленький магазин, так что покупатель, который не хотел быть замеченным в таком заведении, чувствовал себя спокойнее, или, возможно, в нем была какая-то особенная гадость, отсутствующая в других порномагазинах.

       Просматривая полки, Оскар увидел набор, наверное, любых видов извращений какие только можно вообразить: садизм, садомазохизм, гомосексуализм, скотоложство, межрасовый секс и различные другие способы сексуального удовлетворения, которые казались ему настолько дикими, что было трудно вообразить человека, получающего от них удовольствие. Единственное, что, похоже, отсутствовало, – это обычные совокупления между мужчинами и женщинами одной расы.

       Мужчина за прилавком, чрезвычайно толстый, темнокожий, сальный тип с сигарой во рту, уставился на Оскара. Оскар посмотрел на часы, неторопливо вышел из магазина и занял пост через две двери от входа в магазин, сделав вид, что изучает названия книг в переполненной витрине, но по-прежнему следя за входом в магазин Химана.

       Он заметил Каплана почти за квартал, когда тот вышел из машины, которую, спокойно нарушая правила, остановил перед пожарным гидрантом. Если придется стрелять в Каплана, когда тот вернется к машине, будет много свидетелей.

       Оскар быстро принял решение. В магазин Химана редко кто заходил, и Оскар знал, что в тот момент там не было посетителей, причем вряд ли кто-либо еще мог войти в следующую минуту. Так что Оскар быстро вернулся в магазин примерно за 15 секунд перед появлением Каплана.

       Еще входя в дверь, он поднял пистолет и с ходу, с расстояния в метр выпустил две пули в лоб владельцу. Тот свалился набок со своего стула в темное, узкое пространство за прилавком. Шум падающего на пол тела показался громче хлопков выстрелов из бесшумного пистолета, но Оскар был уверен, что никто на оживленном, шумном тротуаре не слышал ни звука.

       Он сделал десяток шагов по единственному проходу узкого магазина, затем быстро повернулся как раз за проволочной стойкой с выставленными книгами в мягкой обложке, которых было достаточно, чтобы скрыть его руку с пистолетом. Голова Оскара была наклонена к стойке, как будто он рассматривал книги, но поверх очков он следил за Капланом, который уже входил в магазин.

       Каплан с удивлением взглянул на оставленный без присмотра прилавок и на мгновение остановился, перед тем как неуверенно пройти далее во внутрь, по направлению к Оскару. Когда Каплан оказался на расстоянии двух метров, Оскар поднял руку и шесть раз быстро выстрелил ему в грудь и голову. Каплан упал ничком, и Оскар, склонившись над телом, сделал еще два выстрела ему в затылок.

       Оскар извлек пустую обойму из пистолета и вставил полную, затем наклонился над прилавком и сделал еще четыре выстрела в ухо и голову владельца, перед тем как вложить оружие в кобуру. Под конец он вынул из кармана пиджака два маленьких пластиковых пакетика с белым порошком, встал на колени около трупа Каплана, и несколько раз сжал пакетики его мертвыми пальцами, перед тем как опустить их в карман пиджака трупа. Машинально он забрал бумажник Каплана.

       Кокаин – и задумку, и сами пакетики – подсказал Райан, который считал, что неплохо немного замутить воду, подбросив след о возможной связи убийства Каплана со случайной сделкой с наркотиком, а не с его основной работой. В среднем в Вашингтоне в день совершались два убийства, связанные с наркотиками, так что этот след должен был выглядеть достаточно правдоподобно.

       Оскар застегнул пиджак и вышел на тротуар. Свернув за угол в конце квартала, он бросил взгляд назад. У входа в магазин Химана никого не было видно. В машине он отметил, что прошло меньше часа, с тех пор как он уехал из дому. До встречи с Аделаидой у него оставалось еще одно дело, и надо было его закончить к 7:30, крайнему сроку, позднее которого он обещал не задерживаться.

       Его следующей остановкой была Библиотека Конгресса, где его поджидала удивительная удача – место для стоянки всего в двух кварталах от входа. Оскар хотел получить некоторые из книг, которые он искал в пригородных библиотеках, но, как и предсказывал Райан, их там не оказалось. Он надеялся, что здесь его поиски окажутся более удачными.

       Первые четыре дня после встречи с Райаном Оскар просто пытался уяснить свое изменившееся положение, продумывая различные возможности, открывающиеся перед ним. Ко всему этому надо было привыкнуть. Поездка с Аделаидой на лыжный курорт помогла ему прийти в себя. Он проговорил с ней несколько часов о расе и качестве человеческой породы, о расе и истории, о расовых условиях в Америке, о будущем – с расовой точки зрения, и о своей внутренней потребности бороться против зловещего геноцида, который происходит на глазах, – но при всем том без каких-либо намеков на свою деятельность.

       Одновременно он ломал голову над новым участником в своем миропредставлении: евреями. Выслушав все, что Райан наговорил о евреях, Оскар сначала хотел отбросить его замечания как крайний антисемитизм, так же, как он раньше отверг взгляды Келлера на роль евреев. Он достаточно насмотрелся на этот тип бессмысленного фанатизма, и совершенно не выносил его. Райан, с его старомодным, ирландско-католическим консерватизмом, вероятно, впитал неприязнь к евреям от какого-нибудь ископаемого иезуита-преподавателя в приходской школе, который все еще учил, что евреи «убили Христа», несмотря на новую линию Ватикана. А Келлер был связан с какой-то неонацистской группой, что объясняло его взгляды на евреев.

       Единственная вещь, которая мешала Оскару выбросить эту проблему из головы, заключалась в том, что ни Райан, ни Келлер не соответствовали его представлению о религиозных фанатиках. Оба эти человека, очевидно, были весьма умны и начитаны. Келлер был квалифицированным преподавателем, и даже Райана можно было считать интеллектуалом; конечно, сотрудник ФБР не выказывал той религиозной ограниченности и суеверий, с которыми Оскар сталкивался среди более примитивных христиан, протестантов и католиков. А Келлер даже не признавал христианства. Особенно Келлер с его непринужденными, доброжелательными манерами совершенно не походил на ознобленного нервного «ненавистника», каким по представлению Оскара должен был быть антисемит.

       Помимо этих соображений, было некое правдоподобие в том, что утверждали оба этих человека, и это действительно его беспокоило. Он был уверен, что есть какая-то «хитрость», и что очевидный смысл их утверждений развалится при более тщательном изучении. Однако, до сих пор, перебирая в голове их доводы и обращаясь к книгам в собственной библиотеке, он не мог найти, в чем они ошибаются. У Оскара был список из десятка изданий, которые он хотел просмотреть в Библиотеке Конгресса, чтобы решить этот вопрос.

       Во время долгой поездки домой с лыжного курорта в понедельник ночью, когда Аделаида уснула, положив голову Оскару на колени, он впервые смог поразмыслить над причинами, почему его так беспокоит антисемитизм Келлера и Райана. Больше чем отрицательный стереотип евреененавистников, который он слепо воспринял из средств массовой информации, его беспокоило противоречие с его собственными идеями, касающимися расы и истории, которые нелегко ему дались, и от которых ему было непросто отказаться.

       Он осознал, что в прошлом был склонен к некоторой одномерности в своих размышлениях на эту тему. Этой одномерностью был интеллект. В представлении Оскара человеческие расы различались просто по умственным способностям. Конечно, люди между собой отличались, но в среднем можно было с приемлемой точностью оценить интеллект расы, отмечая их исторические достижения, или изучая показатели достаточно большого числа людей в выборке. По любому стандарту чернокожие были низшей расой, и скрещивание между ними и Белыми только ухудшало породу последних. С другой стороны, евреи, очевидно, обладали такими же умственными способностями, как и любые другие Белые – возможно, даже более высокими, если судить по их нынешним показателям, а не историческим достижениям, которые, он должен был признать, были довольно ограниченными, несмотря на их собственное тщеславное хвастовство тем, что они изобрели единобожие и веками служили моральным светочем для народов во всем мире.

       Чем больше он размышлял над своей расовой схемой, тем больше видел ее несоответствия. Она действительно была слишком упрощенной. Имелось слишком много фактов, которые в ней не учитывались. Жители Востока, например, явно, и физически и психически, отличаются от Белых, но можно ли с уверенностью утверждать, что они отсталые? Конечно не на основе интеллекта, измеряемого с помощью стандартных тестов. Каково же в таком случае их место в его расовой иерархии?

       Ясно, что действительность расовых различий была многомерной. Средний интеллект был только одной из многих, многих черт, которые различались от расы к расе. На самом деле то, что он считал «интеллектом» несомненно, было сложной характеристикой, которая должна разделяться на множество составных частей: некоторые расы казались более умными в одном отношении, тогда как другие – в другом.

       Чернокожие, например, имели способности к речевому и поведенческому подражательству, которое часто скрывало реальные недостатки их познавательного интеллекта. Эта защитная окраска черных была знакома Оскару по университету, где он встречал множество черных с замечательно развитыми общественными навыками, которые были в состоянии прекрасно вращаться в кругах белых и создавали впечатление толковых и способных. Они говорили и одевались как Белые; они отделили себя от основной части своей расы и казались более похожими на Белых, чем на черных, если не обращать внимания на очевидные физические различия.

       Однако во время тестов ни один из них не мог достичь умственного уровня Белых. Большинство из них, казалось, сами знали об этом, и поэтому избегали ситуаций, когда они могли подвергнуться испытаниям. Они как чумы избегали точных дисциплин, концентрируясь на общественных дисциплинах, а те очень немногие, кто действительно изучал математику, технику или научные дисциплины, показывали одинаково заурядные результаты.

       Так что, если оценивать расы на основе способностей, требуемых, чтобы хорошо выступать на сцене, черные получат намного более высокую относительную оценку, чем, если оценивать их по способности иметь дело с отвлеченными понятиями и решать на их основе соответствующие задачи. Поэтому следует быть очень осторожным в оценках «отсталости» и «превосходства». Они имеют смысл, только когда относятся к определенной, ясно обозначенной характеристике. Раса, оцениваемая как низшая по одной мерке, может оказаться более развитой, исходя из другой.

       Ну и прекрасно. Ему придется значительно пересмотреть свои взгляды. В прошлом он подходил ко всему слишком упрощенно. Вместо того чтобы тщательно и бесстрастно анализировать факты, он горячо реагировал на очевидное мошенничество в новостях и развлекательных СМИ, которые стремились убедить всех и каждого, что черные «равны» Белым по интеллекту, творческим способностям, оригинальности и предприимчивости: что их чувства, наклонности и мышление точно такие же, как у Белых, или что у Белых были бы совершенно одинаковые характеристики с черными, окажись те в той же самой среде, что и черные.И в своей реакции он сосредоточился на самом легко опровержимом элементе мошенничества: а именно, что у черных, в среднем, такие же познавательные способности, что и у Белых.

       И каковы же могут быть выводы из более близкого к действительности многомерного представления о расовых различиях? Как это отразит роль евреев в его схеме фактов? Ни Келлер ни Райан не согласились с его предположением, что евреи относятся к Белой расе. Несколько книг, которые он искал, описывали расовую историю евреев. Он хотел сначала ознакомиться с фактами, а затем подумать об их значении.

       А что, если ближневосточное происхождение евреев и последующая история наградили их значительными генетическими различиями по сравнению с Белыми европейского происхождения? Келлер и Райан утверждали, что евреи обладают особым видом врожденной недоброжелательности, генетически обусловленной ненавистью к миру, которая выражается во всеобъемлющей, хотя и умно замаскированной, кампании против их Белых соседей. Для Оскара это казалось фантастикой.

       Более определенными были некоторые заявления Келлера и Райана о еврейском контроле над новостными и развлекательными СМИ, и целях использования этого контроля. Если эти утверждения окажутся верны, то косвенно поддержат все их обвинения против евреев. Если же это неправда, Оскар сможет с легким сердцем отвергнуть их идеи. Несколько книг, которые он искал в Библиотеке Конгресса, касались людей, управляющих средствами массовой информации.