Профессор Максим Франк-Каменецкий Я УДИВЛЯЮСЬ, КОГДА ТАЛАНТЛИВЫЕ ЛЮДИ ОСТАЮТСЯ В РОССИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Профессор Максим Франк-Каменецкий

Я УДИВЛЯЮСЬ, КОГДА ТАЛАНТЛИВЫЕ ЛЮДИ ОСТАЮТСЯ В РОССИИ

Профессор Максим Франк-Каменецкий – автор нашумевшей на заре гласности статьи «Перестройка в науке», опубликованной в 1980-х годах в «Литературной газете», а затем в знаменитом сборнике «Иного не дано». В те годы он заведовал отделом в Институте молекулярной генетики и кафедрой молекулярной биофизики в МФТИ. Профессор Франк-Каменецкий стал одной из самых ярких фигур первой волны утечки умов из России в перестроечные годы. В начале 1990-х он получил должность постоянного профессора в Бостонском университете США. Почему же перестройка в России обманула ожидания, а наука так и не смогла восстать после кризиса? Профессор Максим Франк-Каменецкий размышляет о том, какими ему видятся главные проблемы российской науки, в каком направлении она движется и насколько острой является сегодня проблема утечки умов.

Вопрос: Максим Давидович, Бостон – один из ведущих научных центров США. Велика ли там российская научная диаспора?

Ответ: Ученых из России в Бостоне очень много. Только вчера ко мне зашел мой бывший студент, талантливый ученый Шамиль, сын академика Рашида Сюняева. Формально русской общины у нас нет, но мы много общаемся, посещаем спектакли российских театров, концерты артистов, которые часто приезжают в Бостон. Здесь всех, кто приехал из бывшего СССР, называют русскими.

Вопрос: Нет ощущения, что вы бросили нашу науку на произвол?

Ответ: Когда я уезжал из России, было ясно, что наукой у нас заниматься уже невозможно, финансирование стало не адекватно ее уровню. Поэтому ощущение другое: если бы не уехал, то наукой было бы заниматься невозможно. Тем более в моей области: молекулярная биология развивается стремительно, конкуренция в ней огромная.

Вопрос: Российская наука живет в ожидании крупных структурных перемен. Ваши старые предложения о перестройке науки вновь стали актуальными.

Ответ: В марте 1987 года я писал о том, что наша наука должна перейти на грантовую систему, а иерархическая структура Академии должна быть заменена на западную модель, где во главе исследований стоит заведующий лабораторией, который получает финансирование на конкурсной основе и набирает сотрудников под конкретные задачи. Я писал о застое в науке, о губительной централизации академической структуры. Руководство Академии меня остро раскритиковало. Помню многочасовой разговор с академиками Велиховым, Мирзабековым, Боровиком-Романовым, которые доказывали, что для нашей почвы западная модель не годится и надо сохранить все как есть.

Думаю, что сложности российской науки, помимо объективных причин, объясняются и тем, что она не захотела перестроиться. Замороженная, герметичная структура Академии настроена на самовоспроизводство и сохранение пожизненного довольствия. Нет ничего страшнее для науки, которой в современном мире необходима мобильность.

Вопрос: Создается впечатление, что в прежние времена ученым жилось лучше. Дала что-нибудь науке перестройка или пошла во вред?

Ответ: В мировой истории не было города с такой концентрацией ученых, как Москва. Общение стимулировало ученых разных областей. Мы не могли ездить на Запад, но это было замечательное время. Но прежнего города больше нет, и уехавшие ничего не потеряли.

Свобода передвижений в творческом плане стала большим стимулом для каждого ученого. Что касается науки в целом, мне кажется, что, за исключением узкого круга хорошо работающих ученых, наука в России умерла. В стране осталось немного ученых мирового уровня. У меня вызывает удивление, когда способные ученые остаются в России.

Вопрос: Как ни заезжено это слово, но бывают же патриоты…

Ответ: Да, но сильные лаборатории финансируются не из российского бюджета, а с Запада. Ученый должен заниматься наукой. Думаю, остаются дома из-за страха перед Западом, из-за боязни потерять привычный статус. Но могу сказать определенно: в жесткой модели западной науки все каким-то образом выживают. Впрочем, для многих академиков возрастное «окно», когда они могли уехать на Запад, было слишком узким. Не квалификация оставила их дома, а именно возраст, который может стать помехой для постоянной должности. Молодые ученые это понимают. Утечка умов из России все более молодеет.

Беда России в том, что у нас есть нефть. Нет для государства худшей судьбы, чем иметь огромные сырьевые запасы. Это убивает инициативу, и Россия превращается в Нигерию. Раньше статус сверхдержавы заставлял нас конкурировать с американской наукой. В России исторически науку поддерживали только для военных целей. На Западе наука и медицина являются общенациональными приоритетами. К примеру, национальные институты здоровья получают из бюджета 30 миллиардов долларов в год. В Америке никого не надо убеждать в том, что мировое лидерство США обеспечено лидирующим положением в области науки и технологий.

Вопрос: Но если все у нас так безрадостно, зачем вы переиздаете книгу «Век ДНК», очередную переработанную версию вашей известной книги «Самая главная молекула», которую издательство «Наука» выпустило в серии «Квант» еще 20 лет назад? Кстати, это грант РФФИ…

Ответ: Мне очень хочется, чтобы в России школьники знали, чем живет современная наука. Может быть, следующие поколения поднимут науку в России. В Москве у меня остались сын и внуки…

2005

Данный текст является ознакомительным фрагментом.