447*. И. К. Алексееву

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

447*. И. К. Алексееву

1912 — 20/VI, суббота

Ессентуки

20 июля 1913

Здравствуй, моя душка, мой дорогой

друг Игоречек!

Спасибо за твои очаровательные письма, которыми и я попользовался. Они интересны, искренни, сердечны и правдивы. Ты писал их с доверчиво распахнутой душой, а это, ты знаешь, больше всего радует папашу и мамашу, которые особенно дорожат и гордятся детской дружбой и откровенностью. Не скрою от тебя, что без привычки — все время испытываешь волнение, тревогу благодаря твоему отсутствию. Точно присел на кончик стула и ждешь: когда же начнется настоящий отдых, все вместе… Но тот настоящий отдых уж кончился. Я душевно рад, если самостоятельная жизнь даст тебе бодрость и здоровье и научит тебя управлять твоей природой. Душевно этого хочу и искренно благодарен милому Льву Антоновичу за его добрые чувства к нам и к тебе 1. Я понимаю, что сами мы никогда не решились бы на то, что так просто и ясно кажется менее заинтересованному человеку. Постарайся отблагодарить тех, кто тебе дал кусочек своего сердца и устроил тот отдых, который нельзя было бы получить здесь, на Кавказе. А чем ты можешь отблагодарить? Прежде всего тем, что выскажешь свои чувства и не будешь из глупой застенчивости и деликатности прятаться и скрывать то, что надо учиться показывать и возвращать по принадлежности.

Нет горше обиды, как доброе чувство попадает на холодную, каменистую почву человеческого сердца. Кроме того: если можно, чем можно — постарайся оказать услугу тем, кто тебе ее оказывал.

Итак, не уезжай, не расплатившись со всеми не только деньгами, но и чувствами. Кстати, о деньгах. Хватит ли их? Будет скандал, если тебе придется занимать у Сулера, который и без того едва сводит концы. Рассчитай же хорошенько. И не стыдись свести счеты толком. Меня волнует, что мы не сумели внушить тебе и Кире большую аккуратность в деньгах, особенно — чужих. Между тем, что может быть вульгарнее, грубее, неделикатнее и хамоватее, когда люди относятся к чужим деньгам, как к своим собственным. Молодежь обыкновенно не понимает этого. Она не умеет поклоняться деньгам, и это, конечно, очень хорошо, но тотчас же от этой крайности бросается в другую, в презрение к деньгам и не только к своим, а и к чужим. Презрение к чужим деньгам равносильно любви к ним, скаредности, нечистоплотности. Беда быть нечистоплотным в деньгах. Чтоб этого не случилось, лучше быть чрезмерно аккуратным.

Поэтому и на этот раз — со всем вниманием вспомни, догадайся, что и где и кому ты должен за все это время. Ведь обязанность лежит на том, кто должен платить, а не на том, кому должны платить. Последний не обязан напоминать и помнить.

Я, точно Полоний, читаю тебе наставление: как жить. Это потому, что мне очень хочется, чтобы ты воспринял свободу и самостоятельность не с внешней — глупой и эгоистичной стороны (что так часто бывает в молодых годах), а с другой — важной, внутренней, альтруистической стороны. Чтобы быть свободным, надо заботиться о свободе другого. Итак: уезжай джентльменом не только по фасону платья a la […], но и по складу души a la Чехов Антон Павлович. Когда же и как ты поедешь? Мы (о ужас!) благодаря слепоте бабушки остаемся на Кавказе, т. е. в Кисловодске.

Тебе комнаты не снимали, сами переезжаем туда 28 июля (Кира раньше). Напиши, во-первых, к какому числу записать тебе комнату, а во-вторых, запиши заранее место из Киева на Минеральные воды. Сюда идет один вагон-микст I и II кл. Это очень мало, и надо заблаговременно послать письмо. О себе ничего не пишу. Ты так все хорошо знаешь. Я целый день пишу, но на этот раз не записки, а письма, — сколько их!! боже мой, и все неотложные. Часа по три сижу за столом ежедневно. Половина времени уходит на переписку о студии, по вопросам квартиры. Это такая сложная переписка, в которой надо и чертить планы и предвидеть то, что было, что есть, что может случиться.

Ужаснее всего то, что квартиры нет, что со старой нас гонят, что некуда свалить имущество, и я ломаю голову, как вывернуться из положения, сидя здесь, вдали. Скоро все съезжаются, и о квартире — нет помина. Вот это темная сторона жизни. Другое облако — это Кирин романтизм. Она по-детски понимает самостоятельность и хочет ради нее ездить вдвоем с каким-то сукиным сыном проводником, гулять одна в степи по ночам. Не только я, но и все здешние дивятся, зачем надо ходить в стаю волков без пистолета. И тут сижу точно на кончике стула…

Погода у нас дивная. Хотя бывают и холодки с дождями. В Кисловодске Бравичи, Третьяковы, Качалов (видел Вострякову, она спрашивала о тебе), Балиев, Ракитин; здесь Книппер, Муся Жданова и т. д. Все та же компания, все то же ресторанное настроение.

Получил письмо от Володи Сергеева 2. Прежде всего, его задержали в Москве и хотели судить по-военному за то, что он обругал частного пристава. Это его испугало и взволновало. Он прислал телеграмму, и я должен был писать письма всем знакомым властям. Удалось затушить дело.

Вторая беда: именно потому, что он кончил в этом новом педагогическом институте, — его никуда не принимают в Москве и предлагают ехать в провинцию. Он и отказаться не может, так как обязан за ученье служить 3 года, где прикажут.

Очень волнуюсь и за него и за тебя. Как же ты останешься без него в последние годы?! Опять надо писать и думать, как выкручиваться.

Ну, пока кончаю. Обнимаю тебя нежно, любовно. Скучаю, но терпеть могу. Мама начала сильно волноваться и просыпается по ночам. Ей все что-то представляется. Думаю часто и много о тебе. Обними крепко Сулера и поцелуй обе ручки Ольге Ивановне. Я им обоим бесконечно обязан и буду писать на днях. Вахтангову поклон и объятья. И в другом доме — обнимаю Москвина (очень он меня беспокоит), Массалитинова.

Нежно любящий

папа

Митю и Алешу поцелуй. Не перечитываю — скучно — прости. С наступающей именинницей Кирой, завтра, в воскресенье!