Есть ли у евреев «тайны»?.. (Ответ на заявление 400 раввинов)
Все русские раввины, — числом более 400, — дали торжественное клятвенное заверение, что «в законах их, вероучении и толкованиях, письменных или устных, не содержится ничего тайного», что? не было бы объявлено всему свету, куда они не повели бы каждого заглянуть и понять; что у них нет темных и неосвещенных углов. Но в таком случае что? же означает начало 2-й главы трактата Хагига, в Талмуде:
«Законы о кровосмешениях не истолковываются сразу трем слушателям; рассказ о сотворении мира не истолковывается сразу двоим; Колесницу же (в видении пророка Иезекииля) позволительно объяснять лишь одному, — и то?, если объясняющий заметит, что тот, кому он хочет объяснить, уже сам и собственным разумением дошел до понимания».
Нельзя образнее выразить полное запрещение всякого объяснения. Единичные талмудисты «сами доходят своим умом»: и беседуют о запрещенном смысле этого явного текста, лишь заметив, что оба его понимают в одном смысле.
Дальше слова и приметы еще разительнее, а речь очень темна, и дозволяет только заметить, до чего юдаизм полон тайн, притом каких-то зловещих, от которых «уразумевающие дело» даже сходят с ума. Приведу темный текст (тот же трактат, та же глава):
«Тому, кто размышляет о следующих четырех вещах, лучше бы не родиться на свет: что? выше (?!) и что? ниже (?!), что? прежде (?!) и что? после (?!). Тому, кто не щадит чести своего Творца (!!), — лучше бы не родиться на свет».
Тосефта, или пояснение, к этому тексту талмудического закона:
«Не толкуют законов о кровосмешении трем, но толкуют двум; не толкуют рассказа о сотворении мира двум, но толкуют одному; а Колесницу толкуют одному лишь в том случае, если он ученый и понимает по собственному разумению. Однажды рабби Иоанн, сын Заккая, ехал на осле, а рабби Элеазар, сын Араха, погонял сзади. Он сказал ему: «Рабби, преподай мне один отдел из Колесницы?» Тот ответил: «Разве я тебе не говорил, что нельзя толковать Колесницу одному, разве что он учен и понимает по собственному разумению». Он сказал ему: «Позволь мне, — и я произнесу перед тобою»...
Без сомнения, в подчеркнутых словах содержалось что-то, что указало рабби Иоанну, что рабби Элеазар догадался о Колеснице и «понимает» ее так, как и он. Ибо вот что произошло:
«Рабби Иоанн, сын Заккая, тотчас же сошел с осла, и они накинули на себя плащи и сели оба на камне под оливковым деревом. Когда он кончил, то рабби Иоанн, сын Заккая, встал, поцеловал его в голову и сказал: «Благословен Господь, Бог Израилев, который дал отцу нашему Аврааму сына, умеющего истолковывать и пояснять слова Отца нашего, что на небесах; иной хорошо толкует, но нехорошо исполняет (!!), иной хорошо исполняет, но не хорошо толкует; а Элеазар, сын Арахов, хорошо толкует и хорошо исполняет. Блажен ты, отец наш Авраам, из потомства коего вышел Элеазар, сын Арахов, который умеет истолковывать и пояснять славу Отца нашего, что на небесах» (!!).
«Рабби Иосе, сын рабби Иуды, говорит: «Рабби Иисус произнес Колесницу перед рабби Иоанном, сыном Заккая; рабби Акиба произнес перед рабби Иисусом; Анания, сын Хахинаи, — перед рабби Акибою».
«Четыре человека вошло в парадиз (рай, сад): Бен-Азай, Бен-Зома, Ахер и рабби Акиба. Бен-Азай взглянул и умер; о нем говорит Писание: «Дорога в очах Господних смерть святых Его» (!!). Бен-Зома взглянул и потерял рассудок; о нем говорит Писание: «Нашел ты мед, — ешь, сколько тебе потребно, чтобы не пресытиться и не изблевать его» (!!). Ахер посмотрел и вырубил насаждения (т.е. «парадиза, на который он взглянул»), О нем говорит Писание: «Не дозволяй устам твоим вводить в грех плоть твою» (!!). Рабби Акиба вошел с миром и вышел с миром. О нем говорится в Песни Песней: «Влеки меня, мы побежим за тобою, — царь ввел меня в чертоги свои».
«Однажды равви Иисус шел по улице, а Бен-Зома шел ему навстречу. Он поравнялся с ним и не приветствовал его. Тот сказал ему: «Откуда и куда, Бен-Зома?» Он ответил: «Я размышлял о мироздании и нашел, что между во?дами верхними и между во?дами нижними нет даже одной ладони, ибо сказано: «и Дух Божий носился над водою»... В тот час рабби Иисус сказал своим ученикам: «Бен-Зома — уже вне» (разума). Спустя несколько дней Бен-Зома умер (!!). Привели притчу, чему это подобно: «Царскому парку, в котором построена башня. Что? делать человеку, как не смотреть, не отнимая глаз от него? Другое, чему это подобно: дороге, проходящей между двумя стенами: одна огненная, а другая снежная; склонится он в эту сторону и обожжется огнем, склонится в другую сторону и обожжется снегом (!!); но человек должен держаться середины, не отклоняясь ни в ту, ни в другую сторону».
Не правда ли, выразительно и поразительно?
Таким образом, в юдаизме есть какие-то темные уголки, куда смотреть «запрещено», которые «обжигают» и, вместе, сливаются с рассмотрением «славы Божией»; и вот об этой «славе Божией» почему-то нельзя разговаривать, продолжая ехать на осликах, а учителю и ученику надо сойти на землю.
1911 г.
* * *
Все 400 раввинов клянутся, что «не только человека кровь, но даже и животных кровь — запрещена к вкушению евреям». Но если бы переменить форму вопроса и спросить их: «Бог, коему поклоняется юдаизм, разве не имеет некоторого положительного отношения к крови человеческой, некоторого притягательного к ней отношения ?» — то неужели решились бы они сказать: «Нет, не имеет»?! Они этого не скажут, не напишут и не заявят. А в этом-то и лежит тайна юдаизма. Евреи очень хорошо знают, что в одном ритуале служебное лицо синагоги высасывает ртом некоторое количество младенческой крови, взяв в рот предварительно вина. Так как в юдаизме — все тайна и покров, все иносказание и намек, то посторонним людям необыкновенно трудно судить, где кончаются эти намеки, чем ограничиваются эти иносказания. В христианстве решительно никто не берет в рот кровь живого человека, — и предложить это, притом в ритуале, — значило бы смертельно испугать христиан!! На намеки — отвечу намеком: скажите, что? повлекло иудеев не обойтись как-нибудь, не заменять чем-нибудь этого высасывания живой крови из живого человеческого существа? Я же отвечу, что хотя им запрещено вкушать кровь всякого живого существа, но — как еду... И может быть запрещено оттого, что они живьем съели бы тогда мир: ибо они и «бог» юдаизма страстно любят кровь.
«Так люблю, что запретил себе, — страшными запретами»...
И — не вкушают...
Но — любят и томятся... вот до ритуального обычая хоть подержать во рту кровь!..
Так иногда старое густое вино страстный любитель его, взяв в рот и наклоняя голову так и этак, переливает справа влево и слева вправо; и течет оно по деснам, по языку... Ах, все это очень страстно. И недаром сказано в Песне Песней:
«И мирра падала с рук моих, и с пальцев моих капала мирра»...
А что «есть», «обедать»... Скучно... Но вкус, но запах — это родит безумие. Вот 400 с лишком раввинов, подписавшихся под «исповеданием», сказали бы лучше, что евреи, — да и не одни они, а даже юдаический «бог», — лишены влечения к запаху крови, к осязанию крови, к виду крови, непременно живой (до свертывания), как можно дольше — живой, в движении — живой...
Ведь еще в библейские времена они подбрасывали лопатками кверху кровь, «окисляли» ее раньше химии, не давая свертываться: и дышали, и дышали ею, непременно — живою! как можно дольше — живою!..
Как не понятно христианину! Человеку вообще — не понятно! А еврею — сладко!..
И вот тут... большие многоточия. Укрывшийся в тайну не говори, что он — въяве. И даже не ропщи особенно на подозрения, на шепоты около тайны. Евреям надо быть скромнее, евреям надо быть тише.
1911/1913 г.