Кто выбирает (29.02.2012)
Кто выбирает (29.02.2012)
Три дня назад был в московской городской больнице — номер называть не буду, чтобы жертвой рассказа не стал заведующий хирургическим отделением: он пришел два года назад, при нем стало лучше. Он заменил гнилые рамы в окнах, поменял сгнившие двери, начали ремонтировать первый этаж. Он настоящий врач, делает две операции каждый день, он благородный человек. Но изменить то, как устроено общество, он один не в силах.
Устроено так:
В огромных широких коридорах стоят кровати, койки и банкетки, везде, на каждой годящейся поверхности лежит человек. Прооперированных кладут в коридор, потому что реанимация полна; к тому же в реанимацию лучше не попадать — там пьяные медсестры ночью танцуют, а женщины и мужчины лежат вперемешку — правда, им там не до того, чтобы подглядывать. Температуру в реанимации никто не измеряет, а таблички с именами больных перепутаны — теснота, толчея, да и выпимши иногда (от жизни такой как не выпить). И вот эта жуткая реанимация набита, и тех прооперированных, что попроще (ну аппендицит там или желчный пузырь) кладут в коридор — палаты (по десять человек минимум) тоже забиты.
Спрашиваю: почему так?
Ощущение — что на улице артобстрел и подвозят раненых. Кто с чем, чаще всего почему-то перитонитом, и это, объясняют мне, естественно: люди стараются перетерпеть боль. А как не стараться, если они представляют, куда попадут.
И вот спрашиваю: ну почему так много народа? В других больницах все же не так. Ну, я не о платных, разумеется. Но есть и федеральные и ведомственные, где народу не так много.
А просто все, мне объясняют. Дело в том, что мы стариков всех берем. Обычно стараются стариков не брать, а мы берем всех — и бомжей, и стариков. Я считаю, говорит зав отделения, хирург, что всех надо спасть. Да тут же выжить невозможно, говорю. Ничего, говорит, прорвемся.
То, что в Чечне убивали необученных мальчиков, широко известно; отправляли на убой — вот и все. И в Афганистане, судя по рассказам, примерно так же, хоть и не до такой степени. Я видел Афганистан уже во время американской кампании, и видел как экипированы ихние солдаты, какое прикрытие имеют и как контролируемы всеми способами. И тамошние жители (в Музари Шарифе и Кабуле многие говорят по-русски) рассказывают, как заботились о русской армии в прежние годы, точнее — как не заботились. Смерды — что о них горевать.
Вернусь к больнице.
Это широкие, метров по десять шириной коридоры (бывшая усадьба), раздолбанный кафельный пол, стены в протечках, ржа по всем трубам. Туалет (один на этаж, то есть на двести человек) новый заведующий сменил. Теперь в туалете три чистых унитаза (на двести человек). А был один толчок (другого слова нет) оранжевого цвета. Я этот туалет знаю хорошо: туда пять лет назад моего родственника привезли ночью, он там себе шейку бедра сломал — пол скользкий от мочи. Подтверждаю, стало чище. Правда, туалет один, палат шестнадцать, в среднем по десять человек, и в коридоре человек сорок-шестьдесят. То есть, меньше сорока не бывает, а при мне было шестьдесят три.
Одеяла байковые, неплохие, бывает хуже. Про еду говорить не стану.
В целом — картины Гойи (есть у него такие картины — больницы, дурдом рисовал) уступают по выразительности. Я в подробности не вдаюсь, чтобы не шокировать читателя.
Эти люди не нужны. Вообще не нужны. Хирург их спасает — против всякой логики. Но они не нужны.