Свобода быть дисциплинированным

Свобода быть дисциплинированным

Наиболее активное обсуждение этой тенденции началось после событий 11 сентября 2001 г., когда вслед за известными терактами правительство США объявило войну террору и приняло «Патриотический акт», резко ограничивающий права граждан. Документ допускал не только возможность прослушивания спецслужбами телефонных разговоров, личный досмотр пассажиров авиатранспорта и другие, казалось бы, естественные в подобной ситуации меры. Он предполагал отслеживание денежных потоков и значительное сокращение действия банковской тайны – для предупреждения финансирования террористов[8]. Действие акта было отменено 1 июня 2015 г. Но новый закон, одобрения которого намерена добиваться администрация Б. Обамы («Акт о свободе США»), хотя и усложнит работу спецслужб, но сделает слежку за гражданами по-прежнему возможной.

Однако по большому счету «Патриотический акт» стал лишь вершиной айсберга, а подводная его часть формировалась на протяжении многих десятилетий, зародившись практически одновременно с возникновением либерализма. Эпоха Просвещения – а именно просветители XVIII века и либералы века XIX – породила идею «минимального» государства. Она проявилась в текстах англосаксонских философов XX в., трансформируясь в концепцию государства – «ночного сторожа», нанятого блюсти права человека и имеющего право вмешиваться в его приватную сферу. Но лишь – и ровно настолько, насколько это требуется для обеспечения его безопасности.

Однако переход от средневекового понимания положения человека, его отношений с властью – к либеральному отношению сопровождался, как это показано Мишелем Фуко, усиливающейся тенденцией к дисциплине, что, естественно, предполагало (в противовес либеральным воззрениям) увеличение вмешательства в частную жизнь человека. Граница, которую не должен, по идее, пересекать «ночной сторож», сдвинулась в сторону сокращения свободы индивида и наращивания контроля за его поведением. Снова формируются непрозрачные зоны, попадая в которые человек оказывается уязвимым перед лицом государственной машины и непредсказуемости применяемых к нему практик физического и структурного насилия.

Даже в ХХ и XXI вв., несмотря на декларируемую либеральными мыслителями свободу человека от правительственного вмешательства, оно продолжало усиливаться, обретая новые формы – не в виде пыток и зверских казней (как в Средние века), а усилением наблюдения государства за поведением каждого отдельного человека.

Примерно с 20-х гг. ХХ века наблюдается бурное развитие так называемой контролирующей и дисциплинирующей власти. На сегодняшний день даже в институционализированных демократиях существуют неинституциональные (несистемные) инструменты политики, часто фактически нивелирующие существующие на бумаге демократические институты и позволяющие вмешиваться в частное пространство индивида как в чрезвычайных ситуациях, так и в каждодневном режиме.

Справедливости ради следует отметить, что усиление контроля оправдывалось благом самого индивида. Да, клиническая медицина сделала «тело» объектом власти. Но результатом стало резкое улучшение качества жизни. Да, полицейский аппарат глубоко проник в общество. Но в целом ряде случаев это привело и к снижению уровня преступности. Да, электронные средства коммуникации делают индивида практически полностью поднадзорным. Но оперативность передачи информации возросла в разы. Таких аргументов можно привести множество.

Вопрос в том, до какого предела должен дойти рост контроля, чтобы обесценить для индивида приносимые им блага? На определенном этапе контроль превращается в цель в себе, а его связь с ростом благ становится как минимум неочевидной.