Сомнения преподобного Галиани

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сомнения преподобного Галиани

Почему пассажирский Боинг южнокорейской авиакомпании KAL вторгся в воздушное пространство Советского Союза? Вокруг этого вопроса разгорелась небывало жаркая дискуссия, в которой ломали копья политики, журналисты, специалисты по навигационной технике как на Западе, так и на Востоке.

Одно из двух: либо КАL-007 вторгся в советское воздушное пространство преднамеренно (шпион!), либо непреднамеренно. Второе предполагает результат случайных обстоятельств – если пилот и допустил ошибку, то, разумеется, случайно; или опять-таки случайно вышла из строя навигационная аппаратура. Из этой логики и исходят, собственно, две известные версии, советская и американская. Обе они, как мы убедимся позже, плохи, но третьей, казалось бы, не дано.

Анализ события следует предварить одним, на мой взгляд, существенным замечанием: обе версии во многом сформировались специфическими механизмами психологической защиты, которые затмили собой отмеченные выше особые обстоятельства.

Москве необходимо оправдаться в гибели 269 человек. Это возможно лишь в том случае, если удастся доказать, что советские службы ПВО на Дальнем Востоке обнаружили нарушителя своевременно и исчерпали все меры для перехвата. Не потому ли маршал Огарков заявлял, что один из истребителей-перехватчиков нагнал авиалайнер ещё над Камчаткой и пытался принудить его к посадке? Но если бы это было так, то местное командование незамедлительно связалось бы с Москвой, чтобы согласовать дальнейшие действия. Корейскому самолёту сигнализировал позже уже в небе над Сахалином майор Осипович, но КАL-007 не реагировал на сигналы. И тогда Москва, не мудрствуя лукаво, заявила: не реагировал потому, что хотел улизнуть. Значит – шпион. Так возникла советская версия. Из неё логически следует:

– корейские пилоты сознательно изменили курс; – диспетчеры американских радаров зарегистрировали отклонение KAL-007 от курса (но сознательно не реагировали);

– советские радары засекли нарушителя своевременно.

Как видим, советская версия выплёскивает из анализа события все отмеченные выше особые обстоятельства. Значит ли это, что следует согласиться с американской версией? Сотрудник НАСА Джеймс Оберг отвечает на этот вопрос утвердительно. По его мнению, Вашингтон предлагает «объяснение одновременно и самое простое, и наиболее вероятное». Проверим, так ли это.

Припомним те обращающие на себя внимание обстоятельства, которые предшествовали трагедии. Во-первых:

– радиопеленгатор в аэропорту Анкориджа был в ремонте;

– дефект в одном из указателей курса на самолёте. Эти два обстоятельства заведомо известны экипажу и потому не могут рассматриваться как «случайности», повлекшие к отклонению от курса. Уже сам факт, что ими пренебрегли, свидетельствует об их незначительности.

Во-вторых: что произошло за первые 49 минут полёта? Много:

– авиалайнер сходит с курса; – экипаж не корректирует курс по радиопеленгатору в Бетеле.

Конечно, последние два обстоятельства позволяют предположить как ошибку пилота, так и неисправность навигационной аппаратуры. Однако такие возможности даже самим сторонникам американской версии представляются маловероятными. Дело в том, что надёжность некоторых систем обеспечивается методом дублирования. И здесь тоже: на самолёте не один, а несколько навигационных приборов, которые могут заменить или дополнить друг друга; самолёт ведёт не один, а два пилота, каждый из которых может заметить ошибку другого. Уже хотя бы поэтому такие аргументы, как «человеческая ошибка» или «неисправность аппаратуры», выглядят слабыми. Но что же делать, если только эти аргументы позволяют объяснить событие роковым стечением случайных обстоятельств, и опровергают обвинение в шпионаже!

Советскую версию подкрепляет и другое маловероятное обстоятельство. А именно: дежурный наблюдатель радарной станции FAA не предупреждает корейских пилотов о том, что ведомый ими самолёт отклонился от курса в сторону советской границы. Если бы это совпадение заметил некий сторонний наблюдатель, он наверняка заподозрил бы неладное. Он тут же припомнил бы, что корейские пилоты «почему-то» не корректировали свой курс, пролетая над Бетелем. Его сомнения усилились бы ещё больше, если бы он и дальше проследил, как развиваются события. Этому стороннему наблюдателю пришлось бы констатировать, что и другие американские станции слежения, в поле зрения которых последовательно оказывался KAL-007, никак не реагируют на то, что самолёт неуклонно приближается к границам СССР. Логично рассуждая, он решил бы, что всё это не случайно, что событие разворачивается по заранее разработанному плану, что здесь, вероятно, имеет место предварительный сговор…

Первым обратил внимание на эту подозрительную деталь Михаил Горбачёв. На внеочередном заседании Политбюро, созванном на следующий день после инцидента, он заметил, что «самолёт долго находился над нашей территорией, и если он сбился с курса, американцы могли поставить его в известность. Но они этого не сделали».

Обвинение в организации шпионской акции громом прокатилось по страницам мировой прессы. Со всей остротой возник вопрос о моральном облике американского правительства: могло ли оно в своей политической игре поставить на карту жизни 269 ни в чём неповинных людей? Если да, то это свидетельствовало бы о беспрецедентном цинизме администрации президента Рейгана. Весь мир ждал, что ответит Вашингтон. Конкретных объяснений не было. Медлить же с ответом в условиях, когда советские дипломаты громоздили одно «доказательство» на другое, было опасно. Именно здесь и сработали механизмы психологической защиты.

Москва обвиняет: Самолёт нарушил границы СССР с разведывательными целями.

Вашингтон защищается: Никаких целей не было, изменение курса самолёта обусловлено ошибкой пилота или неисправностью навигационной аппаратуры.

Так возникла американская версия. Она не в состоянии, в частности, объяснить, почему ни один из диспетчеров американских радарных станций, расположенных вдоль восточного тихоокеанского побережья, этого нашпигованного военными объектами района, не прореагировал на отклонение КAL-007 от курса. Такое вызвало подозрение даже у некоторых американских обозревателей. Журнал The Nation писал: «Невозможно поверить, что США не знали, что самолёт сбился с курса. Почему мы его не предупредили?» «Военные диспетчеры обычно сообщают гражданским коллегам, если тот или иной гражданский самолёт сбился с курса. На этот раз они так не поступили. Почему?»

Английский журнал Defence Attache предлагает свою версию: KAL-007 действовал в контакте с космическим челноком «Челленджер». Аргумент – совпадение во времени: «Челленджер» тоже был запущен 31 августа, и в необычное время – ночью, а рейс 007 в аэропорту Анкориджа задержался с взлётом. Журнал с лёгкостью объясняет и согласованное молчание американских станций слежения. Вот эти строки: «…Что же касается авиадиспетчеров, следивших за полётом корейского авиалайнера, будь они гражданские или военные… они грубо нарушили свои обязанности, либо не поняв, что самолёту угрожает опасность, либо не прореагировав, когда эта опасность была обнаружена»[24].

Подобные высказывания играли на руку советской пропаганде, они тут же подхватывались и соответствующим образом комментировались. Так, лондонский корреспондент ТАСС Н. Пахомов писал, что маршруты «Челленджера» и южнокорейского пассажирского Боинга «находились в идеальном положении относительно друг друга для выполнения координированной разведоперации» и что «космический челнок занимался прослушиванием советской системы ПВО».

Относительно возможных причин изменения курса KAL-007 представитель ассоциации пилотов гражданской авиации в Вашингтоне Джон Майзора пытается уверить мировую общественность, что здесь «можно предложить убедительное объяснение… не пытаясь искать объяснений потустороннего свойства». Убедительного объяснения, однако, не последовало. Что же касается «потусторонних свойств», то упоминание о них было сделано неспроста. Действительно, самолёт приближается к советской границе, а персонал американских станций слежения никак на это не реагирует. Если допустить, что между этими обстоятельствами нет связи, то на ум невольно приходит мысль о вмешательстве потусторонних сил.

Джеймс Оберг прекрасно сознаёт слабость американских аргументов. Он понимает, что совпадение во времени маловероятных обстоятельств низводит фактор случайности в событии до исчезающе малой величины. И вынужден сделать этакое акробатическое заключение: «При реконструкции подобных катастроф, связанных с современной техникой, всегда приходится сталкиваться с „маловероятными” или „невероятными” событиями, которые, тем не менее, произошли».

Слово «маловероятно» вполне корректно выглядело бы в приведённом предложении и без кавычек. Должно быть, Оберг взял его в кавычки, чтобы оправдать введение сюда и – тоже закавыченного – слова «невероятно». Здесь сотрудник НАСА явно ловчит. Почему ловчит, станет ясно из ниже приведённой истории, заимствованной из книги упомянутого выше математика Д. Пойя.

«Однажды в Неаполе преподобный Галиани увидел человека из Базиликаты, который, встряхивая три игральные кости в чашке, держал пари, что выбросит три шестёрки, и действительно он получил три шестёрки. Вы скажете, такая удача возможна. Однако человеку из Базиликаты это удалось и во второй раз, и пари повторилось. Он клал кости назад в чашку три, четыре, пять раз и каждый раз выбрасывал три шестёрки. „Sargue Вассо![25] – вскричал преподобный Галиани. – Кости налиты свинцом!” И так оно и было…»

Преподобный Галиани сделал в данном случае правдоподобное предположение. Дело в том, что игра в кости основана на случайности. Если игра ведётся честно, то в ряде бросков выпадают разные цифры. Но когда событие превзошло ту степень невероятия, которую люди рассматривают как сверхъестественную, его преподобие потерял терпение.

Москва тоже обвинила Вашингтон в нечестной игре. Ведь её, Москву, пытаются убедить, что в то самое время, как пилоты южнокорейского лайнера совершают ошибку, «ошибаются» и все диспетчеры американских станций слежения, военные и гражданские. Теперь понятно, почему сотрудник НАСА взял слово «невероятно» в кавычки; если это слово раскавычить, то как раз и открывается место для потусторонних сил: произошло невероятное!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.