Откуда несходство греческого и еврейского текстов Св. Писания?

Епископ Антонин. Книга Притчей Соломона.

Текст книги. Том II. Спб., 1913. Стр. II + 299 т 4°.

Цена 6 руб.

«Пройдя через сознание и быт других времен и наций, священное слово Библии равномысленно ли выразилось в их понятиях и языках? Раскрывая свою славянскую Библию и читая в ней священные глаголы, данные на языке евреев, преложившиеся потом в призме разумения греков и оттуда перешедшие к нам, мы читаем то ли самое, что Провидение изрекло «во свет языкам»?»

«Этот вопрос веры возможен на первой странице каждой библейской книги, но относительно некоторых книг он может перейти в тревогу. Переводчик еврейской «Книги Сираха», живший за сто лет до Р. X. и знакомый одинаково с еврейскою и греческою Библиями, отметил, что «закон, пророчества и остальные книги Св. Писания на греческом языке имеют немалую разницу в смысле, если читать их в подлиннике»... «До такого значительного разногласия текстов еврейского и греческого, какое встречается в «Книге Притчей Соломона», — говорит профессор Олесницкий, — никакая другая библейская книга не доходит». Итак, изначальные изречения еврейского вдохновения в отражении греческого духа претерпели значительное преломление».

«Предмет настоящего труда — «Книга Притчей Соломона», а задача — розыски ее автентичного смысла».

«Характер исследования по преимуществу филологический: ювелирная работа, гранение слов и понятий, которое дало бы нашему разумению настоящую игру и блеск изначальной, ничем не затемняемой, священной мысли».

Так пишет в предисловии к новому громадному труду епископ Антонин, бывший викарий митрополита Антония и его друг, ныне находящийся «на покое» и проживающий в Сергиевской Пустыни, близ Петербурга (по Балтийской железной дороге). Ученые труды, — кто к ним способен, — естественно должны бы наполнять досуг таковых владык «в плаче», каковыми можно назвать владык «на покое», т.е. не призываемых более на должность и службу. К чему плакать? Можно трудиться. А труд умом и пером для духовных лиц поистине необозрим и ждет делателей.

Книга представляет четыре параллельные текста «Притчей Соломона»: 1) русский перевод епископа Антонина с подлинника; 2) еврейский текст (подлинник); 3) греческий перевод LXX «толковников» и 4) русский перевод с этого греческого перевода. Расхождения действительно замечательны. Например, в подлиннике:

Бедным становится, кто обленивит руку,

А рука прилежных — делает богатым.

В греческом и славянском совсем другое; пропала самая мысль еврейского текста, очень воспитательная и наставительная:

Бедность человека унижает,

А руки доблестных — обогащают.

Еще — по-еврейски:

Разумный сын летом собирает,

Срамный сын спит в жатву.

Благословения — на голове праведника,

Уста же нечестивых закроет (еп. Антонин

без нужды добавляет: их) насилие.

По-гречески и по-славянски:

Разумный сын спасается от зноя,

А беззаконный сын подвергается в жатву губительному ветру.

Благословение Господне на голове праведника,

Уста же нечестивых покроет плач безвременный.

(Начало 10-й главы)

В первых двух строках проведена та в высшей степени национальноцелебная мысль, — мысль, предохранившая евреев от социального загнивания, которая потом разнообразно и твердо была развита у отцов Талмуда и наконец «втесалась как кол» в головы еврейской общины и каждого порознь еврея. Она стоит угрозой, личной и патологической угрозой, перед каждым евреем, склонным полодырничать, полениться и попопрошайничать. В Талмуде на разные манеры говорится и теперь перешло у евреев в пословицы: что, кто притворяется хромым, чтобы выпросить милостыню, у того Бог отнимет ноги; кто притворяется слепым ради подаянья, тот ослепнет в самом деле; и кто вообще симулирует боль, или страдание, или бедствие в целях профессионального нищенства, тот в такой мере противен и враждебен человеку и Богу, что Бог его «разразит» и нашлет ту самую болезнь, в которой он притворствует. Мысль социально страшно ценная; и как она неслась по улицам и домам как гул и говор всех, то у всякого мальчонка стоял страх, что за подобным притворством наступит определенная болезнь, слепота, хромота, уже доводящая действительно до нищенства. И профессионального нищенства у них, как мы знаем, не развилось.

Эта ценная мысль почему-то скрадена, рассеяна и в греческом переводе, и в славянском, сделанном с греческого.

Что? за причина этой разницы текстов? Популярная легенда, будто евреи изменили и испортили свой текст, дабы уничтожить в нем места, особенно ясно предрекающие пришествие И. Христа, не заслуживает никакого внимания ввиду указанного у епископа Антонина факта, что разница текстов была замечена уже за сто лет ранее Рождества И. Христа. Едва ли осторожные и слишком общие слова самого еп. Антонина, что «проречения еврейского вдохновения — в отражении греческого духа претерпели значительное преломление», не могут быть приняты потому, что ведь переводили на греческий язык еврейские книги вовсе не греки, знавшие еврейский язык, а переводили ученые евреи, говорившие в то же время по-гречески, как теперешние евреи-литераторы говорят и пишут по-русски. Таковы именно были александрийские иудеи времен Птоломея Филадельфа.

Где же родник неверностей? Простая небрежность переводчиков, которых никто не будет проверять? Какая-нибудь тенденциозность, и тогда — какая же? Можно бы скрупулезно изучить дело и подметить общие наклоны этой тенденциозности.

Нужно, однако, принять во внимание следующее. Едва палестинские евреи узнали, что египетские их собратья дерзнули начать переводить Слово завета, данного исключительно одному израильскому народу в наставление и охранение, на греческий язык, на язык «гоев» («отверженных Богом»), как тотчас же все 70 «толковников-переводчиков» были подвергнуты «херему», т.е. отлучению от синагоги и общины израильской. По-нашему, — были «преданы анафеме», специальной еврейской. Так в этой плачевной «должности» они и переводили, по личному поручению царя, собиравшего свою знаменитую библиотеку и решившегося на греческом языке объединить все легенды и все священные книги не одного Запада, но и Востока. Перевод был сделан. Но как только евреи ознакомились с переводом, так херем (проклятие) немедленно был снят с переводчиков. Евреи успокоились. Почему они могли успокоиться? Приходится вернуться к тому, что я говорил в «Иудейской тайнописи». Она неоспоримо есть, и есть в священных их книгах. Вполне разуметь их смысл в некоторых двоящихся и темных местах могут и вправе единственно евреи, «которым единолично дан закон», и смысла этого ни в каком случае они не должны выдавать «гоям». Наложен был «херем» ввиду испуга, что «тайное иудеев» переводчики рассеют по всему свету. Но переводчиков некому было проверять, переводчики были «патриоты своего отечества»; и, сберегая свою общину, оставляя «завет», т.е. «заветное» и «тайное» — только себе, они в кардинальных пунктах перевели, отклоняясь от тайномыслия еврейского в обычный греческий «здравый смысл», «рационализм», или в сближение с господствующими философскими системами; около чего могли быть еще и простые небрежности (как приведенные выше разночтения). Но вообще переводчики «не выдали своих», удовлетворив ученую в сущности прихоть греческого царя — поверхностно, формально и отнюдь не искренно. Евреи (учители их) всегда скрывали и скрывают до сих пор как некоторую национальную тайну, в чем же собственно заключался «завет Бога с ними», какова «материя и пункты» этого завета, каково содержание и текст договора-завета: неужели просто вера и повиновение со стороны людей и покровительство со стороны Божией? Всякому «праведнику» Бог «покровительствует»: это есть общерелигиозное, это есть и христианское, и католическое, и всякое языческое обоюдо-отношение. Явно, есть что что-то другое и главное. Об этом главном евреи — ни гу-гу. Полное молчание. Только наблюдая панораму, т.е. «все в целом» и Св. Писания, и еврейского «исполнения закона», мы замечаем, что дело вовсе не в «повиновении» и «покровительстве», сей слишком элементарной и обобщенной вещи, в сей до некоторой степени базарной вещи. Что есть «пункты», о которых действительно «гоям», да и никому, кроме «исполнителей», сказать нельзя. Отсюда в Талмуде мелькают изречения: «Исполнит тот, кто знает, как исполнить», а не знает — не надо объяснять. Тайномыслие и тайнодумие еврейское, тайночувствие их — явны, очевидны. Вот «выдачи»-то этого и испугались палестинские евреи. Но «свои своих не выдали», как и всегда у евреев. Нашего понимания их закона евреи вовсе не боятся, предоставляя нам брести в трафаретах общерелигиозной фразеологии о «покорности Богу» и что «Бог поможет нам», и что «лучше быть праведником, чем грешным», и «не убий», и «не укради». Но уже о первой заповеди: «Аз есмь Бог твой» — они ничего нам не скажут и никому не скажут, предоставляя думать, что это «только монотеизм», «вообще монотеизм». Но это и не «вообще» и не «только», а специальное еврейское: лично им и одним им сказанное и содержащееся imlicite уже в завете с Авраамом. «Ты один у Меня, и Я тебе буду Один», а «до других богов (не отвергаемых и сущих) нам дела нет». Вторая заповедь, опять не отвергая иных «богов», грозит: «Ни! Ни! ни — направо, ни — налево, ни — вверх, ни — вниз: а только Я Один как стеклышко буду в глазу своем». Никакого тут монотеизма нет, не утверждается, а есть сосредоточенность взгляда. «Пожалуйста, не рассеивайся и не гляди по сторонам». Все видят, что едва я сказал несколько слов, как смысл заповеди, излагаемой у нас догматически-рассудительно, получает какой-то другой оттенок, хотя слова все те же и смысл как будто тот же. Но иной привкус, страстно-патетический, — не протоиерейский; «невестин» привкус. И ведь израилю дана была «обетованная земля» именно в силу заключения завета, — дана еще Аврааму и сейчас же в момент договора. Что это такое, этот дар?.. Это — брачное «вено», брачный подарок: Авраама, как и весь израиль, Бог взял не в «торговый договор» с собою, а в «невестин договор»: смысл и мириады оттенков совсем другие! На этом основан совершенно особый дух празднования субботы («Царица Саб— бат спускается в домы еврейские с неба»), — дух какой-то невестин, дух какой-то свадебный, дух отнюдь во всяком случае (говорю символически и обобщая) не протоиерейский и не архиерейский. Все совсем получает другой колорит, другие краски на себя, другой тон... И — другие последствия, выводы. А форма и слова одни: «праздник», «7-й день». У евреев, кроме неугомонности и шума в истории (тоже характерно: на свадьбе всегда «шумят»), есть повсеместно и в каждом какая-то крикливость, страстность, патетичность, риторство, — маленькое сумасшествие, — и безумная настойчивость и самоуверенность. Все это от «Аз есмь Господь твой», но переведенной не «монотеистически-излагательно», а сосредоточенно и страстно. «Эй, не гляди по сторонам, а только на Меня одного: и раз это сделал — ничего не бойся, везде поддержу тебя». Евреи бессовестно и кидаются в головокружительные торговые предприятия, везде лезут, везде с нахрапом лезут, точно «все силы небесные» у них за спиною, точно их особый «Иегова» поддержит их во всяком мошенничестве. «Поддержит, — потому что я не свожу глаз с Него» (мнимое отвержение политеизма), — думает всякий еврей. «Мы свой завет знаем и никому не скажем». Тут начинаются бездны национальной субъективности, которая никогда не приходила богословам на ум. Для богословов евреи — «они» и их бог — «он», «Он». Они разглядывают юдаизм объективно. А в юдаизме-то именно и нет, и исключен «он». Юдаизм есть чудовищное и ослепительное разверзание «я» — в стороне земной (нация, евреи) и небесной (их «бог»), где все только субъективно, внутренно, где есть какая-то внутренняя мысль, текущая из «я» в «ты», с слиянием в одно «я» и «ты». И никогда, никогда еврей для Бога не есть «он» и Бог для еврея не есть «Он»...

Вдвоем...

А читавшие перевод остались как «они», — чужие, «гои», не нужные, обойденные. В этом и заключался секрет «перевода», т.е. так сделать, чтобы греки никак не попали в огненную черту «своих людей» и «своего (только своего) Бога».

1913 г.