198

Теперь же, с той минуты [когда впереди затихли], как прозвучали и потом затихли офицерские шпоры, затихла и его робкая любовь… [И он] Все было кончено [и он думал], надежда невоз- можна… «Да, теперь все кончено, думал он. Я рад, очень рад…»

Своею женою он воображал ее Надю, а поче- му-то всегда полную даму с высокой грудью, по- крытой венецианскими кружевами. (…) лучом благодати твоей просвети мою душу. Л. 12 Она читала молитву, написанную на листке почтовой бумаги и сочиненную одним стариком, товарищем ее покойного мужа. Эта молитва была тем хороша, что в ней в сжатой форме и на обык- новенном разговорном языке говорилось обо всем, что нужно: и о счастии, и о детях, и о сом- нениях, и об усопших… Ольга Ивановна моли- лась редко и всякий раз находила в этой молитве всё новые и новые прелести. Теперь ей особенно понравилось выражение, которого она раньше как-то не замечала: «Солнце светит, а в душе моей темно». Зеленые и красные окошечки лампадки отражались в золотой ризе маленькой иконы, и это было так красиво и ласково, что Ольга Ива- новна пожалела, что дочитала до конца молитву и что ей уже не о чем говорить богу.

Алеше не хотелось спать. Сегодня утром он был в аптеке и видел мертвеца, потом пять часов, не слезая, просидел на лошади и сильно озяб, потом завтракал с одним товарищем и выпил бутылку вина; обедал он не дома и тоже пил, видно, потом, вернувшись домой, долго ходил по комнатам и думал; когда мать и сестра приехали из театра и привезли с собою Ивашина, он очень обрадовался и не заметил, как прошло время. Теперь он чув- ствовал,, что ему еще чего-то недостает и что-то еще нужно. Весь день он молчал, и ему хоте- лось теперь говорить, но говорить долго, часа три# Л 18 Иванову [сказали] сказал Федя [племян(ник)],* брат жены управляющего, что за лесом пасутся дрохвы. Он зарядил ружье картечью. Вдруг - волк. Он выпалил. Размозжил ishiadic в обоих