272*. Вл. И. Немировичу-Данченко

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

272*. Вл. И. Немировичу-Данченко

24-11-1907.

24 ноября 1907

Москва

Дорогой Владимир Иванович!

Простите, что задержал Вас ответом.

Вернулся поздно, утомился на фабрике, болит голова.

1) Гзовская известила меня о том, что Мария Николаевна была у нее. Она не придает значения происшедшему инциденту и — удовлетворена 1.

Чтоб доказать это, она заедет к Марии Николаевне.

Хоть я и жалею о том, что Мария Николаевна выбрала домашний, а не более достойный, официальный способ для окончания конфузного для нее и театра инцидента, тем не менее эту часть моего требования я считаю поконченной.

2) Если Н. Г. Александров как пайщик и режиссер удовлетворен письмом Марии Николаевны, я считаю и эту часть моего требования выполненной.

3) От переговоров и извинений Марии Николаевны я отказался совсем не потому, что я отношусь к ней плохо.

Напротив. Не всегда добрые чувства высказываются одними одобрениями.

Я поступил так, чтобы образумить ее, пока еще не поздно. Она не знает артистической этики, а без этого знания нельзя быть актрисой.

Пока я в театре, я буду со всею строгостью относиться к ее поступкам в стенах того здания, в котором мы служим общему делу. Так воспитывались Щепкины, Федотовы, Ермоловы. Так воспитал себя и я сам. Такого же строгого отношения я прошу и для моих учениц, будь то Гзовская, Барановская и пр.

Чем строже этика, тем порядочнее отношение к искусству, в противном случае театр превращается в забаву.

Мое отношение к Марии Николаевне — отношение старшего к младшей, опытного к начинающей.

Мне бы очень хотелось, чтобы Мария Николаевна знала и задумалась об этом.

4) Остается еще одно необходимое для меня условие. Оформить поступление Гзовской, ее право посещения репетиций и спектаклей, ее право заниматься в театре (т. е. брать уроки у меня и у Александрова), конечно, постольку, поскольку эти уроки не мешают работе театра и школы.

Я убедительно прошу покончить с этой формальной стороной поступления Гзовской в ближайшие дни.

Как я уже заявлял на заседании 16 августа, Гзовская просит то жалованье, которое получает в императорском театре, т. е. 3000 рублей.

С разрешением этого последнего вопроса я согласен взять свое заявление обратно.

Для заключения — я добровольно даю Вам такое обещание, как знак уважения и доверия к Вашей деятельности в театре. Если когда-нибудь я очутился бы в Вашем положении, а одна из моих учениц в положении Марии Николаевны, я скажу ученице: «Вы совершили неприличный и оскорбительный для театра поступок и потому обязаны немедленно его исправить, согласно требованию того, кто создал это дело и составляет его душу. Вы обязаны, не выходя из этой комнаты, написать или требуемые извинения или прошение об отставке».

Буду счастлив, если заслужу от Вас такое же доверие к себе, хотя бы в те трудные минуты, когда приходится отрывать от сердца то, что приросло к нему за 10 лет, о чем мечтал всю жизнь.

Если я решился на такую операцию, значит, у меня есть серьезные мотивы, которые заслуживают внимания.

Такого отношения я не заслужил и виноват в этом — сам я.

Я плохой директор. Я слишком слаб.

Ваш К. Алексеев