ГРАФУ КАРЛО ПЕПОЛИ[44]

ГРАФУ КАРЛО ПЕПОЛИ[44]

Как этот сон томительный и скорбный,

Который жизнью мы зовем, ты терпишь,

Пеполи мой? Какой надеждой сердце

Поддерживаешь? На какие думы,

На труд какой, благой иль скучный, тратишь

Досуг, тебе доставшийся от предков,

Мучительное, тяжкое наследье?

При всех условьях жизнь, по сути, праздность,

Поскольку этот труд, усилья эти,

Направленные не на благородный

Предмет, не достигающие цели,

Звать можно праздными. Коль сонм рабочих,

Которых что рассвет, что вечер видят

Грунт роющими, жнущими иль стадо

Пасущими, вы назовете праздным.

Вы правы — ведь живут, чтоб заработать

На жизнь, они, а ничего сама

Жизнь по себе не стоит. Дни влачит

И ночи кормчий в праздности, и празден

Пот вечный мастерских, и праздно бденье

Военных и опасности их битв;

Торговец алчный праздно существует;

Причем никто блаженства, о котором

Единственно природа смертных грезит,

Не обретает ни себе, ни прочим

В опасности, в поту, в заботах, в бденьях.

Лекарство от упорного желанья

Счастливым быть, заставившего смертных

С тех пор, как мир был создан, непрестанно

Вотще вздыхать, природа заменила

Обильем нужд в несчастной нашей жизни,

Которых без труда или заботы

Не удовлетворить: хотя б наполнен

Тогда, уж если радостен не стал,

День для семьи людей, и жажда счастья,

Тревожная и смутная, терзает

Не так сердца. Вот почему всех видов

Животные, в груди которых жив

Один, не менее пустой, чем наш,

Инстинкт блаженства, заняты всецело

Лишь поддержаньем жизни: меньше нас

Печалясь и трудясь, проводят время

Они и не клянут часов неспешность.

Но мы, заботу о существованье

Отдавшие в другие руки, терпим

Тягчайшую нужду, другим с которой

Не справиться, а нам не рассчитаться

Без мук и скуки, — то необходимость

Истратить жизнь: жестокая, тупая

Необходимость, от нее не могут

Ни тучность нив иль стад, ни блеск сокровищ,

Ни двор великолепный иль порфира

Избавить род людской. Коль человек,

Гнушаясь вышним светом, отвращаясь

От лет пустых, не даст опередить

Руке самоубийственной задержку

Мгновенья рокового, все лекарства

От злобных жал неисцелимой жажды,

Вотще влекущей к счастью, все бессильны.

Хоть тысячу добудь он их, ища

Повсюду: не заменит ни одно

Единственного, данного природой.

Вон тот, кто туалетом и прической;

Бездельем важным; лошадей, колясок

Исследованьем тонким; посещеньем

Салонов модных, людных мест, бульваров;

Участьем в играх, ужинах, балах —

Все дни и ночи занят, и не сходит

Улыбка с губ его; увы, в груди,

На дне ее, тяжелая, глухая,

Недвижная, как столп алмазный, скука

Бессмертная царит, против которой

Пыл юности бессилен: не разрушить

Ее ни сладкой речью алых уст,

Ни нежным взглядом пары черных глаз,

Дрожащим, драгоценным взглядом, самой

Достойной неба вещью на земле.

А тот, как бы решив избегнуть общей

Судьбы печальной, жизнь проводит в смене

Широт и стран, моря пересекает

И взгорья, объезжает шар земной,

Границ пространства достигая, людям

Открытых средь бескрайних далей мира

Природой. Но, увы, форштевни черной

Тоской обвиты: призывает счастье

Средь всех широт, под всеми небесами

Вотще и он — везде царит печаль.

Еще есть те, кто, труд жестокий Марса

Избрав, часы изводит, в братской крови

Купая праздно руки; есть и те,

Кто утешает скорбных, и, вредя

Другим, считает, что спасает тех от горя,

И, зло творя, убить стремится время.

Одни — искусства, знанья, добродетель

Преследуют, другие притесняют

Свой иль чужой народ иль отдаленных

Стран нарушают мир патриархальный

Торговлею, войною и обманом,

На что вся жизнь их, дар судьбы, уходит.

Кротчайшее желанье и заботы

Нежнейшие в цвет молодости вводят

Тебя, в апрель годов — вот первый неба

Дар, милый всем, но горький тем и вредный,

Кто родины лишен. Тобой владеет

И движет страсть к стихам, к живописанью

Словами редких, слабых, беглых теней

Красы земной, плодящих в изобилье

Изысканные грезы, что природы

Великодушней и небес, и наши

Все заблужденья. И тысячекратно

Тот счастлив, кто с годами не теряет

Способности к воображенью хрупкой

И драгоценной, даровал которой

Рок сохранить навеки юность сердца,—

Что в зрелости и в старости, как в годы

Цветущие, природу украшает

В глубинах дум и оживляет смерть

И пустоту. Да одарит тебя

Судьбой подобной небо и да явит

Огнь, сердце ныне жгущий, и в сединах

Возлюбленным поэзии. Меня же

Все ранних лет обманы оставляют,

Я чувствую, и сладкие виденья

Тускнеют на глазах, хоть я любил их

И будет вызывать воспоминанье

О них до смерти плач и сожаленья.

Когда негибким станет тело это

И зяблым, и ни солнечных, спокойных

Полей блаженное уединенье,

Ни, по весне, напев рассветный птиц,

Ни в небесах прозрачных над холмами

И берегом безмолвная луна

Не тронут сердца мне; когда красоты

Природы и искусства для меня

Мертвы и немы станут, взлет же мысли

И нежность чувств — неведомы и чужды;

Тогда, еще раз клянча утешенья,

Сфер погрубей, чтоб в них неблагодарный

Остаток жизни злой предать забвенью,

Коснусь. К суровой правде, к тайным судьбам

Вещей земных и вечных обращусь,

Исследуя, зачем людское племя

Сотворено, зачем нуждой и мукой

Отягчено, к какой последней цели

Гонимо роком и природой, кто

Рад нашей боли, кто ее желает,

Каков порядок, смысл, закон движенья

Вселенной непостижной, мудрецам

Восторг внушавшей, мне же изумленье.

Такими размышленьями займу я

Досуг: как знанье правды ни печально,

Есть сладость в нем. И если мне придется

О правде рассуждать и не оценит

Мир или не поймет моих речей,

Не огорчусь я, ибо не угаснет

Во мне влеченье сладостное к славе,

Не к суетной богине, нет, а к той,

Что счастья, рока и любви слепее.

Перевод А. Наймана