В «вечер Бейлиса»...
Все русское «дым»...
Мечта. Слезы. Вздох. А у евреев все реально. Вот в чем дело.
Разве присуще русским достигать, добиваться? Это — «немецкое западное начало», и — совершенно не православно.
* * *
Вчера с вечера все звонили по телефону: один —
— Это квартира г. Розанова?
— Да.
— Кто у телефона?
— Розанов.
— Сам г. Розанов?
— Да.
— Поздравляю вас с окончанием процесса Бейлиса. Оправдали.
— Кто говорит?
— Поздравляю... от лица Шнеерсона...
— От какого «Шнеерзона»?
— О котором вы писали в вашей поганой газете.
— От поганого дурака слушаю.
Другое насмешливее:
— Звонит председатель русского студенческого кружка.
— Здравствуйте. Очень рад. Что?
— Мы решили обратиться к вам... пожалуйста, извините за беспокойство... Как вы думаете: нужно же реагировать как-нибудь на решение киевского суда?! Что? же, неужели забыть мальчика Ющинского?!..
— Первым делом — отслужить панихиду по нем в Казанском соборе. Если бы не согласился местный священник, следует обратиться к свящ. Буткевичу.
— Да. Мы уже говорили с ним. Но что? же еще? Неужели не реагировать?..
Я вошел во вкус:
— И, идя по Невскому, — дать по морде какому-нибудь еврею, сказав: «Это вам в память Ющинского...»
У телефона все время, кроме говорящего, слышны голоса. Чувствуется общество.
— Официально за это взыскивается три рубля, и я готов уплатить за студента. Охотно бы и сам, да стар...
Шум, хохот. Положили трубку. Догадываюсь, что евреи и насмешка...
Утешение, что все-таки я им сказал в лицо настоящее чувство.
* * *
Печально, скучно, тоскливо. Решение присяжных... Оно отразило добрый русский характер, немного вялый русский характер, истомленный пассивным слушанием множества речей и в этой истоме скорее сказавший «не знаю», чем «не виновен»... Притом, «приговоры присяжных» в последние годы таковы, что по ним скорее можно умозаключить о нежелании вовсе «судить», нежели о желании правильно «рассудить». «Наше дело — сторона», — говорят обыватели, как бы мотая головой: «свой — своего не судит», «пусть судит царь и закон»... «Мы такие же грешные, слабые: и как мы осудим чужой грех?»
Все это так, если бы не такой жестокий случай: ведь швайкой мозги ковыряли.
Насколько русские дремали, настолько евреи встрепенулись... Обломовщина, среди которой как же им и не «хозяйничать».
Тяжело русскому. Что?-то будет и куда пойдет дальше. А куда-то «пойдет». Евреи после такого триумфа, конечно, не остановятся. Вероятно, потребуют отмены «черты оседлости» и процентной нормы в учебных заведениях. И, по всему вероятию, достигнут. Богаты. Сильны. И в их руках печать.
«Возложим печаль на Господа», — как говорят русские. А и в самом деле, что же вообще делать, как не вооружиться русским терпением?
Было крепостное право. Вынесли его. Было татарское иго. И его вынесли. «Пришел еврей». И его будем выносить. Что? делать? что? делать? что делать? Пришла болезнь — как же ее не вынести? Смерть придет — и ту вынесешь. Все вынесешь, когда «Бог велел».
Русь после крепостного права немного загулялась. Песни, дебош, девицы. «В церковь ни ногой». Но 50 лет гулянья — больше Бог не дает. «Прошла коту масленица». Пора попоститься, пора потрудиться. Пора, наконец, и помолиться. Но «гром не грянет — мужик не перекрестится». Еврей и пришел как взыскательный и требовательный пастух, как пастух экономический и скупой, который упасет русскую «скотинку» («гои») длинной хворостинушкой. Он всякого далекого достанет «долговым взысканием» и самого разгульного свяжет векселем. Это не старые слюнявые баре, проживавшие в столице. Он будет сам трудиться и заставит русского трудиться.
И если кроме процента рублем изредка поковыряет и швайкой мозги, — поплачет русский человек и помолчит. «Явных концов» у евреев никогда нельзя найти, а «неявных концов» русский робкий человек не будет взыскивать. «Притом же есть и прецедент», т.е. уже однажды «судили, не нашли и оправдали»... Затем, барство[120] вообще... Ленивого старого барина русская печать, естественно, судила, но прилежного еврейского барина печать столь же естественно не будет судить. К тому же — и миллионы, от которых всегда можно уделить «на угощение». А печать всегда голодновата или прожорлива. Вообще все обещает долгое и тихое и очень мирное житие, которое, наверное, обойдется без крестьянских бунтов и без всякого мифологического «Разина» или «Пугачева». Сказок при евреях не будет, а все проза.
Трудолюбивая проза.
И земно поклонится русский народ еврею, что он его приучил к труду. Об этом-то сегодня в Петербурге, вероятно, и лилось шампанское в согласных банкирских и в согласных адвокатских домах. Гармония капитала, интеллигенции и трудового вопроса.
Все уляжется. Все утишится. А мы, русские, поплачем у могилки Ющинского. Что делать, что? делать? Была зорька, пришла ноченька. У евреев есть поговорка или их семинарский текст: «Не вари козленка в молоке его матери». Потому они и не едят котлет в масле (из молока коровьего). Ну, — это обыкновенно, а есть и «юбилейные дни», прописанные Моисеем. Сегодня «юбилейный еврейский вечер», и они не только скушали агнца «в молоке его матери», этой бедной Приходько, лишенной права и похоронить своего замученного сына (бывали ли такие ужасы в православной России?!) по хлопотам сотрудника газеты, который — если он еврей — внушает робость и полиции, и судебному следователю, и всем... но и полили агнца и мать его шампанским.
Все весело у них.
Все траурно у нас. Ведь это у нас «плакучие ивы», а у евреев в Ханаане — нарды, гранаты и виноградная лоза. И «бедных селений» России они никогда не поймут и никогда их не примут во внимание.