Маруся, Аржак и Чеснок
Баллада об Аржаке относится к числу ранних уголовных песен советской эпохи. Первая запись трагической истории о героическом хулигане Кольке относится к 1921 году, но возникла она ещё раньше. Исследователь низового песенного фольклора Сергей Неклюдов отмечал явную схожесть ряда сюжетных линий «Аржака» с фабулой жестокого романса «Маруся отравилась» — особенно эпизода с больницей и похоронами. Вот запись 1912 года:
Вечер вечереет.
Наборщицы идут.
Маруся отравилась,
В больницу повезут.
В больницу привозили
И клали на кровать,
Два доктора, сестрицы
Старались жизнь спасать…
Спасайте не спасайте —
Мне жизнь не дорога.
Я милого любила —
Такого подлеца.
В другом варианте «друг любезный», ставший причиной смерти Маруси, просит у неё прощения (так же, как убийцы Аржака):
Вечер вечереет,
Все с фабрики идут,
А бедную Марусю
На кладбище везут.
Белый гроб и дроги,
Священник впереди,
А сзади бежит милый,
Кричит: «Маня, прости!»
В этой же версии встречается и беседа со сторожем у могилки:
И розы расцветают,
И памятник стоит,
И сторож отвечает:
«Маруся здесь лежит».
Налицо явная связь песен, хотя гибнут герой и героиня по-разному. Впрочем, позднее, уже в годы нэпа, появились пародии на «Марусю» (в частности, «Серёга-пролетарий»), где она «в грудь себе вонзает шашнадцать столовых ножей». Однако этот мотив уже заимствован из «Аржака» (в грудь которого вонзилось от «нескольких» до «четырнадцати» ножей) и, возможно, под впечатлением популярного дореволюционного городского романса:
Пойду в аптеку, куплю яду,
Аптека яду не даёт.
Такая славная девчонка
Из-за парнишки пропадёт.
И побежала я на кухню,
Схватила ножик со стола.
И в белу грудь себе вонзила,
И вот такая я была.
Сергей Неклюдов пишет: «Самая ранняя фиксация текста (в песеннике) под названием “Маруся отравилась, в больницу повезли” относится к 1912 г., причём в качестве автора музыки указывается композитор, пианист и дирижер, концертмейстер ресторана “Яр” Я. Ф. Пригожий… Эта версия неоднократно перепечатывается в песенниках и на нотных листах (1915,1918 и др.), а иногда встречающийся подзаголовок “Новая саратовская народная песня” позволяет предположить, что существовал какой-то прототекст романса. Есть основания думать, что именно данная версия стала исходной для других разработок данного сюжета, хотя грампластинки с записями этих сюжетных версий начинают появляться ещё до издания песенника 1912 г. Так, романс под заглавием “Маруся умерла” в исполнении Н. В. Дулькевич и опять-таки с указанием на авторство Я. Ф. Пригожего был записан на пластинку в 1911 г. петербургской фирмой “Сирена Рекорд”. По другим сведениям, пластинка существовала даже в 1910 г., причем речь идёт ещё об одной сюжетной переработке, которая называлась “Маруся отравилась (Житейская трагедия)” или “Обманул Алёша бедную Марусю”; относительно данного текста в недатированном нотном издании сказано: слова Д. А. Богемского, музыка Г. З. Рутенберга, репертуар М. А. Эмской».
Романс быстро приобрёл широкую известность, вошёл в репертуар популярных певцов. Актёр Михаил Жаров в мемуарах «Жизнь. Театр. Кино» вспоминал, что этот жестокий романс был главным номером московских шарманщиков. Песня оставалась уличным шлягером и в 20-е годы прошлого века.
Что касается музыки, и «Маруся», и «Аржак» положены на мелодию известного городского романса «Разлука ты, разлука, чужая сторона» или, если угодно, «На Муромской дороженьке стояли три сосны». Есть ещё один возможный вариант заимствования — народная разбойничья песня «Среди лесов дремучих». Так что музыкальное авторство Пригожего или Рутенберга является более чем сомнительным.
Однако перейдём к «Аржаку». Здесь нас ждёт первое открытие. Оказывается, «Аржак» — это не единственное, а главное, не первое прозвище хулигана Кольки! В наиболее раннем из дошедших до нас рукописных текстов (Омск, 1921) Аржака называют Чесноком, а расправу недруги творят не только над ним, но и над его подельником Ромашкой (кстати, в «омском» варианте впервые упоминаются и «васинские парни», к которым мы еще вернемся). А в сборнике Майкла и Лидии Джекобсон «Песенный фольклор ГУЛАГа как исторический источник. 1917–1939» главным героем баллады выступает уже Аржак, но Ромашка тоже присутствует — однако в облике девушки:
Аржак тогда воскликнул:
«Ромашка, помоги!»
Ромашка отвечала:
«Два ножика в груди».
Там же приводится вариант куплета, где прямо говорится:
Я дрался за девчонку,
Я дрался без ножа.
Наконец, писатель Вадим Шефнер в повести «Имя для птицы, или Чаепитие на жёлтой веранде» объединяет Чеснока и Ромашку в одно лицо, называя местом рождения баллады Петроград:
«Частенько пели ребята привезённую из Петрограда песню о Ромашке Чесноке; дело в ней происходило на родном моем Васильевском острове. Ромашка Чеснок, предводитель гаванской шпаны, попал в засаду, устроенную васинской шпаной:
Вот вечер наступает,
Чеснок идет домой,
А васинские парни
Кричат: — Чеснок, постой!
Чеснок остановился,
Все васинцы кругом…
— Деритесь чем хотите,
Но только не ножом!»
С распространением песни сообразно региону стали меняться и обозначения убийц главного героя: петровские, грузинские, орошенские, ростовские ребята, ольховские мальчишки…
Интересно отметить, что прозвище «Чеснок» сохранилось даже в послевоенный период. Возможно, песня повлияла и на блатной жаргон. Ведь нередко в 40-е годы прошлого века «честных воров» называли не только «честняками», но и «чесноками». А выражение «честно», «по-честному» звучало как «по чесноку» (так нередко говорят и до сих пор). С более ранним использованием этих терминов мне встречаться не приходилось.
Однако в конце концов Аржак вытеснил Чеснока.