3. Характер ревизионистских целей: требования в отношении международных норм, режимов, территории или престижа

3. Характер ревизионистских целей: требования в отношении международных норм, режимов, территории или престижа

Как правило, национальный рост ведет к расширению внешнеполитической активности и интересов государства. Будь то в целях контролирования территорий, поведения других государств, мировой экономики, правил и норм, регулирующих международную практику, запасов сырья, рынков или жизненного пространства, либо в целях обращения других в свою веру, строительства военных баз или просто в исследовательских целях, для расширения общего кругозора.

Таким образом, периоды международного экономического роста связаны с конкуренцией между странами, иногда жесткой – за ресурсы и рынки, военную мощь, политическое влияние и престиж.

Ревизионисты с неограниченными целями с большей вероятностью выдвинут полный спектр требований по поводу тотальных изменений норм, режимов, территорий и мировой иерархии престижа. Вот почему они считаются тираннозаврами международной политики и перемен. По сравнению с ними, сегодняшние формирующиеся державы кажутся лишь в малой степени недовольными нынешним международным порядком. Они стремятся лишь к ограниченным территориальным изменениям и по большей части предпочитают мирные средства достижения своих целей насильственным. Несмотря на некоторое недовольство сформировавшимися глобальными нормами и режимами, страны БИКС (без России) в основном выступают в качестве консервативных защитников существующих международных режимов безопасности, противостоя однополярной державе, пережившей теракт 11 сентября 2001 г., которая была намерена изменить эти режимы в одностороннем порядке, введя в них расширенное толкование своих интересов безопасности.

В том, что касается характера ревизионистских целей, ключевым моментом является то, что некоторые виды ревизионизма опаснее других. Другими словами, есть разница между территориальными ревизионистскими целями и целями, касающимися изменений в нормах и режимах. Недовольство территориальным делением, границами или сферами влияния, как известно, является наиболее вероятной причиной возникновения межгосударственных войн.

Неудовлетворенность характером глобальных структур управления (норм и режимов), напротив, с гораздо меньшей вероятностью, чем территориальные споры, может привести к возникновению крупномасштабных насильственных конфликтов или необходимости решать такие вопросы на поле боя.

Восходящие державы могут обойти самые устоявшиеся международные правила и нормы, не прибегая к военной силе и не провоцируя ее применение. Вряд ли война вспыхнет из-за того, что Китай не обуславливает предоставление внешней помощи ситуацией с правами человека в принимающей помощь стране в нарушение установленной нормы, по которой предоставление иностранной помощи должно быть увязано с соблюдением прав человека. Точно так же, как и нарушения норм, требования, связанные с престижем, не должны приводить к возникновению войн; такие требования часто можно удовлетворить, просто предоставив формирующейся державе «место за столом».

Рассмотрим в этой же логике международные режимы как источник возможных ревизионистских претензий. Некоторые эксперты уже говорили, например, что восходящие державы предпочитают альтернативные модели политической и экономической организации (скажем, Пекинский консенсус), в которых принято «целенаправленное вмешательство государства в развитие рыночной экономики и национальный корпоративный рост, а не расчет на саморегулирующийся рост рыночной экономики»[120]. Поскольку такие альтернативы представляют собой явный вызов ориентированному на свободный рынок так называемому Вашингтонскому консенсусу, к тому же если крупные страны с развивающейся экономикой будут стремиться к созданию совместимой глобальной среды для конкурирующих «неомеркантилистских» моделей экономического развития, то в будущем возможно возникновение конфликта.

На сегодняшний день предпочтения стран БРИКС в сфере глобального экономического управления еще недостаточно определены, чтобы делать предположения о том, что они продвигают именно такую амбициозную идеологическую повестку дня[121]. Даже если в конечном счете конфликт между восходящими и господствующими державами по поводу глобального экономического управления и возникнет, то маловероятно, чтобы он был насильственным.

И хотя споры по вопросам глобального управления (умозрительные – в отличие от реальных конфликтов) потенциально могут оказать существенное влияние на качество мирового порядка, они весьма легко регулируются либо в ходе переговоров, либо, если это невозможно, с помощью других мирных стратегий.

Восходящие державы могут, например, избирательно взаимодействовать с державами-лидерами в рамках предпочитаемого ими порядка. При этом восходящие экономики могут сами выбирать, каким из существующих правил игры в глобальном экономическом управлении они хотят следовать.

Есть и более радикальный вариант, который представляет собой эволюционное развитие стратегии «избирательного взаимодействия»: крупные восходящие державы могли бы создать свои институты экономического управления. То есть альтернативную глобальную экономическую систему, которая в то же время накладывалась на существующую глобальную экономическую архитектуру. Нечто подобное Китай активно предлагает своим соседям в Азии. А именно – создание большого многостороннего банка, который обеспечивал бы оперативное финансирование проектов в области транспорта, связи и энергетики в странах региона. Этот проект рассматривается многими экспертами как подрыв существующих институциональных основ. Называется он – Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. Это ответ Китая Всемирному банку и Азиатскому банку развития, которые представляют собой международные институты, созданные после Второй мировой войны, политика которых определяется США и Японией. Предлагаемый проект не потребует соблюдения экологических стандартов, мер по защите прав при принудительном переселении незащищенных групп населения со своих земель (например, при строительстве дамб, из-за которого люди теряют свои дома) или каких-либо других гарантий, входящих в реестр Всемирного банка и Азиатского банка развития.

По мнению Вашингтона, этот банк есть не что иное, как «политический инструмент Китая для вовлечения стран Юго-Восточной Азии в свою орбиту, проявление мягкой силы, которая обещает экономические блага и улучшает имидж Китая среди соседей, которых беспокоят его территориальные претензии»[122].

Однако данные аргументы разбиваются о тот факт, что международные институты не сумели обеспечить насущные потребности региона. Всемирный банк и АБР имеют все основания для беспокойства, потому что Пекин уже пообещал вложить 50 млрд долларов в начальный капитал и сообщил будущим участникам, что ожидает поступления еще 50 млрд от финансовых учреждений и частных инвесторов. АБР, для сравнения, располагает капиталом только на сумму 78 млрд долларов США.