Сталин и Сталинизм. Часть вторая: Мировая Война (10.08.2012)

Сталин и Сталинизм. Часть вторая: Мировая Война (10.08.2012)

Принято числить среди сталинских преступлений — планирование и провокацию большой войны и сам метод ведения войны.

Планирование описывается трояко:

а) у Сталина якобы имелся план завоевания части мира, и Гитлер был для Сталина своего рода «ледоколом» (термин беглого разведчика Резуна-Суворова, эту версию любят цитировать либеральные публицисты, она популярна не в научной среде, это журналистская версия). У Сталина, якобы, имелся план нападения на Германию, и Гитлер упредил события, его можно понять. В этой версии войну именуют дракой шакалов.

б) Гитлер есть порождение Сталина в том смысле, что национал-социализм есть паритетный ответ на большевизм. Убийство по национальному этническому признаку (так считает германский историк Эрнст Нольте, это более фундированная версия) — есть паритетный ответ на убийство по классовому признаку.

с) Сталин пошел на сговор с Гитлером, заключил с ним союз, с тем чтобы натравить Гитлера на Европу. Согласно этой версии, 2-я мировая война началась в день раздела Польши между Германией и Россией. Затем произошел сбой в планах — именно поэтому Сталин не ждал нападения 22-го июня.

Несложно заметить, что эти версии друг другу противоречат. Если Сталин готовил войну, стянул войска к границе, тогда почему он прозевал нападение Германии? если сговор Сталина с Гитлером означает план захвата мира, как описать сговор Англии с Гитлером? Путаница неизбежна: даже общей даты раздела Польши нет — русские войска вошли в Брест позже. Сама Польша незадолго до того, как стать жертвой, участвовала в разделе Чехословакии — по последствиям Мюнхенского сговора Чемберлена с Гитлером. СССР и Англия — благополучно разделили Иран, — и это куда более существенный акт, нежели раздел Польши, которая, вообще говоря, некогда была российской территорией — а Иран все же британским не был. Одним словом, в этих версиях приходится использовать выборочные факты. Когда поминают, что Брестская крепость за два года до того была польской, то правильно будет указывать и на то, что еще раньше, в 20-е годы, в Бресте был польский концлагерь для красноармейцев, где пленных содержали в жестяных бараках, что дало определенный эффект — зимой умерли все. История — вещь длительная, а уж говоря о мировой войне использовать один факт из трех — нелепо.

Тем не менее — версии существуют. Противоречия устраняют обнаруженными секретными протоколами заседаний Политбюро, или знанием деталей в военной технике.

Появилась профессия: «знатоки военной амуниции и техники», такой литературы сегодня повально много, техническими подробностями знатоки описывают ситуацию и делают выводы. Исходя из объемов поставки солярки на границу, из качества ружейного масла и из количества самолетов — объясняют, почему СССР готовился к войне, но не мог вооружение использовать для защиты границ.

Техническими подробностями (сюда же входит обнаруженный документ с одним абзацем про намерения Сталина) описывают вековые распри многомиллионных народов, мировую войну, тяжелейшую в истории всего человечества.

Разумеется, количество сабель в полку неплохо бы знать; однако воюют не количеством сабель и даже не количеством самолетов; воюют не числом, а умением. Все и всегда — решает дух, история про 300 спартанцев известна широко, и рассуждать о мировой войне, исходя из одной найденной бумажки и количества литров солярки — крайне не корректно.

Война всегда, а мировая война — в тысячекратном размере: многосоставное и многопричинное дело. Причин было много, и важны все причины.

Плохой Версальский договор, аппетиты банков, личности торговцев оружием, чванство правителей, инерция армейского коллектива, утопические прожекты агитаторов; важно все вместе — и досада капиталистов на коммунизм, и страсть Гитлера, и коварство Сталина, и расчет Черчилля, и амбиции мелких стран типа Финляндии или Латвии — тут все считается, и, если пропустить деталь, так машина не поедет.

Во всех версиях — а, б, с — выходит так, что не будь Сталина, тогда и Гитлер вел бы себя иначе. Однако не противостоянием этих фигур измеряется мировая война, и не противостоянием вверенных им партий. И не противостоянием программ этих партий. Даже такие крупные фигуры, как Сталин и Гитлер, — непомерно мелки для огромной мировой войны, и программы их партий — ничтожны рядом с движением многомиллионных человеческих толп. Сталин, как известно, менял риторику несколько раз в ходе войны; менял некоторые посылки и Гитлер — а война шла и шла. Более того, если бы заговор против Гитлера и осуществился (тот, первый, в самом начале войны) — то война все равно продолжалась бы. И заговорщики в 44-м — хоть уже и хотели мира — наполовину стояли из радикальных военных и опытных живодеров: заговорщик Небе, скажем, командовал айнцац-командой группы Центр. Связывать с определенными программами небольшого круга лиц — всю мировую войну — не всегда получается. А если и получается, то это всегда ошибка.

Война живет жизнью больших стихий. Мирное время не опишешь деятельностью одной финансовой капиталистической корпорации — как бы эта корпорация не была хитра. И военное время — не опишешь планами одного ловкача. Война и мир — это как океан и суша. Считать, что мировой океан возник, оттого что капитан корабля захотел войти в некую гавань — безумная фантазия. Однако такими фантазиями живет любительская историография.

Здесь любопытно иное: известно, что Гитлер не был гением, по интеллектуальным параметрам не велик, но безусловно он сыграл роль гения и демиурга, его, так сказать, история делегировала на большие дела. Нечто подобное и в случае Сталина — он не был великим мыслителем, великим моралистом, великим поэтом, но история поставила его в такое место, где он сыграл роль великого вождя. То же самое касается и Черчилля — он был никакой художник, посредственный историк, банальный писатель — но последовательный исполнитель воли истории своей страны. Недоразумение сегодняшнего дня состоит в том, что мы часто говорим: какое мелкое нынче время! — а тогда было титаническое. И это неверная посылка. «Мелкое» время началось уже тогда — «крупным» (то есть с масштабными идеями) время было в самом начале века, а вот потом крупных идей катастрофически не стало. Нам легко признать (не мешает национальное чувство), что Гитлер был человеком не особенно масштабным, не являлся крупной личностью, но скажите это же про Черчилля — и любой англичанин вскипит. А это, тем не менее, именно так.

Разумеется, все они были люди выдающиеся и амбициозные (как и Муссолини, и Хирохито, и Рузвельт, и де Голль) — но среди них не было деятелей масштаба Ленина, Бисмарка или Наполеона, не было исторических и политических мыслителей. Это были исполнители. Факт состоит в том, что лидеры второй трети XX века — как бы докручивали историю до логического конца — они обладали страстью и волей. Но сказать, что это они изобрели и затеяли весь океан войны, сформулировали исторические концепции — как то делал Цезарь или Петр или Ленин — это будет, увы, излишней лестью. Наиболее ярок в этом отношении, вероятно, Гитлер — но и гитлеровская концепция мирового развития принадлежит не вполне ему самому. Искать причины в лидерах того времени можно бесконечно, детали и документы для истории важны — но не только протоколы конкретного заседания решают дело. Следом за одним заседанием — было другое, потом третье. Как мы знаем, свои решения лицемерные правители меняли каждый божий день. Если принять, что сталинское намерение выдержало срок в три года, то что делать с его отношениями внутри партии, где он отказывался от своих слов в течение трех дней. Все это важно — но не принципиально важно. Вильсон, как известно, составляя свои знаменитые 18 пунктов для проекта Версальского договора, путал географическое положение европейских стран. Какова же цена этого документа — а ведь пункты Вильсона цитируют постоянно. Полагать, что найденный (допустим, даже подлинный) документ о намерении Сталина начать войну — решает что-либо в мировой войне, это все равно, что полагать, будто намерение космонавта полететь на Луну описывает устройство космоса. Следует исходить из того, что война мировая, и следовательно причина ее — мировая. Если эту мировую причину мировой войны обозначить, то дальнейшее станет яснее.

Принять за стратегическую причину мировой войны план злого тирана учинить сговор с целью получения Польши и Прибалтики — крайне мелкая мысль. Однако с этой мыслью сегодня любят играть.

Итак, это первая фаза военных обвинений — стратегическая. Она важна, но нуждается в историческом анализе, а не в детективных разысканиях.

Помимо обвинений в стратегии, есть обвинения частного характера, тактические.

К стратегическим преступлениям добавляют злодейства социальные: Сталин в 1937-м году расстрелял военных, которые могли обеспечить безопасность страны; он ввел жестокий приказ о наказании для тех, кто попал в плен и их семей; Сталин не подписал конвенцию Красного креста, чем обеспечил жестокое обращение с военнопленными; Сталин ввел так называемую «четырехслойную тактику» (кто придумал этот дикий термин, неизвестно, но термин получил хождение как якобы научный), когда павшими солдатами в четыре слоя застилали не нужный рубеж; Сталин провалил все возможные военные операции, он был самодуром; Сталин, забрав всю власть, «воевал по глобусу»; проигранное начало войны — результат преступной халатности. Сюда же иногда добавляют и личную трусость — спрятался в первые дни войны, а выступал по радио — Молотов.

Все вышеперечисленное свидетельствует о планетарного размера авантюре Сталина. Не будь Сталина — на земле царил бы мир, он всех погубил. Это обвинение, в целом, поддерживается журналистской риторикой Запада. Вина Гитлера не ушла, но ретуширована. Говорится так: фашисты ведь покаялись, был Нюрнбергский процесс, денацификация. А где декоммунизация? Где покаяние коммунистов в том, что они развязали бойню? Год от года эта версия звучит все громче.

2а) Все вышеперечисленное почти правда — и вместе с тем полная неправда.

Сталин не начинал мировой войны: ему предприятие такого масштаба было неподъемно. Расстрел Тухачесвского и прочих генералов, обвиненных в шпионаже, и последовавшая чистка в офицерских рядах — мало что изменили в руководстве РКК и на ход войны не повлияли. Сходную чистку, кстати будь сказано, провел и Гитлер. Трусом Сталин не был, по глобусу он не воевал, четырехслойной тактики не изобретал, в гибели русских пленных он невиновен.

Но многое в обвинениях соответствует действительности. Просто все сложнее.

Как это часто бывает в истории (и в частной жизни тоже) люди стараются не заметить того, что сами фигуранты истории провозглашают как самое главное. Это эффект крупного географического названия на карте, которое никто не видит, в то время как выискивают маленькую деревушку.

Гитлер очень громко провозгласил новое немецкое государство Третьим Рейхом, установив прямое родство с Гогенцоллернами и Гогенштауфенами, с императорскими семьями Священной Римской Империи. Все императоры Священной Римской империи, начиная с Карла Великого, Оттона, Генриха Птицелова — и вплоть до прямого предшественника Гитлера, Отто фон Бисмарка, занимались тем, что собирали распадающуюся Европу в единый организм, противопоставляя эту единую имперскую конструкцию — варварству.

Гитлер — в его собственной терминологии, в его собственных словах, высказанных тысячекратно — стал очередным Императором Священной Римской империи. Вся идеология, вся атрибутика, все ритуалы, вообще все — было сделано, чтобы подчеркнуть эту его миссию. Его дружба-вражда с Англией того же происхождения, его ненависть к Франции — того же происхождения: это именно Наполеон и идея «империи-республики» пресекла однажды порядок Священной Римской империи.

Ненависть к Франции вообще доминанта гитлеровского характера, равновеликая к ненависти к евреям. Франция для Германии всегда была основным соперником — на протяжении веков франко-прусские войны определяют карту Европы. В качестве преемника одного из Каролингов, а именно германского императора — Гитлер всегда видел именно во Франции первого врага и первую добычу.

Оттуда же — рабочее отношение к славянскому пространству. Черчилль в письмах уже в 39-м году, когда началась война, говорил о неизбежном рывке за нефтью. И наследие Первой мировой войны, того самого, не опровергнутого плана Шлиффена — то есть, рывка в одном направлении (Запад), а потом в другом (Восток), осуществимого благодаря немецкой дисциплине — все это оставалось актуальным.

Это была новая Священная Римская империя — живущая по законам данного организма.

Придумать логику развития Священной римской империи — Иосифу Джугашвили, при всем его коварстве, было не под силу.

Немаловажно и то, что Вторая мировая война была не просто продолжением Первой — это была та же самая война. Первая мировая война питалась великими планами. Великими людьми замышлялась — великими же людьми и пресекалась. Однако война не кончилась — это была огромная война, не нашедшая естественного конца, остановленное театральное действие. Посреди океана возвели плотину — эту плотину скоро прорвало.

Армии даже не поменялись. Тухачевским больше — или меньше, таких же генералов были сотни, Михаил Николаевич — не самый талантливый и не самый яркий. И с немецкой и с русской стороны — сотнями выходили воевать те же самые люди, что уже воевали друг с другом. Те же самые генералы вышли на то же самое поле в тех же самых сапогах — и с теми же самыми целями. Среди генералов, принявших участие в кампании — 80 % были ветеранами Первой войны. Тогда майорам и полковникам было по 25–35, а в 1939-м году им стало 45–55: славный возраст для генерала и командующего фронтом.

Немаловажно и то, что Вторая мировая война (как мы ее привыкли называть) для Европы была 3-ей Франко-Прусской, и основная интрига европейской части войны лежит именно в этом конфликте республики и империи, двух способов европейского управления.

Если начинать отсчет с Тридцатилетней войны (а это было бы правильно делать), то конфликт и стратегия еще старше, но с 1870 года — срок совершенно живой, исторически здравый. То была №ья франко-прусская с давним выяснением принципиальных вопросов.

В отношении роли Сталина и русской роли в войне — это значит следующее: война не только началась бы все равно, помимо Сталина и России, — война уже и шла давно, помимо России и Сталина. А России выпала роль странная: — таскать для чужих дядей каштаны из огня. А огонь был сильный.

Свои интересы были у всех: у Англии — явные колониальные, война в Африке была для Англии, разумеется, важнее, нежели бои на европейском континенте; для Америки — стратегия будущего; для Германии — план объединения Европы, осуществление идеи Римской империи; и только для России — это стало вопросом выживания. Стратегия на уничтожение была провозглашена внятно и громко, и тактика была соответственная.

То была во многих отношениях ненормальная война — если смотреть здраво, то многое перепутано: философы и прожектеры играют роль мясников; варвары и невежды — играют роль спасителей цивилизации; банкиры и финансисты — выступают в качестве филантропов. Это кажется бессмыслицей.

Однако имеет ответ, если видеть (стараться видеть) план мировой войны в целом.

Пока же надо ответить на ряд тактических обвинений Сталина.

Он проигрывал начала войны. Ответ прост: да, проигрывал. Никакой подоплеки тут нет — просто один боксер сначала побеждал, а потом проиграл. И количество солярки в танках здесь ни при чем. Драка это драка. А если бы было иначе, то вес рост и возраст боксера решали бы поединок. Детали важные, но потом они поднимаются на ринг и решает все кулак и везение. Да, сначала проиграл. А потом выиграл. Так получилось.

В отношении храбрости Сталина сомнений никаких нет. Возможно, это не столько храбрость, сколько бесчувственность. Трудно оценить, чего больше в реплике «я солдат на генералов не меняю», а вторая реплика, сказанная в Потсдаме, когда ему предложили посетить лагерь Заксенхаузен, где погиб сын Яков — «я сюда не по личным делам приехал» — ошеломляет бесстрастием. Чадолюбия он не был лишен — делайте выводы сами. Из осажденной Москвы он не уехал, 19-го декабря было введено осадное положение, правительство отправилось в Куйбышев, Сталин остался. Вероятно, степень концентрации была такова, что он не замечал опасность. С другой стороны, никогда не выезжал за пределы СССР — ни на какие переговоры. Осторожен был. В Потсдам — когда там русские. В Тегеран — когда Иран поделили и оккупировали советские и британские войска. Если осторожность — трусость, тогда трусоват. На Аркольском мосту замечен не был, это точно.

В первые дни войны он действительно был на даче — оторопел. Есть много свидетельств его растерянности, он был ошарашен. Собрался с силами только через три дня. Есть свидетельства, что он продолжал вести встречи с военными и провел эти три дня интенсивно — но был он подавлен, факт. Это был колоссальный промах, безусловно. Тем более что его предупреждали многие — тот же Зорге, например. Кстати, донесения Зорге впоследствии помогли снять дивизии с японского направления — он знал, что там удара не будет. Это была ошибка, преступная халатность, вину за которую возложили на расстрелянного генерала Павлова. Тот, впрочем, тоже хорош — пошел в театр, зная, что возможно нападение. 22-е июня — непростительная ошибка Сталина.

Далее.

Печально известный приказ № 270 был действительно направлен против командиров, отказывающихся вести бой и сдающихся в плен, а также (предельно жестоко) этот приказ делал заложниками их семьи. По этому приказу много сотен, даже тысяч людей были арестованы и пошли в лагеря. Это был крайне жестокий приказ. Однако важно знать, что данный приказ содержал и второй параграф — касательно того, что рядовой получал права перехватить командование у командира, который почему-либо уклоняется от ведения боя. Это было принципиальное добавление, дающее намного больше прав рядовому составу и вписывающееся в политику объявленной «народной войны». Сталин принял решение о данном приказе после пленения его сына Якова, который попытался возглавить прорыв из окружения, но был отвергнут частью как недостаточно высокий по чину. Настоящим приказом обеспечивалась бесперебойная атака, и в условиях, когда враг был под Москвой, этот пункт оказался важным. В Ржевско-Вяземских боях это были длительные бои, почти год, к данному пункту рядовые прибегали не раз.

Надо сказать, что сведения о том, что все, прошедшие плен, получали 10 лет лагерей, фактически не верны. В советские лагеря попало 18 % тех, кто был в немецком плену. Это много, но это существенно меньше, чем гласит легенда. На 82 % меньше.

То есть, для того чтобы выработать моральный критерий отношения к данному приказу — надо учесть все аспекты «народной войны». Война в этой стадии уже стала народной. Судить о войне народной по меркам войны регулярной — абсолютно неверно.

Эта ошибка в условиях суждения — важна.

Что касается подписанной-неподписанной Женевской конвенции. Это крайне важный аспект войны — на совести Солженицына утверждение (многократное), что именно фактом неподписания конвенции Сталин обрек военнопленных на гибель в адских условиях. Мол, других пленных содержали как людей, а русских солдат практически уничтожали. Солженицын солгал — причем многажды и тенденциозно. Эта ложь — одна из самых серьезных. Дело в том, что между Германией и Россией существовала конвенция Генуи, подписанная в 20-е годы СССР, и этой конвенции никто никогда не отменял. Конвенция женевская от генуэзской отличалась лишь тем, что в ней положение в плену офицеров и солдат — рознилось по довольствию и содержанию, а советская сторона демонстративно соблюдала равенство в армии. Также был пункт, запрещающий принуждать офицеров к труду и наделяющий их жалованием. Советская сторона эти дополнительные пункты отвергла. Но что касается гигиены, условий труда и содержания в плену — генуэзская конвенция все описывала и оставалась действующей. Дело не в женевской конвенции (например, Власов, попав в плен, первым делом потребовал, чтобы его содержали не как рядового, а с уважением) — дело в том, что существовал гитлеровский приказ по поводу обращения с пленными русскими «они нам не товарищи» — предписывающий уничтожение. Существовала знаменитая резолюция Кейтеля на взволнованное письмо фон Мольтке о содержании русских пленных («поймите, речь идет об уничтожении»), существовал приказ о комиссарах — всякий комиссар или коммунист расстреливался на месте, и, наконец, существовали специально внедренные айнзац команды, коим помогал Вермахт (как это ни стараются замолчать, есть много документов, могу предъявить) — и айнзац команды занимались планомерным истреблением пленных раненых. То, что совершил Солженицын в отношении этого именно пункта — а именно снял вину с Гитлера за убийство русских военнопленных и переложил эту вину на Сталина — есть беспрецедентная низость.

Что касается полководческих талантов Сталина, то он умел распределять задачи между генералами — грамотно. В отличие от Гитлера (тоже ставшего главнокомандующим) он видел карту цепко — за исключением трех (я насчитал три, но возможно их больше, я не специалист) провальных планов и приказов — его воля была здравой. Никакой четырехслойной тактики не было. Что до Жукова — из него постепенно слепили фигуру наподобие Тухачевского, Сталин умел выбрать будущего потенциального диктатора и разменять его на десять непопулярных операций. Тем более что наполеон ему был не нужен. На это место он претендовал сам: возможно, до конца не понимая, насколько ему это место не по роту (с одной стороны), и насколько властно история его на это место выталкивает сама.

2б) Говоря о войне в целом — и тем самым анализируя личности участников — следует, на мой взгляд, отметить ряд принципиальных положений.

Война 39-45-го была продолжением войны 14-го года, ее составной частью, это единый процесс.

Однако (в том сегменте, в котором происходит война России и Германии) существенно то — что страны, воевавшие друг с другом по кайзерско-царской воле, вышли на те же поля войны уже демократическими государствами, по своей собственной, народной воле — и вели их народные (хотим мы это признать или нет) вожди. Переход большой мировой войны в демократическую фазу ставит чрезвычайно серьезный исторический вопрос.

Это вопрос стиля демократического управления Европой, способа организации народных масс, в которых поддерживается иллюзия свободного выбора.

За этот способ, за лучшую, наиболее эффективную форму этого демократического управления и шла мировая война.

То была не война тоталитаризма с демократией — как часто сегодня говорят — но война разных форм демократий за единый принцип управления. И в этом именно смысле важно видеть, что это 3-я франко-прусская война, то есть: очередная война между республиканской системой имперской власти — и принципом священно-римской империи.

Наиболее важным в данном случае представляется тот факт — что Франция во второй фазе войны, во 2-й Мировой войне участия практически не принимала. По видимости — это странно. Но не странно совсем, а логично. Так произошло оттого, что роль республиканской империи Франции была взята на себя новой Россией.

СССР в конфликте с новым типом Священной Римской империи фактически выполнил задачи наполеоновской Франции, представляя конкурентную республиканскую модель империи. Важно увидеть в мировой войне вечную и великую драму истории — а не криминальный заговор двух злодеев.

Вакантное историческое место стремительно занял азиатский партнер — его включили в европейскую историческую драму. И Советская Россия сыграла роль Наполеоновской Франции.

Это была неожиданная роль для сталинской России — но роль логически обоснованная. В это время фаза революции уже перетекла в Директорию и в Империю, а республиканский вождь стремительно становился императором.

Революция (как и в случае имперской наполеоновской Франции) играла роль колоссальную — но воевала уже не революционная страна, а сплоченная новой формой управления держава.

Сохраненная революционная риторика превращала народный фронт и солдат армии республиканской империи — в подобие ветеранов Наполеоновской старой гвардии, прошедших испытание революции и гражданской войны. Красная армия в те годы — была эквивалентом старой гвардии Наполеона. Это был такой накопленный запас прочности (как и в случае старой гвардии Наполеона), который в принципе был на то время — никем и ничем непобедим. Победить эту армию было нереально — но и длиться такое состояние долго не могло.

Сказанное выше — не взято из какого-то учебника, ссылок в Википедии искать не надо. Это я так думаю.

Я не говорил о всей Мировой войне, об Испании и Дальнем востоке, о коллаборационистах и национальных движениях. Об этом в следующий раз. Постепенно — за четыре раза — расскажу о времени Сталина.