Глава 3. Что такое фашизм
Глава 3. Что такое фашизм
Каждый гусар — хвастун, но не каждый хвастун — гусар.
Генерал П.И. Багратион
Фашизофрения — это болезнь массового сознания. Выше мы уже видели примеры того, как люди в массе и порознь верят одновременно во взаимоисключающие вещи. И ниже будут другие примеры из того же ряда. Шизофрения поражает людей по одному, а фашизофрения — и по одному, и в группах, и все общество целиком. Последний случай, понятно, самый тяжелый. Похоже, именно это и случилось с Украиной, в значительной степени — и с Россией, и с остальной Европой.
Это европейская, точнее — новоевропейская болезнь. Она не могла бы ни развиться, ни даже проявиться, если бы не разрушение СССР — одного из победителей во Второй мировой войне, и если бы не ревизионизм истории самой победы.
Она бы не проявилась, если бы не воспоследовавшее создание Евросоюза — «Объединенной Европы», бюрократы (то есть правители) которой снисходительно, как на болезни роста, смотрят на проявления неофашизма в «молодых демократиях». Возможно, правители Евросоюза снисходительны потому, что полагают инъекции фашизма допустимыми ради преодоления «коммунистического наследия» у новых европейцев.
Говоря «европейская болезнь», я, конечно, подразумеваю — и российская тоже. Потому что Россия — европейская страна. Хотя в разные периоды истории ее соседи предпринимали попытки выдавить Россию из Европы, что хотя и невозможно по географическим причинам, но казалось возможным политически. Такая же попытка предпринимается после разрушения СССР, то есть сегодня. Делается это посредством отождествления Европы и Евросоюза. Если вы принимаете это тождество, то, естественно, для вас все, что не в границах ЕС, — уже не Европа.
Разумеется, Россия — еще и азиатская страна, но евразийцы, отрицающие принадлежность и многовековую связь России со Старым Светом, оказывают ей тем самым плохую услугу.
И мы видим, что болезнь, о которой говорим, заражает людей не только на Украине или в Прибалтике, или в России с ее пресловутым «русским фашизмом». Она присутствует и в «старой Европе», с ее традиционными, существующими еще с ранних послевоенных времен неофашистскими движениями. И в «новой Европе» — странах, присоединенных к Евросоюзу после разрушения СССР.
«В польских школах XXI века не говорят ученикам, что война Польши с Гитлером 1939 года была нашей ошибкой. Однако, анализируя польско-советские отношения, учебники учат именно этому», — пишет в своей статье в польском издании «Nie» (11 февраля 2005 г.) Ежи Урбан.
Статья иронична, провокативна, все достойное порицания автор высмеивает очень тонко, пожалуй, даже слишком тонко. Читатель даже не всегда может отличить осмеяние от апологетики. В этом — сила и слабость тонкой иронии.
Автор изучил 18 свежеизданных учебников истории, прочитав главы о Второй мировой войне и ее последствиях для Польши и обратив при этом особое внимание на тему «Советский Союз и Польша».
«После всего прочитанного меня интересует следующее: какое по счету поколение учеников, вместо того чтобы покорно поддаваться полосканию мозгов, задаст, наконец, вопрос: „Какого, спрашивается, эти идиоты — маршал Рыдз-Смиглы и министр Юзеф Бек решились на войну с Гитлером?“»
И наконец, вывод статьи, написанной после прочтения современных польских учебников истории:
«Проявлением мудрости стало бы вступление в Антикоминтерновский пакт. Потом (вслед за Болгарией, Венгрией и Румынией) заключение союза с Третьим рейхом и превращение в такое же, как и эти страны, вассальное государство Германии. И, как следствие, отправка в июне 1941 года на войну с Советским Союзом».
Статье предпослан характерный заголовок «Гитлер был прав».
«Некоторые историки даже говорят о „европейской гражданской войне“, в которой „христианская и цивилизованная“ Европа встала на сторону фашистов, воевавших с „большевистскими варварами“, — пишут в бельгийской „La Libre Belgique“ Ги Спитальс, Жан-Мари Шовье и Владимир Калле. — Так считают в Таллине, столице Эстонии, которая, между прочим, входит в Евросоюз. Подобного рода теории в ходу в Эстонии и Латвии, а также в Галиции (Западная Украина)».
Но бельгийские авторы далеки от наивной мысли, что подобные воззрения в упомянутых регионах являются плодами собственного производства. В своей статье, которая озаглавлена «Зачем замалчивают „красную победу“», они анализируют общеевропейскую тенденцию, уже много лет подпитывающую неофашистские движения:
«Специалист по русской истории Марк Ферро считает, что впоследствии появилось некое табу, которого не было раньше: сейчас не принято говорить о том, что именно Советская армия разгромила силы Вермахта, и что благодаря этому произошла высадка союзников в Нормандии, и американо-английские войска смогли освободить Западную Европу. Нельзя сказать, что эти операции просто следовали друг за другом, существует прямая связь между ними. Но годы шли, началась холодная война, и роль Советской армии стали потихоньку замалчивать. А сегодня, когда она распадается (М. Ферро писал эти строки в 1992 г.), мы все больше доверяем англосаксонским источникам, расписывающим свои военные успехи».
Бельгийскому политику и двум журналистам «просто хотелось бы, чтобы 8 и 9 мая, отмечая очередную годовщину фашистской капитуляции, мы не забывали о некоторых исторических фактах. И чтобы никто не воспользовался этим днем, чтобы реабилитировать коллаборационистов и ставить памятники бывшим эсэсовцам!»
Но памятники ставятся — и бывшим эсэсовцам, и бывшим агентам абвера и гестапо. И происходит это в разных странах, как будто по какому-то заранее написанному сценарию. Стоит в Эстонии начать бороться с «Бронзовым солдатом» — и почти сразу в Польше начинается борьба с памятниками советской эпохи, и почти мгновенно она перебрасывается на Западную Украину.
Нам придется вспоминать многие страны. Разумеется, больше всего я буду говорить об Украине. Не потому, что положение здесь наихудшее; наверное, не худшее, я, во всяком случае, очень надеюсь, что не худшее. А потому что, как у нас говорят, свое сильнее болит.
Страна гниет с головы. И выстраивается унылая цепочка: больные люди, больные общества, больная планета. Нацизм подобен бледной поганке, он ядовит в любых дозах.
* * *
Что такое фашизм? Это термин. О терминах не спорят, о терминах договариваются. Давайте договоримся, что называем фашизмом в этой книге.
Фашизм как самоназвание появился в 20-е годы в Италии и стал правящим режимом в 1922 году. И сегодня многие явные и неявные защитники этого движения пытаются заставить оппонентов говорить о фашизме только как о строе, царившем в Италии Муссолини в 1920–1940-е годы.
Но уже в те времена, а в послевоенные годы тем более, рамки понятия существенно расшились. В русском языке уже с тридцатых годов было принято называть фашизмом далеко не только итальянский фашизм образца упитанного дуче. И коль в нашем разговоре мы пользуемся русским языком, то будет логично и слова использовать в значениях, принятых в русском языке.
Итак, в этой книге мы будем называть фашизмом идеологию, которая базируется на вульгарном социал-дарвинизме, проповедует разделение людей, не суть важно, по каким параметрам, на низших и высших, и утверждает, что для осуществления великой цели — господства высших — допустимы любые преступления. Подробнее:
1. Социал-дарвинизм. Это механическое перенесение учения Дарвина о межвидовой и внутривидовой борьбе за существование в животном и растительном мире на человеческое общество. Это учение, точнее, верование, утверждает, что выживают сильнейшие{9}.
2. Как следствие — сегрегация, разделение людей (по тому или иному признаку) на способных, достойных выживания, и обреченных на то, чтобы стать материалом, «биомассой» для обеспечения выживания достойных (по-польски — «достойников»). Разделение на тех, кто достоин жить (субъектов выживания), и недостойных, лишенных права на существование (объектов, обеспечивающих существование).
3. Однако человек не животное. Вульгаризация заставляет вносить поправки. В борьбе за существование, если перенести ее на человеческий род, будет выживать не самый ловкий и сильный, а тот, кто способен применить средства, избыточно обеспечивающие достижение цели. В силу этого одним из основополагающих для фашизма является принцип «цель оправдывает средства».
Детализируем эти положения применительно к истории и современности. Вот как формулировал Гитлер в «Майн кампф» основы своего вульгарного социал-дарвинизма: «Человек возвысился благодаря борьбе… Чего бы ни достиг человек, он добился этого благодаря оригинальности, усиленной брутальностью… Жизнь можно уложить в три тезиса: борьба — всему глава, добродетель — голос крови, а главное и решающее — это вождь».
В эти же три тезиса укладывается любой фашизм — и гитлеровский, и позднейший.
И дальше: «Кто хочет жить, должен бороться, кто не желает бороться в этом мире, где вечная борьба является законом жизни, не имеет права на существование».
Здесь Гитлер просто открыто формулирует то, что апологеты фундаментального либерализма пытаются скрывать политкорректными словесами. Эту «оригинальность, усиленную брутальностью», мы находим во всей истории европейских стран и их колоний во все времена, но особенно — с начала Нового времени, или, как формулируют иные, с возникновения и упрочения капиталистических отношений.
«Оригинальность, усиленная брутальностью», — это и американский Дикий Запад, и современная Россия с Украиной. Умение ударить человека, не ожидающего нападения, воспользоваться недоступной для конкурентов информацией, — разве не на этом строятся капиталы и сегодня, и не только в «диких» постсоветских странах, но и в так называемых цивилизованных?
Многие скажут: и что ж тут такого? Только бизнес, ничего личного… Я тоже не оцениваю, плохо это или хорошо. Я только говорю: это было и есть.
Но в то же время, параллельно, было и другое. Фермеры выбирали шерифов, чтобы те отлавливали их наиболее способных к внутривидовой борьбе сограждан и отстреливали их, как бешеных собак. Вообще говоря, собаки, даже постоянно грызущиеся между собой, мгновенно и инстинктивно объединяются, чтобы загрызть бешеную, — а нынешняя свободная пресса ретранслирует громадное удивление: откуда у нас такая ненависть к частному предпринимательству? А ведь ненависть — не к предпринимателям, а к некоторым их весьма распространенным методам.
Фермеры не были ни слабее, ни глупее бандитов. Просто они не хотели стрелять в людей из-за углов или из кустов или нападать на спящих, а хотели спокойно растить хлеб и скот. Потому что в дарвиновской борьбе за существование, если перенести ее формы на человеческое общество, победит не сильнейший, и даже не самый приспособляемый, а подлейший. Способный ударить в спину, бить лежачего, продать — или купить — тайну исповеди.
И если в животном и растительном мире борьба за существование является двигателем развития, то, будучи механически перенесенной на человеческое общество, она явится двигателем деградации, дегенерации, регресса. А двигателем прогресса является как раз ограничение такой борьбы со стороны общества — культура, с ее этическими и юридическими нормами. Которые не нарушаются, а если нарушаются, то это не остается безнаказанным.
Безусловно, должности министров должны занимать наиболее умные, а должности солдат — самые сильные. Но ведь и бешеных собак нужно отстреливать, не правда ли?
Социал-дарвинизм — это, если использовать математический термин, почти всегда достаточное условие для выявления склонности к фашизму. Потому нам приходится и еще придется уделять ему внимание в этой книге.
Логическим развитием социал-дарвинизма является культ одиночки — сверхличности, в противовес коллективизму. Особую ненависть Гитлера вызывали три качества — интернационализм, пацифизм и эгалитаризм, то есть равенство: «Народ теряет свою внутреннюю ценность, как только становится подвержен этим трем порокам, ибо он тем самым разрушает свою расовую чистоту, проповедует интернационализм, предает свою самостоятельность и на ее место ставит подчинение меньшинства большинству, иначе говоря, некомпетентность, и начинает скатываться в братство всех людей».
Ну разве не то же самое видим мы у украинских националистов, с их «ініціативною меншістю», которая должна вести за собой «несвідому більшість»? Разве не те же самые гитлеровские отголоски находим в речах украинских политиков, любящих поговорить о том, что не всякая политика может быть публичной? (Особенно ярко это проявляется в вопросе о НАТО. Против него высказывается большинство граждан Украины, и это большинство, вследствие своего неугодного чиновникам выбора, объявляется «несвідомим» и «неинформированным». И потому решать — просвещать и вести — должны наиболее продвинутые, или, по Гитлеру — «главное и решающее — это вождь».)
Разве не тот же самый гитлеровский душок сквозит в речах «правозащитников», которые пытаются втолковать «слабо информированному» народу, что демократия — это на самом деле не власть народа, то есть его большинства, а защита прав меньшинств?
И что интересно: проповедники таких фашизофренических идей одновременно являются главными борцами с «русским фашизмом».
Откуда, как не от бесноватого фюрера, такая ненависть к «братству всех людей»? В украинском, да и в российском обществе, вдруг появилась значительная поросль особей, которые просто беснуются, когда слышат слова о братстве русского, украинского и белорусского народов. Вообще-то их очень немного, но они «несамовито» активны в Интернете, в борьбе за гранты западных институтов и соответственно — в проведении различных уличных и не уличных акций.
Пора забыть советские сказки о братстве русского и украинского народов, — твердят с экрана дуроскопа и лощеные дикторы, и студенты всяческих новых университетов, получивших меткое обозначение «натовских ПТУ», и старые седоусые националисты. Глядя на них, фюрер в своем котле со смолой небось попискивает от удовольствия: есть кому продолжить его кампф.
Откуда такая неадекватная ненависть к вообще-то банальному словосочетанию, давно ставшему пропагандистским штампом? Можно ли считать такую неадекватность следствием проблем с душевным здоровьем?
Вопросы интересные, но и другое не должно остаться незамеченным нами: почти все PRидумки современных национал-демократов списаны у главного национал-социалиста всех времен.
Ложь — один из существеннейших признаков фашизофрении. Конечно, не всякий лжец — фашист, но каждый фашист — лжец. Ложь для фашиста — и образ жизни, и способ действий, потому что ложь очень эффективное средство конкурентной борьбы. Она существенно облегчает путь от унтерменша к юберменшу. Солгав, что он невооружен, слабый человек легко победит в борьбе за выживание даже нескольких сильных. Ложь, кстати — это одно из отличий человека от животного — зубастое животное при всем желании не может прикинуться беззубым. Максимум, что досталось животному миру из подобных орудий, — это мимикрия.
Разумеется, ложь в политике как прием убеждения, принуждения, манипулирования применялась задолго до появления фашизма. Но мы справедливо говорим, что только при нем ложь переросла рамки отдельных кустарей-энтузиастов и стала индустрией.
И, кстати говоря, нормальные люди для борьбы с фашистами тоже бывают вынуждены использовать ложь. От этого они, конечно, не уподобляются своим противникам. Потому что — повторимся — каждый фашист — лжец, но не каждый лжец — фашист.
Ющенко, Тимошенко и все оранжевые, и на Украине, и в России — сторонники непубличной политики. Разумеется, пока они бузят на площадях, стремясь ко власти, они — самые ярые сторонники открытости{10}. Но только придя к власти, они начинают говорить о том, что не всякие темы предназначены для публичного обсуждения, и издавать законы не для печати{11}.
Судя по их действиям, они являются сторонниками так называемого общества принятия решений. В таком обществе решения принимаются людьми, специально воспитанными и приготовленными для принятия решений. Элитой, то есть меньшей, наиболее богатой частью населения, которая в данном случае вычленяется из всего населения страны и противопоставляется народу — остальной и большей части населения.
Народу же не следует говорить всей правды, и ни в коем случае нельзя говорить только правду. Украинские достойники пишут тайное письмо с просьбой принять в НАТО — конечно, не только их самих, а всю Украину. А «их народ» узнает об этом от иностранных деятелей, из иностранной печати.
Точно так же велась агитация за вступление в ВТО. Тогда народу впаривали простенькую и доступную любому дурню мысль: членство в ВТО даст «украинскому производителю» возможность на равных участвовать в международном разделении труда и в мировой конкурентной борьбе.
Условия вступления в украинской «свободной» прессе не обсуждались. А вот в «несвободной» России они обсуждались и обсуждаются яростно, всем обществом, и специалистами, и домохозяйками, — может, поэтому Россия еще не ощутила на себе всех прелестей прозябания во Всемирной торговой организации?
А сегодня никто в украинской (свободной, не забудьте!) прессе уже не вспоминает о возможностях, которые нам дало ВТО. Если бонусы и есть, то настолько мизерные, что о них неловко и упоминать во время нынешней разрухи.
И как-то «вдруг» оказалось, что от вступления Украины в ВТО одни беды: всемирный «элитный клуб» доит, стрижет и обгрызает «неньку» как сам хочет. А ей, бидолашной, по условиям вступления не позволено даже пищать.
И конечно, не позволено компенсировать убытки от сотрудничества с западным миром где-либо на других направлениях, запрещено даже думать об интеграции с Россией, что наглядно проявляется в речах и поступках ВСЕХ украинских политиков — и антирусских, и «пророссийских».
Вскользь отметим, что и при президентах Кравчуке и Кучме Украина следовала тем же курсом. Политика по втягиванию страны в международные структуры на невыгодных для украинцев условиях была менее активной, не форсированной, но столь же, если не более, непубличной.
Кто из них, Кучма или Ющенко, больший и более эффективный евроинтегрун? Кучма не кричал — но делал, тянул Украину и в НАТО, и в ВТО, и объяснял, почему «Украина не Россия». Ющенко кричал, и, наверное, именно поэтому ему не дают делать. Ну действительно, человек, идущий на плохое дело, ведь не станет громко вещать о том, что он задумал и куда идет? Но это — отдельная тема.
Украинское руководство больно фашизофренией. До 2004 года болезнь протекала в скрытой форме, после «оранжевой революции» — в явной. Прежде были точечные очаги заражения по всему телу: очень сильно в МИДе, «спилке пысьмэнныкив», во множестве культурных и околокультурных организаций.
А после «оранжевой революции» украинская рыба стала классически загнивать с головы.