Валерий ВОЛКОВ (СССР) ПЛАЙЯ-ХИРОН

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Валерий ВОЛКОВ (СССР)

ПЛАЙЯ-ХИРОН

Мое пробуждение я связываю со временем, когда я узнал подробности о советском летчике А. Маресьеве и когда узнал о жизни Н. Островского...

ФАУСТО ДИАС

Дорога на Плайя-Хирон пустынна и однообразна. Серая лента шоссе рассекает ржавые болота и растущую клочками чахлую зелень. Но чем ближе к заливу, тем оживленнее становится пейзаж: где-то в глубине островов карликовых сосен белеют одинокие крестьянские «боио» с посеревшими от времени крышами из пальмовых листьев.

Справа и слева от обочины бегут навстречу одинокие пирамидки солдатских могил. На обелисках — имена, портреты и флаги. Каждый год накануне очередной годовщины чествования героев у памятников появляются цветы.

Пирамидки остались от тех боев, которые отозвались тревогой во всем мире в апреле 1961 года. Видны заросшие густой травой одинокие воронки. На стволе огромной сейбы выцарапанное наспех «но пасаран».

На Плайя-Хирон изумрудное, неестественно яркое море набегает на белый песок...

Этот обыкновенный кубинский пляж вошел в историю не особенной голубизной воды. На рассвете 17 апреля 1961 года здесь упали первые бомбы, сброшенные с самолетов наемников, вторгшихся на территорию революционной Кубы. Построив новый поселок, революционное правительство специально оставило нетронутыми развороченные взрывами два домика. Они — живое напоминание о том сражении, которое разгорелось между кубинцами, оказавшимися по разные стороны баррикады.

Рядом с административным зданием школы расположен музей. На высоком постаменте навсегда застыл зеленый танк «шерман», захваченный бойцами революционных вооруженных сил, здесь же — разбитый самолет наемников, их бронетранспортер. Внимательно разглядываем мы образцы американского оружия, карты, форменную пятнистую одежду десантников-контрреволюционеров.

В этом музее я бывал не раз. Девушка-гид улыбается мне как старому знакомому и не старается объяснять все детали. Молча перехожу от стенда к стенду, стараясь воскресить в памяти те героические дни. Особенно мне запомнилось посещение музея вместе с национальным героем Кубы Фаусто Диасом, который в те далекие апрельские дни 1961 года сражался здесь с десантом наемников.

Когда кресло-коляска выкатилась на улицу, Фаусто, бывший до этого чрезвычайно серьезным и сосредоточенным, наконец, улыбнулся. Он достал из нагрудного кармана белый носовой платок, вытер капельки пота на лице и попросил откатить кресло в тень.

— Здесь лучше думать, легче сосредоточиться. День сегодня такой же жаркий, как тогда, 18 апреля.

Фаусто Диаса на Кубе знают все. Восемнадцатилетний парень, который в бою с интервентами потерял обе ноги и руку, сумел преодолеть в себе отчаянье и беспомощность. Едва залечив раны, он принимает решение: быть полезным революции, партии, Союзу молодежи коммунистов, отдавать все силы служению идеалам социализма. За стойкость и мужество его иногда называют кубинским Маресьевым.

— Мы приехали на Плайя-Ларга восемнадцатого апреля в шесть часов утра, — начал свой рассказ Фаусто. — Здесь мы нашли яму, это было рядом с шоссе, и нашли танк с несколькими мертвыми наемниками, которых уничтожили наши. Мы заняли пляж и укрепили оборону. На нас два или три раза нападали самолеты, и мы отбивали их атаку. Когда самолеты улетели, мы впервые за двое суток решили поесть. Я даже помню, что нам принесли рис с цыплятами. Я не мог есть, не хотел. Мой товарищ, который был младше меня — ему было четырнадцать лет, и он потом погиб, — почти сразу все съел. Он был особенно голоден, и я ему отдал свою порцию. В этот момент снова появились самолеты. Все побежали к зениткам. Кто-то мне сказал: иди с нами, потому что в батарее шесть зениток и у нас есть шесть грузовиков. Но я и шофер другого грузовика, у которого отказал мотор, решили остаться на месте, и починить его, и тогда уже уехать. Мы починили машину и поехали за остальными. У нас уже был опыт отражения воздушных атак, но тут, в районе Плайя-Хирон, самолеты наемников налетели совершенно неожиданно. Я говорил шоферу, чтобы он не останавливал машину. Но машина все же остановилась. Самолеты пролетели с опознавательными знаками Кубы, но мы знали, что это наемники. Они начали бить по нашей машине, мы были для них отличной мишенью. Самолеты проходили над самой головой, я, кажется, даже помню смех одного пилота, я видел его лицо, он смеялся. Они стреляли из тридцатишестимиллиметровых пушек.

Меня выбросило из грузовика. Когда я очнулся, у меня не было уже ног и руки. Самолеты я видел, они еще летали над нами. Я с помощью одной руки стал переползать шоссе, добрался до деревьев. Я потерял очень много крови, но был в сознании. Меня нашли товарищи, но я сказал, что все равно умру, сказал, чтобы они не теряли времени и уезжали. Но они, конечно, меня забрали, и мы уехали на грузовике.

Бой еще продолжался, наши зенитчики сражались с самолетами.

До госпиталя было около ста двадцати километров. Нас снова обстреляли Б-26. Я потерял сознание только на операционном столе. И, странно, чувствовал себя спокойно. Тот момент в своей жизни я еще запомнил очень хорошо потому, что я перестал верить в бога, а эту веру во мне воспитывали с детства. Я верил в бога, но в то время я понял, что, если бы не мы, не наши собственные усилия,. не смелость и стойкость бойцов революции, никакой бог нам бы не помог. Наш бой не был мифом — это был реальный бой. Это был бой, который совершил диалектический переворот в моем сознании. Я отверг веру в бога на операционном столе...

Фаусто Диас рассказывает о первых месяцах своей жизни после операции.

— Это было время трудное, а иногда почти невыносимо трудное. Я должен говорить о том времени честно и спокойно, — рассказывает Фаусто, — потому что я преодолел его и мне нечего стесняться тех мгновений отчаяния, которые у меня, конечно, бывали. Мне очень помогали люди реальные, мои друзья, и помогали примеры людей, которых я не мог знать лично. Мое пробуждение я связываю с временем, когда я узнал подробности о советском летчике Маресьеве и когда узнал о жизни Островского... С Маресьевым затем я всю жизнь мечтал встретиться и встретился в Берлине, на фестивале. С чего я начал и с чего должен был начать человек, оказавшийся в моем положении? Я был неграмотен, и я решил начать с учебы. Это самый верный путь к тому, решил я. чтобы стать полезным людям, обществу. Надо было начинать жизнь, совсем отличную от той, которую я вел, когда был здоров, подвижен, ловок... Революция победила. Моя страна стала свободной. Я сражался за эту свободу вместе со всеми революционерами. И если остался жив, думал я, значит, должен оставить в этой самой жизни след и посвятить эту жизнь своей стране.

Мое желание учиться было очень сильным... Я помню, — продолжал Фаусто, — что, когда меня зачислили в школу, Фидель Кастро сказал мне: «Ты хочешь поехать в составе делегации молодежи Кубы на фестиваль в Хельсинки?» Я сказал: «Хочу, но не поеду, я должен немедленно начать учиться».

Фаусто учился утром, днем, вечером и ночью. За пять с половиной месяцев он закончил школьный курс образования. Он говорит:

— Я очень скоро понял, что необходимость постоянной учебы — главная необходимость человека. — Он говорит о книгах: — Разговор, который я веду с книгами, меня обогащает, книги мне помогают понять и объяснить то, что я не мог почерпнуть из общения с близкими мне людьми. Сегодня, возвращаясь домой после учебы или работы, я, несмотря на усталость и несмотря на любой час ночи, обязательно должен прочитать книгу, которая начата... Книгам я обязан главной своей страсти — интересу к философии. В конце концов именно философию как науку и как предмет я сделал главным в своей жизни. Я ведь учусь на философском факультете университета...

И еще он любит музыку, с интересом изучает жизнь великих композиторов.

Из чего складывается общественная работа Диаса? Студент, член руководства Национального комитета Союза молодых коммунистов Кубы, он часто бывает в различных городах Кубы, в школах, на предприятиях.

— Я учусь у людей, — говорит он. — Не следует думать, что я выступаю и общаюсь с молодежью как оракул. Мы вместе ищем разумные решения проблем, вместе находим объяснения тем или иным социальным моментам.

Каждый раз, когда я просил Фаусто Диаса рассказать о подробностях сражения на Плайя-Хирон, он незаметно уходил от этого разговора.

— Победа в апреле 1961 года — это не подвиг непосредственных участников сражения, а всего народа. В те дни каждый кубинец, который мог держать в руках винтовку, рвался в бой. Но семьдесят два часа, в течение которых завершился разгром интервентов, пролетели быстро. Они показали всю силу нового сознания народа, его отношения к родине, к революционным завоеваниям.

Опыт Плайя-Хирон был не столько военной, сколько моральной победой. Эти несколько дней сыграли такую роль в формировании патриотических чувств кубинцев, какую иногда не смогут сыграть долгие годы.

— Должен сказать, что наша победа была предопределена многими важными событиями в жизни нашей страны, в развитии революции. Но самый большой след в формировании духа патриотизма, беззаветности, стремления идти на подвиг во имя светлого будущего народа оставил подвиг героев Монкады. Рассвет 26 июля 1953 года, когда на улицах Сантьяго-де-Куба раздались первые выстрелы бойцов из отряда Фиделя Кастро, бросившихся на штурм цитадели батистовской диктатуры, стал зарей рождения нового поколения революционеров.

День 26 июля имеет колоссальное значение для всего нашего народа, он открыл счет новой эпохе в истории нашей страны и всего континента — второму этапу борьбы за независимость. Невозможно переоценить важность этого события. Борьба кубинцев за освобождение от иностранного гнета не прекращалась с момента обретения независимости от испанского колониализма. Она продолжалась и вплоть до 1953 года, до Монкады. Но Монкада с ее радостью наступления и горечью временного поражения помогла встрепенуться всей стране, способствовала осознанию широкими массами неотвратимости гибели продажного проимпериалистического режима и тем самым созданию объективных и субъективных условий для успешного развития революции.

Это была блестящая, благородная акция, предпринятая молодыми рабочими, крестьянами, студентами, сплоченными вокруг Фиделя Кастро. Они бросились на штурм, чтобы доказать нашему народу и народам Латинской Америки, что ликвидировать эксплуатацию человека человеком можно, что можно нанести поражение империализму янки, что можно восстановить попранные человеческие ценности, взять судьбу страны в свои руки.

Монкада не стала военной победой. Но она превратилась в победу политическую и идеологическую. Не случайно это произошло в год 100-летия со дня рождения нашего национального героя Хосе Марти. Его идеи, как сказал Фидель Кастро, возродились в делах наследников героев антиколониальной войны, в борьбе против неоколониализма США.

В тот год я был десятилетним мальчуганом. Меня окружали нищета, бесправие, произвол батистовской полиции. С ранних лет я и мои сверстники познали эксплуатацию, зарядились классовой ненавистью к угнетателям. И, узнав о штурме казарм Монкада, мы, мальчишки, еще не осознавая всей глубины этого великого подвига, все же восприняли его как совершенно закономерное и логичное явление. Мы понимали, что жить так, как жило большинство кубинцев, было немыслимо, и радовались тому, что есть отважные, смелые люди, выступившие против тирании господ и империалистов,

Монкада победила в 1959 году. И сейчас зримо предстает перед всем миром. Люди, павшие за свободу, независимость и достоинство нашего народа, живут в делах и помыслах каждого из нас.

Мы, молодые наследники бойцов Монкады, идем по их следам, выполняя долг революционеров и коммунистов. Воплощение в жизнь того, во имя чего 26 июля 1953 года шли на смерть наши старшие товарищи, — вот единственная возможная форма благодарности, свято хранимой в наших сердцах. Мы стараемся во всем быть достойными героев Монкады. Постоянно повышая уровень образования, углубляясь в марксистско-ленинское учение, следуя заветам партии, мы боремся за осуществление сложных задач первого этапа строительства социализма.

Оглядываясь назад, — продолжает Фаусто, — я часто прихожу к выводу, что в дни сражения на Плайя-Хирон все было просто и ясно. Перед нами был конкретный противник, который посягнул на нашу свободу, и мы его громили, не думая о собственной жизни. Позже наступили более сложные времена: блокада, хозяйственные трудности. Разбить невидимого противника, который ежедневно, ежечасно подтачивал зарождение нового общества, было гораздо сложнее. Самое главное, что этим врагом не всегда был империализм и вооруженные до зубов диверсанты. Очень часто борьбу приходилось вести на фронте преодоления пережитков капиталистического прошлого.

Чтобы заменить боевые лозунги на мирные, потребовалось время и немалые усилия. В самом деле, разве легко приучить людей, привыкших к революционному порыву, заниматься терпеливой будничной работой? «Быть может, в тысячу раз легче уничтожить наемников на Плайя-Хирон за каких-нибудь несколько часов, чем быстро решить проблему промышленности... — говорил Фидель Кастро. — Гораздо легче выиграть 20 войн, чем битву за развитие!»

Я считаю, что мы, кубинцы, по-настоящему доказываем стойкость своих убеждений, силу революционного характера сейчас, в трудные годы возведения фундамента социалистического общества.

Гавана — Москва