XI

XI

Оскар повесил пиджак в шкаф в прихожей и пошел на кухню налить себе стакан апельсинового сока, перед тем как засесть за позднюю работу. Не дойдя до кухни, он почувствовал что-то неладное за мгновение прежде, чем услышал голос.

       – Стоять, Егер! ФБР! Подними руки над головой и повернись к стене. Теперь шаг назад, наклонись и обопрись руками о стену.

       Оскар остолбенел. Долю секунды он подумал о контратаке. Мужчина сзади немедленно почувствовал это и прорычал:

       – Только попробуй, Егер, и ты труп.

       Мужчина умело обыскал его и забрал пистолет «Смит энд Вессон Эйрвeйт» калибра 9,6 мм, который Оскар всегда носил за поясом.

       – Ладно, Егер, теперь можешь повернуться, медленно. Сядь на тот стул. У нас будет приятный, долгий разговор.

       Оскар только сейчас увидел человека, который его разоружил. Это был ладно скроенный и крепко сбитый, седоволосый мужчина лет пятидесяти пяти, сантиметров на 10 ниже Оскара, с голубыми глазами, отливающими сталью. Он был в строгом костюме и твердо держал в руке револьвер, нацеленный на Оскара. Он выглядел как агент ФБР, но Оскар уже понял, что это не похоже на обычный арест. Почему агент только один? ФБР никогда так не действовало. Но Оскару не пришлось долго ждать ответа на свой вопрос.

       – Хорошо, Егер, давай перейдем прямо к делу. Я знаю все, что ты сделал. Я узнал это уже две недели назад, еще до того, как ты поджарил жидка Шапиро и его прихвостней в церкви на Коннектикут-Авеню. Ей богу, это была чистая работа! – Мужчина одобрительно усмехнулся, но его револьвер по-прежнему был направлен в грудь Оскара.

       – Ты, наверное, был бы арестован, как только я установил тебя по отпечаткам пальцев, которые ты оставил в сортире отеля «Шорхэм», когда ты прикончил Горовица. Единственная причина того, что мы сейчас сидим здесь, состоит в том, что мне нравится твой почерк, Егер. И у меня есть для тебя кое-какая работа – настоящая мужская работа, а не детские игры, на которые ты тратишь свое время.

       – Вы хотите сказать мне, – спросил Оскар, не в силах скрыть своего недоверия, – что ФБР одобряет все то, что, по вашим утверждениям, я натворил?

       – Нет, черт побери, Егер! Если бы кто-либо еще в Бюро узнал то, что знаю я, ты сейчас сидел бы прикованным к стене в одной из наших камер особо строгого режима в подвале «Гувер Билдинга» – нашей главной конторы. Дело в том, что я никому не сказал об этом деле. Я придержал информацию, касающуюся тебя, для себя лично. Чистая удача, что все потенциальные улики, которые мы собрали в отеле «Шорхэм», я отдал на проверку другим агентам, а себе оставил только один пункт, который куда-то вел, а именно, отпечаток твоего правого большого пальца на странице из твоей записной книжки, которую ты свернул в трубочку и заткнул в замок от кладовой в сортире, где поджидал Горовица. Я пропустил отпечаток через наш Отдел отпечатков пальцев и получил твое имя и опознавательный номер в Военно-воздушных силах. В тот момент единственной моей мыслью была дикая догадка, что, возможно, только возможно, ты и есть тот самый парень, которого мы разыскиваем, и что уже не нужно делить славу твоей поимки ни с кем другим. Так что я сделал тебя своим собственным особым проектом, в то время как остальные еще работали в других направлениях, которые вели в никуда. Однажды вечером я проник в твой дом, когда ты остался в квартире своей милашки и взглянул на твое оборудование в подвале. Тогда я все понял. В тот момент я должен был арестовать тебя с помощью одной из наших групп захвата, в присутствии операторов всех трех телевизионных сетей и с готовым заявлением для печати. Моя зарплата сразу выросла бы на три ступени. Вместо этого я в течение двух недель узнавал о тебе все, что только можно: все места, где ты жил в детстве, что думали о тебе преподаватели в средней школе, твое личное дело в Военно-воздушных силах, твой диплом в университете Колорадо. Я побеседовал с двумя девушками, с которыми ты там встречался, и сказал им, что это проверка службы безопасности. Теперь я знаю тебя лучше, чем твоя родная мать. И я оставался у тебя на хвосте и наблюдал, как ты проделал работу с Народным комитетом против ненависти этого Шапиро.

       – Почему? – спросил Оскар.

       – Хорошо, попробую кое-что объяснить. – На мгновение старший мужчина отклонился на стуле. Он все еще держал револьвер в руке, но теперь тот лежал у него на коленях, а не был нацелен в грудь Оскара. Он вздохнул.

       – Я проработал в Бюро 33 года. Последние девять лет я был заместителем руководителя нашего Антитеррористического отдела. Моя карьера началась в те дни, когда я гордился тем, что я – агент ФБР. Ты знаешь, что мой отец проработал в Бюро двадцать шесть лет еще до того, как я стал особым агентом? Мы семь лет проработали в Бюро вместе, пока он не ушел в отставку. Два года назад он умер.

       – Теперь я узнал вас, – заметил Оскар, оцепенение которого прошло. – Я видел вас в вечерних новостях Си-Би-Эс в прошлом году, когда ФБР арестовывало людей из Ку-клукс-клана. Вы отвечали за оперативную группу ФБР. Ваше имя – Райан, Уильям Райан.

       Райан не ответил Оскару прямо. Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, а затем заговорил снова, но более горячо:

       – Я видел, как Бюро превращалось из первоклассного правоохранительного агентства в политизированную, третьесортную бюрократическую тайную полицию, нашпигованную полукровками, с моралью и качеством работы достойными Панамы или Никарагуа. За прошлые пятнадцать лет евреи захватили нашу организацию и разрушили ее. Ты не найдешь их на улицах, сражающихся с мафией или под пулями колумбийских торговцев наркотиками, как остальные. Нет, они слишком заняты, внедряя курсы «расового понимания», обязательные для всех агентов. И руководством нашего офиса правовой защиты интересов нацменьшинств. Они также стремятся пролезть в Отдел контрразведки, чтобы мы не поймали слишком много их соплеменников из Израиля, крадущих американские военные секреты. Изменения в правительстве происходят постепенно. Изо дня в день вы не замечаете больших различий. Но они накапливаются. Все привыкли, что нечестный агент – редкость. Гувер выгнал бы из Бюро любого лишь за попытку обжаловать штраф за неправильную автомобильную стоянку или выписать неверный чек. А только за прошлые два года девятнадцать наших агентов были обвинены в различных уголовных преступлениях, от продажи наркотиков и сутенерства, до шпионажа в пользу Советского Союза. Восемь других сумели опровергнуть обвинения в свой адрес, а четверо все еще продолжают работать в Бюро!

       – Да, я читал о нескольких таких случаях в газетах, – сухо заметил Оскар.

       – Черт, даже десятая часть этих дел не попала в газеты! – взорвался Райан. – Мы смогли замять большую часть этих грязных дел. Знаешь, что я видел не далее как на прошлой неделе? Я спустился в нашу аналитическую лабораторию, чтобы узнать о результатах проверки одного материала с места преступления. В лаборатории никого не было, но мне послышался какой-то шум из складского помещения. Я открыл дверь и увидел, как один из наших особых агентов – черных разложил белую лаборантку прямо на столе! И знаешь что? Ни хрена я не мог сделать никому из них! Конечно, я подал рапорт, но в наши дни такое происшествие считается бюрократией чем-то вроде докладной о бездельнике, вечно ошивающемся у бачка с холодной водой.

       Райан снова замолчал и с минуту изучал лицо Оскара, а потом продолжил.

       – То, что происходит в Бюро, только отражение того, что происходит повсюду. Когда Америка начала разлагаться, Бюро не могло избежать той же самой судьбы. Если я правильно понял тебя, Егер, у тебя та же самая реакция на общее разложение, что и у меня на разложение в Бюро. Разница между нами в том, что ты кое-что сделал против этого, а я – нет. Я просто вынужден был выдерживать все это, год за годом, а давление нарастало.

       – Так в ФБР все еще есть порядочные люди?! – удивленно воскликнул Оскар. – Я думал, что вы, мужики, все перебежали на другую сторону.

       – Да, у нас они есть, Егер, действительно есть, поверь! Просто ты не понимаешь психологии тайной полиции, – усмехнулся Райан. – Упаси тебя бог, когда-нибудь поверить, что можно доверять кому-нибудь в ФБР. Многие из нас в Бюро, особенно ветераны, это люди, которые внутренне ненавидят ту же самую гниль, что и ты, и хотели бы, чтобы их дети росли в таком же мире, который ты желаешь своим детям. Но мы работаем на того, кто платит нам зарплату, и мы бросимся на любого, кто поднимет руку на Систему, частью которой мы сами являемся. Мы можем втайне радоваться, когда ты прикончишь какого-нибудь расосмесителя на автомобильной стоянке, но вылезем из кожи вон, чтобы первыми сцапать тебя за это. Мы – наемники евреев, и отрабатываем наш хлеб. Мало того, мы считаем личным оскорблением, когда какой-нибудь сукин сын, вроде тебя, бросает нам вызов.

       Оскар секунду подумал, а затем ответил:

       – Другими словами, вы схватили больше стапятидесяти куклуксклановцев, осужденных в прошлом году по обвинению в организации заговора в нарушении гражданских прав черных, потому что это работа, за которую вам платят, но на самом деле вам это не настолько нравилось, как вы изображали, когда рассказывали о следствии и арестах по теле.

       – Неправильно! – прервал его Райан. – Ты все еще не понимаешь психологии тайной полиции. Я с удовольствием арестовал это дерьмо, с большим удовольствием, чем получил от всей своей работы в Бюро. Я вообще не притворялся, когда назвал их «отбросами общества». Я знаю, что ты думаешь, Егер. Ты думаешь, что в душе эти клансмены были правы, и что они просто по-своему делали то, что ты делаешь по-своему. Но они – идиоты, неудачники. Они – тупицы. И они ошиблись, думая, что они умнее нас. Они бросили нам вызов. Они трясли своими членами перед нашими лицами. За это мы оторвали им яйца.

       – Хорошо. Я думаю, что тоже бросил вам вызов. И что вы теперь намерены делать, Райан?

       – Это зависит от тебя, Егер. Если ты – разумный человек, который понимает, когда его держат за одно место, и принимает это за факт, то, возможно, мы сможем сработаться. С другой стороны, если ты захочешь строить из себя твердый орешек, я тебя уничтожу. Я прямо сейчас позвоню в СМИ и разрешу им показать меня в последних вечерних известиях, выводящего тебя отсюда в наручниках.

       – Я считаю себя разумным человеком. Какую работу вы имеете в виду?

       – Вот ответ, который я хотел услышать – просиял Райан. – Не беспокойся о работе. Тебе она понравится. Работа будет в основном такой же, как та, в которой ты так хорошо себя показал. За исключением того, что с этого времени выбирать цели для тебя буду я сам. Он на мгновение сделал паузу, и из его глаз исчез блеск. Когда он продолжил, его голос стал резким и холодным. – Прежде, чем мы обсудим в детали, я хочу внушить тебе, что я – осторожный человек, Егер, очень осторожный человек. И у тебя нет никакого выбора, кроме как точно выполнять мои задания. Если ты когда-нибудь попробуешь надуть меня, это кончится для тебя не наручниками, а холодным столом в морге. И даже не мечтай попытаться прикончить меня. Это не решит твоих проблем. Никто в Бюро не знает того, что я теперь знаю о тебе, но я предпринял меры, чтобы гарантировать, что они скоро все узнают, если со мной что-нибудь случится.

       И опять наступила тишина, потому что Райан замолчал, собираясь с мыслями. Лицо Оскара осталось невозмутимым, но его мозг лихорадочно работал. Он сомневался в последних словах Райана: было непохоже, чтобы этот человек напрасно тратил время на посмертную месть. Он вряд ли оставил какие-нибудь улики в кабинете в Бюро, где другие могли бы преждевременно найти их, потому что это создаст проблемы как для него самого, так и для Оскара. Если он действительно принял какие-то меры, то должен был подробно рассказать о них Оскару. Они могли служить действенным средством устрашения, только если заслуживали доверия.

       Предположим, что Райан оставил запечатанный конверт своей жене. Что в нем может быть такое, что выдержит разбирательство в суде, если Оскар однажды просто спрячет концы в воду и избавится от некоторых опасных вещей, вроде своего оружия? Один-единственный отпечаток большого пальца не изобличит его. При мысли об этом отпечатке большого пальца он опять чертыхнулся в свой собственный адрес. Он всегда был таким осторожным и старался не оставлять отпечатков, когда шел на операцию! И вот оставил отпечаток во время разведки! А ведь той кладовой в туалете он даже не воспользовался!

       Снова сосредоточившись на Райане, Оскар решил, что если тот ослабит свою бдительность на долю секунды, он может броситься на него, потом избавиться от тела и принять некоторые срочные меры, чтобы защитить себя от последующего следствия, если оно вообще будет. Если ничего не произойдет в течение месяца – двух, он сможет возобновить свою прежнюю деятельность.

       Этот образ действий привлекал его намного больше, чем работа личным наемным убийцей Райана. Он постарался, чтобы напряжение мышц не выдало его нового намерения. Напасть на Райана будет нелегко. Это должно стать для него полной неожиданностью.