Иудеи и судьба христиан (Письмо к В. В. Розанову)

1913. Октябрь, 26. Ночь.

В том-то и дело, дорогой Василий Васильевич, что последние годы идет какой-то сплошной экзамен русскому народу и на экзамене этом русский народ ежеминутно проваливается. Я не смею, будучи лишь членом народа и лишь членом церкви, требовать: «Да пойдет народ и пойдет церковь сюда, а не туда». Подчиняюсь их решению. Но я никогда не примирюсь с тем, что и народ русский, и церковь русская терпят и переносят пошлость. Размазня после революции в политике; размазня после автономии в университете и вообще в школе; позитивизм церковный, так ярко выразившийся в афонском деле; наконец, это глубокое непонимание религии, какой бы то ни было, это подхалимство пред «адвокатом» в деле Бейлиса, — это для меня ужаснее всяких других исходов. Какая-то серая липкая грязь просачивается всюду. А всё и все лижут ее с наслаждением.

«Не это ли кончина мира?»

Я не о себе болею: могу уйти «в катакомбы», запереться, жить со своими близкими и со своими друзьями; мне не скучно уединяться в мыслях. Но больно за Россию, больно за мир.

Признаться, я не совсем понимаю занятую вами позицию — «против Талмуда»[125]. Если вы только аргументируете ad absurdum — то это хорошо. «Вы, евреи, говорите, что живете как все; а ну-ка, откажитесь от кошерного мяса!.. Не отказываетесь?.. Почему же недопустима мысль о крови?» — Если же вы впрямь хотите, чтобы евреи «просветились»[126] и огрузенбергились, т.е. ожидовели, то это ужасно.

Но и первая ваша аргументация опасна. А вдруг евреи скажут: «Будем есть трефное мясо и ветчину; не будем принимать микву. И что вы на это скажете-е-е?»[127]

В самом деле, что? вы скажете. Что? вы сделаете с жидовскими адвокатами? И почему вы думаете, что мы выучимся у них... чему-нибудь глубокому, а не адвокатству? Заметьте, адвокатство, вообще «просвещенность» — это они изобрели. Борьбу с Церковью католической — это они подняли. Гуманизм вытек из каббалы. И вообще жиды оставляли и будут оставлять тайну тайн себе самим, а нам предоставляли всегда и всегда будут предоставлять одни скорлупки: белый галстух, «Русские Ведомости», грошовые подачки и право доставления им младенцев. Жиды всегда поворачивались к нам, арийцам, тою стороною, на которую мы, по безрелигиозности своей, всегда были падки, и затем извлекали выгоды из такого положения. Они учили нас, что все люди равны, — для того чтобы сесть нам на шею; учили, что все религии — пережиток и «средневековье» (которого они, кстати сказать, так не любят, за его цельность, за то, что тогда умели с ними справиться), — чтобы отнять у нас нашу силу, - нашу веру; они учили нас «автономной» нравственности, чтобы отнять нравственность существующую и взамен дать пошлость[128]. Если бы они хотели нас иудаизировать — это было бы лишь полгоря. Но в том-то и дело, что они прекрасно понимали и понимают ценность всякого религиозного начала, и, наконец, его народообъединяющую мощь, — и потому свое религиозное начало, в его тайнах и в его глубинах, таят про себя. Полновесное зерно — для себя, а мякину — это нам, «скотам», по их воззрениям.

Но что, что с ними делать?! Они размножаются быстрее нас, — это простая арифметика[129]. И что ни делать с ними, настанет момент, когда их станет больше, чем нас[130].

Это, повторяю, простая арифметика, и против этого есть только одно средство — оскопление всех евреев, — т.е. средство такое, применить которое можно только при нашем отречении от христианства.

Итак, вопрос о гибели нашей есть вопрос,

Давно уж взвешенный судьбою.

Ни славянские ручьи не «сольются в русском море», ни оно не «иссякнет», но все будет наводнено серою жидкою лавиною адвокатуры, которая, между прочим, зальет и Талмуд, и ритуальные убийства.

И, в конце концов, — вопрос в одном: верим мы Библии или нет[131]. Верим ап. Павлу или нет. Израилю даны обетования — это факт. И ап. Павел подтверждает:

«Весь Израиль спасется».

Не «духовный» Израиль, как утешают себя духовные семинарии, увы, — не духовный. Ап. Павел ясно говорит о «сродниках по плоти» и подтверждает неотменностъ всех прежних обетований

об избранничестве[132]. Мы — только «так» [133], между прочим. Израиль же — стержень мировой истории[134].

Такова Высшая Воля. Если смиримся — в душе радость последней покорности. Если будем упорствовать, отвергнемся того самого христианства, ради которого спорили с Израилем, т.е. опять подпадем под пяту Израиля. Обетования Божии непреложны. Это мы «в черте оседлости» Божественных предначертаний, — мы, а не они. Это мы — египтяне, обворовываемые и избиваемые и мучимые; это мы — те, у которых «головы младенцев разбиты о камень», — и об этом самом против себя мы поем в церквах ангельскими голосами: «На реках Вавилонских тамо седохом и плакахом». Нам — одно утешенье:

Хотя навек незримыми цепями Прикованы мы к здешним берегам,

Но и тот круг должны свершить мы сами,

Что боги совершить предначертили нам.

Мы должны сами совершить круг своего подчинения Израилю! Может быть, вы — последний египтянин и я — последний грек. И, как загнанные звери, мы смотрим на «торжество победителей». Минутой позже, минутой раньше нас возьмут, зверей, может быть, — последних зверей, и выточат кровь для кошерного мяса. Но надо быть покорными.

И подлинно, как ни бери дела, а выходит все одно. Ветхий Завет дает и неустанно твердит обетования о будущем господстве над миром. Кому? — иудеям. А Новый? — Он отнюдь не говорит нам, христианам, что это господство переходит теперь к нам, христианам, а лишь зовет терпеливо нести свой крест и обещает за это спасение. Один Завет противоречит другому, — но не потому, что оба говорят одно, а потому именно, что оба говорят разное, и разное это обращено к разным лицам. И это глубокое и коренное расхождение обоих Заветов, примиримое при высоком парении духовного созерцания, как это было у апостола Павла, нестерпимо режет и жжет наше бескрылое и дряблое сознание.

П