V

V

Оскар аккуратно отложил в сторону пачку газетных вырезок, которые он держал на коленях, потянулся, зевнул, полностью откинулся назад в мягком кресле и закрыл глаза. Это была трудная неделя, и ему требовалось время, чтобы кое-что обдумать. Он был почти рад, что мать Аделаиды приболела, и Аделаида улетела в штат Айова, чтобы побыть с матерью в выходные. Сам он провел все это тихое субботнее утро, читая новости и редакционные комментарии в пачке журналов и газет, которые он набрал в газетном киоске вчера вечером, после того, как отвёз Аделаиду в аэропорт.

       Большая часть новостей и комментариев касалась его лично и того, что он натворил.

       В новостях за последние десять дней едва ли обсуждалось что-нибудь другое. Спустя два дня после убийства Джонса – в среду прошлой недели – СМИ сообщили о взрыве бомбы в доме расово-смешанной пары в Буффало и автоматном обстреле из проезжавшего автомобиля расово-смешанной группы людей, стоявших в очереди на дискотеку в Сан-Франциско, известную своей своими разномастными посетителями. В последнем случае семь человек были убиты и более десятка ранено, а полиция арестовала двух Белых подозреваемых. По взрыву бомбы в Буффало не было никаких предположений.

       В четверг, почти затерявшиеся в продолжающемся гвалте СМИ по поводу стрельбы в Сан-Франциско, промелькнули сообщения об убийстве в Чикаго двух белых женщин-сестер, предположительно живших с черными, и жестоком избиении расово смешанной пары в своем доме в Филадельфии.

       Затем плотину прорвало. В пятницу появились сообщения о 19 серьезных нападениях по всей стране на расово смешанные пары или группы. Впервые СМИ признали, что это были дела множества разных борцов, хотя в каждом случае делалась ссылка на «Вашингтонского убийцу – ненавистника», а случаи за пределами Вашингтона описывались как работа «подражателей». Более чем в половине случаев были произведены аресты.

       Оскар, читая подробности, недоверчиво качал головой. Большинство из тех, кто подражал ему, похоже, действовали с поразительной неосторожностью. Казалось, будто все они были старые добрые ребята, которые сидели за пивком, смотрели по телевизору передачи об одном из подвигов Оскара, а потом сказали: «Ого, чистая работа! Я думаю, что сделаю то же самое». И они пошли и сделали это, но по-детски, без всякой подготовки и плана. Остались ли вообще в Америке серьезные люди?

       Более обнадёживающими были бритоголовые ребята – «скины» – которые подхватили знамя Оскара с истинным энтузиазмом. Скинов было много, они были очень заметны и без всяких колебаний врезались в расово смешанную толпу с бейсбольными битами, велосипедными цепями и кирпичами. И конечно, всё, что они делали, было совершенно незапланированно, и чаще несмертельно, хотя в одном случае несколько бритоголовых прирезали насмерть смешанную пару на улице в Кливленде. В целом, расосмесители, похоже, больше опасались встреч с бродячими бандами бритоголовых, чем убийц-одиночек.

       Беспокойство действительно возросло настолько, что смешанные пары откровенно заговорили о своем страхе появляться на людях. Один общественно-политический журнал сообщил, что некоторые белые женщины в районе Лос-Анджелеса, которые раньше брали своих детей-полукровок с собою за покупками, теперь стали оставлять их с соседями. В одном интервью владелец ресторана в Вашингтоне подсчитал, что с тех пор как СМИ начали сообщать о нападениях, число посетителей – смешанных пар снизилось у него в заведении более чем на восемьдесят процентов.

       Ответ Строя был неистовым, злобным и массированным. Оскар был удивлен. Он, конечно, ожидал большого шума в СМИ и крупных полицейских мероприятий, но совершенно не мог представить таких водопадов гнева и ненависти. Некоторые выступления по телевидению политических деятелей, церковников, педагогов и других лиц были совершенно бессвязными от выражаемых чувств. Один христианин-евангелист неудержимо сотрясался, но не от горя, а от гнева, осуждая нападения на расово-смешанные пары как дьявольскую попытку сорвать «Божий план для Америки». Раввин с подобными же чувствами буквально завывал с пеной у рта. Президент Йельского университета Болдуин Джаккомо заплакал, признаваясь, как ему «стыдно, что я – белый ... [и] моя кожа того же цвета, что у этих больных, сумасшедших существ», которые осуществили эти расовые нападения.

       Следя за этим последним выступлением, Оскар задавался праздным вопросом, как этот добрый ученый ответил бы, если предположить, что некоторые из нападений могли быть делом черных сепаратистов, скажем, мусульман Луиса Фаррахана, которые по тем же самым причинам, что и расово-сознательные Белые, выступают против расового смешения.

       В то же время Оскар сознавал, что в том, чему он является свидетелем, здравый смысл не играет никакой роли. В некотором смысле слова всех этих выразителей общественного мнения мотивировались религиозными чувствами, даже притом, что некоторые из них могли считать себя агностиками или атеистами. Они следовали религиозному убеждению, что расово-смешанная Америка лучше, чем Белая Америка, что ребенок мулата лучше Белого ребенка, а Белая женщина, которая выбрала черного спутника, лучше той, которая выбрала Белого. Оскар знал, что эти деятели будут отрицать, если такой вопрос задать им прямо; они будут увиливать от ответа и ходить вокруг да около, говоря о «человеческом достоинстве», «равенстве» и тому подобном, но было совершенно ясно, во что они верят в действительности.

       Каким-то образом Оскар всегда знал, как на самом деле обстоят дела. Он опять подумал о ненависти, которую видел тогда перед посольством Южной Африки на лице молодой женщины-демонстрантки и одобрительный взгляд стоящего рядом священника. И всё же это его по-прежнему удивляло. Он знал, что Америка насквозь прогнила, что ее разложение пустило глубокие корни, и многие слои населения страны питаются от этих корней, и будут сопротивляться любым попыткам их выкорчевать. Но реакция на его нападения на кровосмесителей была гораздо большим, чем просто защита своих корыстных интересов. Оскар тряхнул головой от удивления. Совершенно ясно, что между ним и этими людьми лежала непроходимая пропасть, и не просто из-за различных интересов, но и ввиду непохожего восприятия действительности и духовных расхождений.

       Комментарии в печати были более последовательными, чем заявления по телевидению, но такими же злобными. Передовые статьи призывали к принятию нового федерального закона, вводящего автоматическую смертную казнь любого осужденного за преступление на расовой почве, причём одна из наиболее эмоциональных статей вышла из под пера автора, который в течение многих лет выступал против смертной казни вообще.

       Директор Американского союза борьбы за гражданские свободы в пространном письме редактору газеты «Нью-Йорк Таймс» доказывал, что общие гражданские права подозреваемого в преступлении должны временно отменяться, если Белый обвиняется в нападении на небелого на расовой почве. Третий автор, законодатель из штата Массачусетс, предложил, что из-за трудностей в доказательстве мотивов, всякий раз, когда подозревается Белый, а его жертва – относится к другой расе, то бремя доказательства невиновности должно быть переложено на подозреваемого и он сам должен будет доказать, что его действия не имели расового мотива, дабы избежать особых наказаний, предусмотренных за совершение «преступлений на почве ненависти».

       Однако приз за злобу был взят постоянным ведущим рубрики в газете «Вашингтон Пост», Дэвидом Джейкобсом. В своей колонке за прошлую пятницу он утверждал, что судя по почерку убийства в районе Вашингтона и нападения на расово смешанные пары в других местах, были совершены сексуально озабоченными Белыми мужчинами, которые завидуют большей сексуальной привлекательности черных мужчин для Белых женщин. Он даже сделал экскурс в историю, приписав тот же мотив сексуальной несостоятельности Белым, которые линчевали черных в начале века. Затем Джейкобс сделал вывод, что весь Белый расизм коренится в сексуальной зависти. И в заключение он написал, что Белый расизм будет оставаться величайшим злом, угрожающим всему миру до тех пор, пока Белая раса не исчезнет с лица земли, а правительство, чтобы приблизить этот день, должно еще больше поощрять межрасовые браки. По его мнению, налоговые льготы для смешанных пар были бы хорошим шагом в этом направлении.

       Эта колонка привела Оскара в бешенство, когда он впервые прочёл ее восемь дней назад. Перечитывая её сегодня, он старался понять, что собой представляют люди вроде Джейкобса. Что ими движет? Джейкобс, похоже, относился к иному сорту, нежели пришибленный виной президент Йельского университета или оскорбленные священники и политические деятели. Из слов его статьи сквозила неприкрытая, холодная ненависть. Для него Белые были подобны особо опасным бактериям-спирохетам, для избавления от которых следует разработать антибиотик.

       По крайней мере, с большим удовлетворением подумал Оскар, этот Джейкобс больше ничего не напишет для «Вашингтон Пост». Оскар принял решение позаботиться об этом на прошлой неделе, как только прочёл писания Джейкобса. И он выполнил своё решение в течение нескольких часов.

       К несчастью для Джейкобса, его заметка была не единственным местом в газете за прошлую пятницу, где упоминалось его имя. В разделе газеты под названием «Стиль» сообщалось об «издательской вечеринке» в связи с появлением новой книги другого автора «Вашингтон Пост». Хозяином вечеринки, упоминаемой в статье из «Стиля» оказался коллега автора, Дэвид Джейкобс, который принимал гостей в своей роскошной квартире в Джонс Корт. Статья привлекла внимание Оскара только потому, что он заметил мерзкий взгляд конгрессмена Горовица на фотографии среди гостей на вечеринке у Джейкобса.

       Короткий звонок в «Вашингтон Пост» позволил установить, что Джейкобс обычно не появляется в своем офисе раньше 2 часов дня. На карте Вашингтона Джонс Корт оказался длинной тупиковой улицей, тянущейся целый квартал. Как оказалось, на улице было только одно здание, которое выглядело подходящим для размещение шикарных квартир, и когда Оскар заехал в оставленную без присмотра подвальную стоянку сразу после полудня, он тут же заметил автомобиль с пропуском для сотрудников «Вашингтон Пост» на ветровом стекле.

       Когда полчаса спустя Джейкобс спустился вниз, чтобы сесть в свою машину, он так никогда и не узнал, что отправило его на тот свет.

       Вспоминая потом, как он убил Джейкобса, Оскар едва мог поверить, насколько легко это произошло. Не было даже нервозности и пота, которые предшествовали каждой из его более ранних операций. Он сделал все настолько спокойно – можно было даже сказать, «непринужденно» – как будто доставил по адресу пиццу, а не совершил убийство среди бела дня. Несомненно, отчасти это произошло из-за счастливого стечения обстоятельств: находки ключа к адресу Джейкобса сразу после прочтения его колонки, его привычки поздно появляться на работе, оставленного без присмотра гаража, пропусков для сотрудников на ветровом стекле, скорого и удачного появления Джейкобса в то время, когда не было свидетелей...

       Стремительность, с которой работа была закончена, доставила Оскару чувство гордости. Он улыбнулся, подумав, как эта стремительность возмездия, должно быть, расстроила коллег Джейкобса. Но гордость Оскара была умерена беспокойством: он должен принять меры против самонадеянности и небрежности. Раньше он никогда так опрометчиво не направился бы к своей мишени средь бела дня.

       Когда Оскар разбирался в событиях последних недель, его несколько раздражало еще кое-что, некое чувство бессмысленности. Куда он движется? Какого итога своих действий он добивается? Должна ли его деятельность оставаться своего рода оздоравливающим увлечением? Или теперь, когда он достиг своей начальной цели, вызвав массовый ответ на свои нападения на смешанные пары и обрел некоторое число подражателей по всей стране, ему, возможно, следует достойно уйти и жениться на Аделаиде?

       Он вздохнул от таких видов на будущее. Он знал, что не сможет уйти. Его захватил бы прежний недуг. Оскар был не из тех людей, кто может стоять в стороне и наблюдать за уничтожением своей расы и цивилизации как непричастный свидетель. Он должен был действовать. «Достаточно ли выбирать цели случайно», – спрашивал он себя, – Дэвида Джейкобса, Тирона Джонса или, возможно, Стивена Горовица?» Хватит ли их, чтобы успокоить его совесть и в то же время более или менее благополучно жить с Аделаидой?

       Оскар не был полностью убежден, что это возможно. Вместе с тем его не слишком тянуло продолжать отстрел межрасовых пар каждые три-четыре дня. Теперь это казалось неоправданным риском. Если ему все же предстояло играть с судьбой, то он склонялся к тому, чтобы поднять ставки и отправиться за более крупной добычей. Но кто следующий? И почему? Какой, вообще должен быть замысел?

       У Оскара не было ответов. Он снова вздохнул и повернулся в кресле. Равнодушно поглядел на стопку газет и журналов на столе перед собой, и его глаз снова упал на фотографию гостей на вечеринке у Джейкобса в «Вашингтон Пост» за прошлую пятницу. Он взял газету и внимательно целую минуту смотрел на лицо конгрессмена Стивена Горовица. Какое уродство! Какое крайнее воплощение зла! Слабое, мрачное подобие улыбки медленно мелькнуло на его губах, и он пробормотал про себя: «Вопросов не задавай; сделай иль умирай».

       Оскар отложил газету в сторону. По крайней мере, одно решение он принял.