Гауляйтеры пытались противопоставить Петра — Екатерине

Гауляйтеры пытались противопоставить Петра — Екатерине

Вакханалия вокруг «царицы Кати» развернулась с новой силой в 2008 году, после того, как в Севастополе открыли сразу два памятника — Екатерине Великой и гетману Петру Конашевичу Сагайдачному.

Бронзовую скульптуру императрицы установили в сквере возле Дома офицеров, и до самого открытия памятник охраняли казаки, чтобы не дать судебным приставам его снести.

В церемонии, приуроченной к празднованию 225-летия города, приняли участие около 200 человек, в том числе активисты казачьих организаций, общественных и политических движений Севастополя, выступающих за союз Украины и России.

Почему-то назначенцев украинских президентов в Севастополе московские телевизионщики упорно называют «мэрией», хотя мы привыкли, что мэр — это тот, кто избран. А если кто назначен из столицы — это градоначальник или, скажем, городничий. Ющенковских назначенцев на юге и востоке Украины (преимущественно, но не исключительно) звали еще гауляйтерами.

Именно эти назначенцы «почему-то» очень не желали открытия в Севастополе памятника императрице, основавшей город. Не сумев угрызть Екатерину, севастопольские урядники, как дети, буянящие «назло маме», установили «свой» памятник — гетману Сагайдачному. Однако гетман-памятник оказался не похож на оригинал.

Судя по сохранившимся портретам, Петро Конашевич в жизни был солиден и похож на русского боярина или на литовского магната. А на официозном памятнике он почему-то смахивает то ли на турецкого янычара, то ли на дальневосточного ниндзя.

На постаменте вполне можно было бы написать: «Тепер вин турок, не козак». Постамент, кстати, высоты необыкновенной, — наверное, назначенные из Киева севастопольские власти боятся, что будут осквернять?

Может, и боятся, потому что сами же киевские урядники и козыряющие им чиновники в провинциях и сделали все, чтобы противопоставить гетмана Петра — Екатерине.

Потому что Петр Кононович, несмотря на то, что участвовал, по требованию польского короля, в походе на Москву, всей своей жизнью явил один из первых символов единения русского народа, пусть даже и разделенного (временно) государственными границами.

Да, козаки, как их тогда называли, «черкасы», «запороги», во время Смуты, по приказу польского короля и по собственному желанию добычи, крепко погуляли по всей Руси:

«И всепагубный враг Сагайдачный с остальными запороги своими отъиде от града со страхом и скорбию августа в 27 день, а жители богохранимого града Михайлова совершают по вся лета торжественные празднества в те дни, в первый приступили день августа в 17 день, чудо архистратига Михаила, а об отшествии от града запорог августа в 27 день празднуют великому чудотворцу Николе»^{125}.

Но после заключения в 1618 году известного Деулинского перемирия казаки ушли на юг и занялись привычным делом — битвами с турками и татарами, взяли Варну («Була Варна здавна славна, славні Варни козаки»), потом побили татар под Перекопом. Отсюда Сагайдачный в марте 1620 года направил в Москву посольство Петра Одинца.

Очевидно, что ни казаки, ни московские дипломаты не считали прежнюю кровавую гульбу запорожцев препятствием для их приема на службу московскому царю. Скорее, это было даже лишним свидетельством «профпригодности». Еще больше умения и потенциальной полезности государю казаки показали на турских окраинах.