РАЙ НА ЛАГЕРНОЙ ПЫЛИ
РАЙ НА ЛАГЕРНОЙ ПЫЛИ
Над чем бы ни работал ученый, в результате всегда получается оружие.
Неизвестный автор
Сверхсекретный Новоуральск, над которым сбили американского летчика-шпиона Пауэрса, теперь обеспечивает благосостояние Америки
Главная улица в этом городе носила имя Лаврентия Берии. Потом – Ленина. Вторая по значимости улица как называлась, так и называется улицей Дзержинского. Даже небольшие руководящие должности здесь занимали офицеры НКВД. Начальником отдела рабочего снабжения был, к примеру, полковник НКВД, начальником транспортного отдела – тоже полковник, а все начальники завода были генералами. Строили город заключенные, единовременно их было 30 тысяч. После того как по улице проходила колонна зеков, в грязи оставались затоптанные письма. Никто поднимать их не решался. «Сотру в лагерную пыль» – угроза, которую руководители стройки не раз слышали от Берии. Он приезжал сюда на спецсоставе и проводил в своем вагоне персональный опрос-допрос…
Это все и сейчас работает: город, построенный зеками, центрифуги, запущенные еще при советской власти. Тут нет новых русских, нет олигархов. Практически нет новой русской политики с ее страстями. Нет казино. И даже «Макдоналдса». И иномарок тоже нет. Попав внутрь, на короткий миг задумываешься: а может, так оно и во всей стране сейчас бы работало? Побывав за колючей проволокой, понимаешь: нет, не работало бы. Ностальгическая идиллия в одном отдельно взятом городе обернулась бы провалившейся утопией в масштабах всей страны.
Слова Берии лично доводилось слышать даже интеллигентнейшему научному руководителю комбината академику Исааку Кикоину. Имя автора знаменитых учебников физики известно каждому школьнику. Узнать, что академик был создателем оружейного урана, начинки для атомной бомбы, – так же удивительно, как если узнать, что Чуковский был Циолковским.
Угроза превращения в лагерную пыль, постепенно затухая, спускалась по служебным этажам. Но не было случая, чтобы ее привели в действие. Задания обгоняли срок – Берия выполнял любые просьбы. Страх дамокловым мечом висел над начальством – остальные, как ни странно по нынешним временам, были увлечены работой. «Ощущение боевого окопа, – вспоминает академик Юрий Каган. – Чувство сопричастности большому делу. Своего рода целина. Только в науке». В гости к этим людям не мог приехать никто – даже родная мать. После режимных проверок разрешалось остаться в городе. Навсегда.
Верх-Нейвинск, войсковая часть № 15799, завод № 813, п/я А-7354, Свердловск-44, Новоуральск – так назывался этот город в разные времена. На карте он не значился никогда, нет его и сейчас. Хотя нельзя исключить, что в недалеком будущем российская карта будет состоять исключительно из закрытых городов. На фоне вымирающей провинции отсутствующий в географическом пространстве Новоуральск процветает. Средний заработок на комбинате около 10 тысяч рублей, инженер получает 16–17 тысяч. Зарплата поступает в срок, о массовых протестах здесь никогда не помышляли. Перебоев с электричеством и теплом не бывает. В хорошем состоянии стадионы, клубы и детские дома творчества, функционируют освещенная лыжная трасса и два горнолыжных спуска с подъемниками. Мясомолочный комбинат работает на новом импортном оборудовании. На больничный комплекс никто не жалуется, загруженность роддома не падает. Люди одеваются аккуратно, но безлико, словно из одного распределителя. Машины ездят медленно, московские пешеходы и то быстрее бегают. Кстати, машины только отечественные, иномарок нет и в помине. В местном Театре оперетты каждый день дают спектакли, ставят премьеры. А иногда там даже случаются аншлаги.
Одним словом, в этом городе все хорошо. Правда, жить приходится за колючей проволокой. Но к этому можно привыкнуть. «Тридцать лет назад меня привез сюда муж – я почти плакала, – вспоминает Наталья Санникова. – Теперь привыкла. Спокойно, нет страха. И я уже не завидую московским друзьям. У нас нет “Макдоналдса”, но у нас и машины не взрывают».
И кажется, что вернулось советское время. Если кто-то испытывает по нему ностальгию, надо срочно ехать в Новоуральск. Но ведь не проберешься – город за колючей проволокой…
Здесь находится Уральский электрохимический комбинат, где была сделана начинка для первой советской атомной бомбы, реакторное топливо для подлодок, для АЭС. Это самое большое в мире разделительное производство, где гексафторид урана, который привозят с других комбинатов атомного царства, доводят до нужной степени обогащения. По технологической сложности в длинной этой цепочке обогатительное производство считается наиболее изощренным.
24 сотрудника комбината стали лауреатами Ленинской премии, обладателей Государственных премий здесь под полсотни. На комбинате внедряли свои идеи корифеи науки – академики Курчатов, Соболев, Бочвар, Миллионщиков, Виноградов, Фрумкин, Тананаев, Фридляндер…
Иностранцев здесь не видели, иногородних корреспондентов тоже. Любое фотографирование за главной проходной категорически исключено. Дальше по территории – еще множество проходных, шлагбаумов и охраняемых постов. Как в сказке про Аладдина, который все дальше спускался в подземный город. Но в последнее время в Новоуральске постоянно находятся американские инженеры. «Это первое режимное послабление, – сказал начальник по режиму, загадочно улыбаясь и не мигая. – Мы помогаем загранице. И она поможет нам».
Половина урана для американских АЭС производится в России, значительная часть – в Новоуральске. Россия зарабатывает на этом каждый год почти полмиллиарда долларов. Обогащение урана в России производится центробежным методом, который, несмотря на долгие старания, не дался в руки американцам. Это один из немногих примеров, когда Россия в технологиях превзошла США. Не помогло даже то, что немецкий инженер Циппе, который работал в СССР и под честное слово о неразглашении был выпущен в ГДР, убежал на Запад. Патент в Америке взял. Пустой патент – нет производства.
Кто-то из великих говорил: правильное техническое решение должно быть обязательно красивым. Не в смысле абстрактной, радующей создателя гармонии. Эстетически красивым, приковывающим взгляд и волнующим душу, как может волновать лес или море. Для описания совершенной техники вместо высоких слов больше подходят цифры.
В цехе находится несколько сотен тысяч центрифуг. Эти каскады внешне походят на устремленный к своду церковный орган. Цех – огромный, как ГУМ. За все в ответе один инженер. По цеху он передвигается на велосипеде. Велосипед – единственное устройство, которое приводится в действие физическим усилием. Остальное – автоматика.
Цифры не укладываются в голове. Это и есть красота технического решения, перед которой застываешь, как перед поразившей воображение картиной. «Я здесь уже 30 лет, – говорит начальник разделительного производства Вадим Раев. – Умом знаю в деталях, как работает каждая центрифуга. Но чувством не понимаю, как это может работать все вместе. Мне это кажется чудом. Но я должен этим чудом управлять». Между прочим, американцы, когда впервые увидели центрифужный цех, решили, что производство остановлено. Тишина – мертвая, пролети муха – услышали бы. В США на таком заводе шум, как на стадионе. Энергии-то в 30 раз больше надо.
Несколько лет назад разгорелся спор о том, создали ли советскую атомную бомбу наши ученые или украли наши разведчики. К единому мнению так и не пришли. Глупый спор – что делили? Общее когда-то дело, одну на всех победу. Создание атомного оружия нельзя свести к самым важным документам, которые удалось умыкнуть из сейфа. Чтобы создать атомное оружие, надо построить сложнейшую технологическую цепочку из мощных производств со множеством ноу-хау, которых хватит на целую библиотеку. И еще нужны специалисты высокой квалификации: только в Новоуральске живет 100 тысяч человек…
«Сегодня в разделительном производстве Россия – безусловный мировой лидер, – говорит министр по атомной энергии академик Александр Румянцев. – Но нас мечтают догнать. Англия, Германия и Голландия объединили силы в одну компанию, заказ ей сформировали США. Наше преимущество сохранится еще 3–5 лет. Если не хотим проиграть, надо идти к сотрудничеству с ведущими странами. Закрытые города в этой ситуации неизбежно должны будут становиться все более открытыми».
Мумия фараона Рамсеса II хранилась тридцать три века. Как только ее выставили напоказ в музее, она стала быстро разрушаться. Должно быть, из-за неуважения к тайне. Не произойдет ли такого с закрытыми городами, если их приоткрыть? Вкрапления нового пока минимальны. Казино, к примеру, в Новоуральске не прижилось – уже года три стоит заброшенным. На улице Ленина обосновалась служба знакомств – это местная сексуальная революция. В прежние годы каждое ухаживание здесь обязано было закончиться браком, измена осуждалась, как работа на иностранную разведку.
– Есть ли на вашей земле новые русские? – спросил я Наталью Санникову.
– Есть, но мало. Например, Язев. Когда-то был хорошим инженером, потом стал бизнесменом и добрался до Госдумы. Изредка приезжает сюда, поит друзей и уговаривает, чтобы за него опять голосовали.
– Проголосуете?
– Другие-то лучше?
Когда-то этих людей направили сюда из разных мест и поручили создать лучшее в мире производство. Они выполнили задачу. И продолжают, словно по инерции, двигаться на высоких скоростях, когда по ту сторону проволоки многие производства заторможены. Им есть, что терять. И сейчас эти люди стараются перенести свое, уже обжитое пространство в прежнее время. Пока им удается жить, как жили раньше. И так, как в окружающей их стране не живет уже никто. Полагать, что такая ситуация может длиться долго, – безнадежная утопия.
Но сегодня, с кем ни поговоришь в Новоуральске, опасение новшеств чувствуется всегда. Новшества могут разрушить спокойную жизнь города, как это случилось с мумией египетского фараона. Что касается науки, вряд ли она останется таким притягательным магнитом. «Нам первым и единственным в мире удалось решить сложнейшие научные задачи, – говорит академик Юрий Каган. – Жизнь здесь была довольно однообразной. А наука была самым интересным занятием. Явление утечки умов из науки, поразившее институты и КБ в больших городах, до сей поры было незнакомо городам закрытым…»
Хотя прививка от утечки умов известна, и она проста. Платить ученым надо достойно. Вот Андрей Савчук – директор комбината с 1960 по 1987 год. 27 самых сложных лет, когда создавалось и запускалось то производство, которым Россия гордится перед миром. Мне почему-то кажется, что директор Савчук сделал для своей страны больше, чем все депутаты и бизнесмены вместе взятые. Но что имеют прожорливые молодые волки и что имеет Андрей Савчук? У Героя Соцтруда и лауреата Ленинской премии три комнаты в стареньком коттедже и маленький, на пару соток, огород. Ничего он не нажил, кроме болезней, которые не дают даже дорогу перейти…
Нет, стоп, что я говорю?! Как это – не нажил? Сегодня, когда наша страна выглядит побитой и униженной прежними конкурентами, когда мы проигрываем на всех экономических, научных и спортивных фронтах, капитал Андрея Савчука и новоуральцев как редчайший самоцвет. Этот капитал – гордость за свою страну, для которой они создали то, что до сих пор недостижимо на других континентах. Это забытое чувство. И говорить эти слова не принято, почти неприлично. Но как было бы здорово, если бы к этому чувству стремились те, кто уже нажил то, что почему-то ценится сегодня выше…
Новоуральск – советский рай в постсоветской России. Так почему же не распространить этот рай на остальную территорию? Закрыть один город можно. Закрыть всю страну– нельзя. Физически. СССР потому и развалился, что был герметизирован и отрезан от остального мира. В современном мире невозможно жить за Великой китайской стеной. Иначе рай неизбежно станет адом.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.